9. "Дети Декабря" (1/1)
"Когда ты был мал, ты знал все, что знал,И собаки не брали твой след.Теперь ты открыт, ты отбросил свой щит,Ты не помнишь, кто прав и кто слеп.Ты повесил мишени на грудь,Стоит лишь тетиву натянуть;Ты ходячая цель,Ты уверен, что верен твой путь".***Скольский ужинал в "Тавриде". На сцене вяло перебирала струны группа "Африка", наводя тоску на редких посетителей. Хорошо, что он сидел в своем любимом закутке, из которого мог видеть только микрофон, который сегодняшним вечером был пуст.Отругав себя за излишнюю сентиментальность, он осушил бокал красного вина одним залпом. Здесь, в этом ресторанчике, особенно живыми ему казались воспоминания о безалаберной юности, о его первой группе, о пластинках "Битлз", которые отец разбил молотком.Все это было, пока в его жизни не появился Крымов. Вообще, Скольский никогда не стремился к идеологически-правильной жизни, но этот субъект перевернул его мировоззрение с ног на голову.Старше на шесть лет, он уже успел отсидеть в тюрьме, а теперь катался по многочисленным городам СССР, творя новые и новые противозаконные делишки. И, как оказалось, это так просто - иметь то, о чем большинство советских граждан могло только мечтать.
Но, за все хорошее приходится платить, он быстро этому научился. Потеряв жену, которая не захотела связывать свою жизнь с бандитом, Скольский возненавидел своего "друга", но, вот остановиться уже не смог, только каким-то чудом избегая тюрьмы.И вот, спустя много лет, возвращается ОН, превративший его в лживого, бесчестного и жестокого робота. Крымов попытался установить в Ялте свои порядки, да только было одно "но". Юная девушка, годившаяся ему разве что в дочери. Хорошо, с кем не бывает, правда? Как говорил Остап Бендер: "Седина в бороду, бес в ребро".
Он послал следить за ней своих людей, полагая, что она замешана в грязных делах своего покровителя. И каково же было удивление, когда так или иначе судьба приводила ее в "Тавриду". Она ничего не делала, приходила слушать музыку, иногда теряясь где-то среди людей в компании Бананана - главного заводилы всех вечеров и причины всех головных болей Скольского.Нет, не из-за своей немного странной музыки, а из-за фамилии и из-за поразительного сходства с матерью, которая девятнадцать лет назад предпочла растить ребенка сама, несмотря на презрительное клеймо одиночки.
Да, он был его сыном, хотя в это тяжело было поверить. Быть может, поэтому Скольский так много времени проводил в "Тавриде" и именно это заставило его делать то, от чего давно отвык – проявлять заботу.Двадцать лет ему удавалось держаться в стороне. Он научился жить, не сталкиваясь с бывшей женой и сыном, что крайне трудно в их небольшом городе. Но, в то же время, он знал об Антоне все, что должен был знать отец, поэтому ему не составило труда отыскать дачу, на которую сын вместе с Аликой сбежали после его звонка.Тяжело дыша, рядом с ним на свободный стул опустился Руденко, заталкивая ногой под стул спортивную сумку.- Что, тяжко без машины то? – засмеялся Скольский.- И не говори, - Руденко похлопал себя по внушительному животу, - номер вскрыли, все вещи собрали. Не могли найти паспорт, пришлось сейф ломать. У него денег там – весь Крым купить можно, сука.- Не купит, и не таких скотов отсюда выживали. Я вот думаю, если завтра его не закроют, выпишем ему путевку на дно Чёрного моря.- Как бы шестерки его не показали зубы, хотя, видел я их, ни ума, ни фантазии. Без Крымова ничего не стоят!- Ну, вот и чудненько! – Скольский вновь наполнил бокал, задумчиво глядя в сторону сцены, - интересно, что бы было, если бы я музыку не бросил?- А ничего, в дурдоме бы сопли пускали. Ох, не любит наше государство творческих людей!- Вот не скажи. Сейчас время такое… Интересное. Завидую я им. Ты увези вещи Алики на дачу, не смогу я снова изображать, что не знаю своего сына.***- Нет, ты спятил! – рявкнула Алика, испугавшись своего голоса. – Ты доверился абсолютно незнакомым людям, как же так? Как?Её трясло с головы до ног. Стараясь не расплакаться от ужаса, Алика до боли вцепилась ногтями в свои коленки. Она никогда не лезла в дела Крымова, лишь однажды она совершенно случайно услышала обрывки телефонного разговора. Было мало что ясно, однако после фразы ?петлю на шею?, она поняла, откуда его несметное богатство, и что ей же будет лучше помалкивать.- Ведь никто не умер? Верно? Ты переживаешь ну точно как моя мама, когда я не пообедаю, - с улыбкой ответил Антон на её истерику.– И, почему-то, мне кажется, что я знаю этого человека, который разговаривал со мной.***?Крымов Андрей Валентинович. Имя настоящее. Родился в 1936 году в Москве. Детство и юность провел в Ташкенте. В 1954 – 1955 г.г. учился в Институте иностранных языков в Москве, откуда был отчислен в мае 1956 года за поведение, порочащее звание студента. После отчисления проходил по делу о валютных махинациях. Отбыв срок, вышел на свободу. В дальнейшем не работал. Начиная с 1980 года, проходил свидетелем по 12 разным уголовным делам, осужден не был…?.- Я не могу больше, - прошептала Алика, стараясь снова не расплакаться.
Хорошо, что мама Антона пошла за мороженым, оставив их вдвоем на перроне.Бананан выдернул из её рук злополучный листок, который он нашел в почтовом ящике и из которого узнал, что Крымов был убит при попытке к бегству во время задержания.- Я просто представила, если бы я тогда не пошла в ?Тавриду?, сейчас лежала бы рядом с ним на прозекторском столе, вся холодная…"Здравствуй, я так давно не был рядом с тобой,Но то, что держит вместе детей декабря,Заставляет меня прощаться с тем, что я знаю,И мне никогда не уйти, до тех пор, пока..."- Тс-с-с-с-с, - шикнул Антон, прижимая её к себе, как маленькую, - ты ведь моя зима. Моя удача. Забудь,просто забудь, ведь все уже закончилось. Слушай, вот если вдруг, допустим на одно мгновение нам станет исключительно гнусно, вот, - он достал из кармана кассету, - поставь это.- Поезд Ялта – Ленинград отправляется со второго пути через десять минут. Повторяю, поезд… отправляется…Марья Антоновна, конечно, расплакалась, когда они сели в вагон и теперь махали ей через стекло. Алика знала, что они обязательно вернутся, уже совсем скоро, в этот чудной город со снежными пальмами, потому, что здесь их теперь ждали. Здесь их любили.