8. "Сорван занавес дня". (1/1)
- А если мы не будем вашими послушными кроликами?- Тогда я не буду таким добрым и лояльным, молодой человек. Не забывайте, в какой замечательной стране мы живем. Вы подумайте, - он взглянул на часы, - о, мне уже пора. Совсем из графика выбиваюсь, - кгбэшник протянул руку. - Рад был нашему знакомству.- Не скажу, что это доставило мне удовольствие, - съязвил Бананан.- И, всё-таки, возьмите рюкзак.- Хм, предпочитаю питаться подножным кормом и солнечным светом. Что-нибудь еще?
- Можете идти, Антон Антонович.
Не попрощавшись, Антон резко повернулся и быстро пошел в сторону дома.Скольский, на случай, если юноша обернется, не торопился вернуться в машину. Наконец, когда высокая сутулая фигура в плаще скрылась во дворе, он, хлопнув дверью, оказался на заднем сидении.- Поговорили? - смеясь, поинтересовался Руденко, сидевший за рулем.- Поговорили, - вздохнул Скольский. - Милый, доверчивый грубиян. Интересное поколение. А из меня вышел отличный "гэбист", не ту я профессию выбрал.Руденко громко захохотал.- Куда едем?- Домой пока. Можно будет позвонить Крымову, предложить ему помощь в поисках его блудной девицы и голову музыканта на блюде, хотя, хрен с ним. Не сегодня - завтра его примут и прощай, Андрюшенька, не надо было тебе наводить свои порядки в чужом городе. Мы здесь не любим таких.***"Но спросили меня: "А жив ли ты?"Я сказал: "Если с ней - то да". "Алика по-прежнему сладко спала. Прикрыв её пледом, он поднялся на второй этаж и поднял телефонную трубку, набирая номер санатория.- Алло, мам? Мам, я в Симферополе.- Что случилось? Что ты натворил?- Ничего, ты не волнуйся, тут музыкант нужен. Хороший музыкант.- Понимаю, что уже поздно тебя воспитывать, верно?- Ага.Молчание.- Ты только береги себя, Антош. Когда вернешься?- Через пару дней. Ну, пока, мне надо идти.Телефон жалобно звякнул, когда трубка вернулась на место. Антон сел в кресло и попытался отогнать чувство страха.Он вообще-то редко его испытывал, но когда оно все-таки приходило, сходил с ума.Именно это заставляло его петь странные песни, носить очки без стекол, рисовать свои сны и постоянно фантазировать.Страх. Страх попасть в общую машину серости. Движение против толпы. Против несправедливости. Против обыкновенности. Как можно быть человеком, когда тебе отовсюду твердят быть как все? Не слушать. Вырастить у себя в голове новый лучший мир.
Вчера он ходил с пакетом на ухе, сегодня сбежал от бандитов, завтра он женится на Алике, потому что только благодаря ей он понял, что все делает правильно. Послезавтра напишет книгу. Не ту выдуманную, а вполне настоящую, осязаемую. А потом сожжет ее, потому что ему так будет угодно. И снова станет носить пакет на ухе.Антон не знал точно, сколько времени он провел за размышлениями. В голове бушевали всевозможные мысли, одна из которых особенно зацепила его. Сейчас тот самый момент, когда нужно собирать рюкзак и бежать из опустевшей продрогшей Ялты. Проводя чудесные вечера летом в этом доме, он слушал рассказы о городе на Неве и почти бредил, что однажды он запрыгнет в поезд и... Его там ждут, это Антон знал точно. И не только люди, в его фантазиях казалось, что даже мостовая стонет от ожидания того, когда он сможет пройтись по ней.***Дверь тихонько скрипнула, и вошла сонная Алика.- Привет, - пробормотала она, - а я тебя потеряла.- Не бойся, - Антон протянул ей руку, -я теперь всегда буду рядом.Алика стиснула его пальцы и села на ручку кресла, а Антон положил ей голову на колени и блаженно закрыл глаза."А над всей землею горит звездаЯсная как твой смехМы с тобою вместе дойдем туда,
Где горит звезда для всех, для всех..."- Мне снилось, что я упала в пропасть, а ты стоял на краю и звал меня. А я падала, падала. Казалось, что это будет длиться всегда. Такой ужас..., - голос предательски дрогнул. Алика погладила Антона по голове. - А у тебя волосы вьются...- Интересно, ты хоть успеваешь обдумать то, что собираешься сказать? - рассмеялся он, чувствуя мурашки от её прикосновений.- Как будто ты думаешь, - притворно обиделась Алика.- Я всегда думаю, иначе давно бы перестал быть собой.- Слушай, я внизу видела какую-то красную трубу, это что?- Сейчас узнаешь.***Удобно устроившись на полу напротив Антона, Алика приготовилась слушать, не сводя глаз с красной штуковины, мало понимая её смысл.- Итак, барышня, это the communication tube.- Что что? - не сразу сообразила она. В школе Алика изучала немецкий и английская речь ей казалась потоком несуразицы.- Коммуникационная труба. Допустим, тебе нужно поделиться со мной каким-нибудь душевным переживанием. Приводим трубу в position number one. Ты туда говори, а я буду слушать.- А что говорить?- Ну например, что у тебя там было с этим папиком...- Не такой уж он и плохой человек, - Алика поняла, что сказала глупость. - Впрочем, дерьмо тоже не такое ужасное, пока им не вымажешься. С Крымовым я всегда думала, что все делаю неправильно. Дурь просто, предупреди, когда начнешь терять ко мне уважение, ладно?- Отлично, тогда приводим трубу в position number two. Ты слушай,а я буду говорить. Екатерина Вторая долгое время состояла в переписке с Вольтером, ведя дневники откровенного содержания. Другие придворные дамы вели просто дневники. Все изменила революция!- И что это значит?- Просто высказал мысль из книги.- При чем тут Екатерина?- А при чем тут уважение? Хочешь фокус покажу?Алика отложила communication tube в сторону. Антон вытащил из-под тахты запыленную пальму, склеенную из конфетных оберток и прикрепил ее в центр пластинки, которая осталась в проигрывателе.- Ща вернусь.
Он вернулся через несколько секунд, держа в руках пиалу с горсткой чего-то белого.- Включай!Алика запустила пластинку с самого начала."Пока цветет Иван-чай, пока пшшшшшшш... чайМне не нужно других пшшшш, кроме тебяМне не пшшшшшшшш..."Пластинка шипела, и некоторые слова пропадали, когда иголочка попадала на кристаллики соды, которую Бананан щепотками сыпал на пальму.- Удивительная картина мира. Пальмы в снегу. Ялта зимой. Алика со мной.