the real 13 (1/2)

На вечеринках скучно.

Уныло, паскудно, безынтересно, паршиво, тускло, никак, убого, неприятно, ебано. Мысли перебирали все доступные синонимы.

Обычно он был занят работой, обычно все вокруг было просто цветной декорацией, раздражающей, но не важной, и не касающейся его, потому что он не был частью этого, он был функцией, отдельной точкой от всего этого беспорядочного веселья. Он скользил по людям взглядом, определяя тех, кто готов потратить немного денег, а иногда и выложить приличную сумму, за что-нибудь по серьезнее, и тогда их можно было перевести на Марка. Он любил отвлекаться игрой, пытаясь угадать просто смотря, кому и что могло бы быть нужно от них.

В этот раз игра только тоскливо напоминала ему о том, что ему нечего тут делать.

Тоскливо. На вечеринках тоскливо.

Возможно, он бы хотел просто расслабиться и получить удовольствие, но ему так, блять, скучно.

Он теребит собачку замка на капюшоне, двигая ею туда-сюда, и в итоге все-таки поднимает ее до уровня носа, чтобы отпить еще пива.

Они притащились сюда в толстовках скелетов, с капюшонами, способными полностью закрыть лица, если застегнуть на них молнию, и он даже не стал спрашивать в каком убогом месте Джош их достал.

Ему, может, правда не хочется быть таким.

Ему, может быть, самому страшно, когда его охватывает тяжелое чувство онемения, когда его просто не может ничего порадовать. Когда в голове не остается ничего, блять, хорошего. Каждый раз, кажется, что сердце запуганно дергается, слишком запоздало, когда раздражение, отвлекающее его до самого конца, на все вокруг, на абсолютно всю реальность в которой ему приходится находится, сменяет абсолютное ничего, оно сжимается слишком поздно, потому что, когда оно разжимается – Тайлеру уже плевать.

Но пока с ним раздражение. И Тайлер уже смирился, что он жалкий еблан, потому что вот это его успокаивает, да.

Джош отошел всего на “пару минут”, заметив в толпе Марка, и позвав Тайлера с собой, но он отказался. И теперь Джош запизделся с ребятами, а Брендон уже развязно обнимает его за плечи рукой, почти падая на него, и Тайлер видит, как улыбка на губах Джоша выглядит все еще живо, но глазами он стреляет в Эшельмана, просто транслируя “спасите”.

Тайлер хмыкает.

Тайлер, может быть, правда предпочел бы все еще быть влюбленным придурком, бешеным от внезапного счастья, бьющегося в голове, сердце и члене. Но он не контролирует это. Оно накатывает на него, и его никогда, блять, не спрашивают.

Нет, конечно, он все еще чувствует к Джошу все, что чувствовал утром, начавшимся для него в этот раз в чуть позже трех часов дня, когда тот будил его, вначале поцелуями, потом, более жаркими поцелуями, а потом щекоткой, когда ему надоело ждать, когда тот встанет с кровати, чтобы оценить костюмы.

Просто сейчас оно где-то внутри, а серое, мерзкое раздражение – здесь. Везде. Во всем его теле и далеко за его пределами.

Он не хочет никому портить настроение. Он не хочет идти к ребятам. Он не хочет притворяться, что этого сейчас с ним не происходит.

Но он допивает пиво, расслабленно улыбается, и шагает к ним.

– Эй, Тайлер, – Брендон пытается перевалиться с Джоша на него и Тайлер немного отстраняется, мысленно – он отстраняется на много, в идеале, на другую планету.

– Эй, Брендон, – он кладет руку ему на плечо, формально по-дружески, но по факту устанавливая дистанцию.

– Ну что у тебя с еблом, а? – и Тайлер думает, что, наверное, Брендона от всеобщего забвения спасает только врожденное обаяние, – Выглядишь так, будто тебя кто-то прямо сейчас гладит по анальной трещине.

Пиздец, ну. Он же даже улыбается, блять, что еще за доебки?

– Я наслаждаюсь жизнью. С таким лицом.

– Да камон, неужели ты в те полгода истратил весь запас своих хилых тусовочных сил?