Oddinary (1/2)
— Чёрное, чёрное и… чёрное? — Хёнджин по очереди поднимает выбранные вещи и осматривает.
— Мне нравится, — пожимает плечами Чан.
— Нравится-то понятно, но чьи поминки? Вроде бы всё наоборот. Налаживается.
— А что предполагалось? — осторожно спрашивает Чан.
— Не бери в голову, — фыркает Хёнджин. — Обошлось же.
Чан сглатывает, пытаясь поймать взгляд Хёнджина, но тот безмятежно разглядывает складки на ткани, как будто это важнее. И Чан только сейчас начинает осознавать, насколько опасно всё вокруг. Толком-то он даже Хёнджина не знает, вот сейчас тот улыбается… чему? И ничего же не рассказывает, только щурится, если спросить.
— Зато ты понабрал в гардеробчик тряпок из позапрошлого века. Себе всё, или этому… Киму? — Чан хмыкает.
— А зря смеёшься, — бурчит Хёнджин. — Я часто с ним советуюсь. Можно бесконечно пытаться быть аутентичным, но он-то видел и помнит, как тогда одевались.
— Когда… тогда?
— Например, в восьмидесятые. Девятнадцатого века, — Хёнджин откровенно хмыкает.
Чан пытается быстро подсчитать в уме, и примерно сходится. Вот же… нет, это даже представить невозможно. Старые бессмертные вампиры — сказки из детских книжек! Один из них не должен был его обратить! Так не бывает — не с ним! Это фантастическая жизнь, для кого-то другого, для киношных героев!
Проводит языком по заострившимся клыкам. Не. Может. Быть. Вампир не должен смотреть на него из магазинного зеркала, поверхность которого может в любой момент стать порталом куда угодно. И его возлюбленный тоже не должен быть вампиром! Улыбаться ему, быстро куснув губу клычком. А самый старший из них всех не должен делить с другим детскую футболку! Это слишком неправильно!
— Кстати, а где он? И его парень?
— Не знаю, — Хёнджин вертит головой. — Вроде не переодеваются. Смылись, наверное, не попрощавшись. Ким часто так делает — ещё и ходит бесшумно. Только что тут был — и всё, как растаял. И дурной пример заразителен. Позвонить ему?
— Да зачем, — пожимает плечами Чан. — Он меня и так уже задолбал своим «наказанием». Даже здесь пристал, ну я его и послал, куда договорились.
— Вот они и смылись, — пожимает плечами Хёнджин. — Чемоданы собирать, билеты покупать.
— Я только рад буду, если этот Ким будет подальше, — ворчит Чан.
— Но лучше, чтобы он был поближе, — неожиданно серьёзно отзывается Хёнджин. — Хотя пока Минхо рядом, всё будет нормально.
— Не рядом, — возражает Чан. — Сначала Феликс ушёл, потом он за ним.
— Вон он, — Хёнджин кивает в сторону, отложив вещи Чана и разглядывая теперь уже свои.
Чан смотрит через прозрачную стену магазина и действительно видит обоих вампиров. Феликс прижимается спиной к стене так плотно, как будто хочет в неё впитаться, а Минхо ему что-то быстро и раздражённо говорит. Слов не разобрать совсем, но как только Феликс шевелит губами, Минхо тут же на него замахивается.
И желание бежать, защищать у Чана возникает бесконтрольно. Хотя он помнит, как камень под пальцами Минхо превратился в песок и пыль, и нечего ему противопоставить. Но… там же Феликс! Крошечный и беззащитный… точнее, и не пытающийся защититься.
Но раньше, чем Чан успевает сделать хотя бы шаг, Минхо опускает руку. Не ударив — смотрит на свою ладонь так, как будто впервые видит. Сжимает в кулак. Разворачивается и уходит. Феликс остаётся. Запрокидывает голову, сглатывает, закрывает глаза.
Хёнджин пытается удержать Чана, но тот высвобождает руку. Не вмешиваться? Но, помимо всех человеческих чувств, он ещё и как вампир — Князь. А значит, может просто запретить такое! Может же?
Как только Чан подходит, Феликс открывает глаза и улыбается, как будто ничего не случилось. Оправляет футболку, которая ему и так не по размеру, оттягивая ещё сильнее вниз, чуть не до колен.
— Всё хорошо? — интересуется.
— Это я должен спросить, Феликс. Это у тебя не всё хорошо.
— А, ты видел, — Феликс отводит взгляд. — Всё нормально.
— Не нормально, — возражает Чан и слегка встряхивает Феликса за плечи. — если он тебя бьёт…
— Не ударил же, — тускло отзывается Феликс.
— Не уходи от этого разговора, — Чан пытается заглянуть ему в глаза. — Да, я вас почти не знаю, и да, я лезу в вашу жизнь, но так не должно быть. Ни у кого и никогда.
— А как «так»? Что ты знаешь о нас, обо мне? — Феликс не злится, его голос скорее усталый. — ты Князь, но много на себя не бери. Это — не бери.
— Но я же…
— Знаю, — резко перебивает его Феликс. — Хочешь помочь и всё такое. Все вокруг хотят мне помочь. Но делают только хуже.
— Но Феликс, — горячо возражает Чан, — а что если… он убьёт тебя?
— До сих пор же не убил. И вот ещё что, Князь. Тебе не приходило в голову, что смерть — не самое страшное?
Чан выпускает плечи Феликса, отшатывается. Слишком многое можно прочитать по его глазам, особенно — безумное, тоскливое отчаяние. Обречённое, с плавающими искорками сумасшествия. Жизнь — не главное? Сама жизнь?
— Крис, успокойся, — Хёнджин подошёл сзади и поглаживает по плечу. — Всё нормально, под контролем.
— Да, — соглашается Феликс. — Всё в порядке, Князь. И я пойду, мне Хан звонил, надо с ним переговорить.
— Мы с тобой? — охотно предлагает Хёнджин.
— Мне кажется, он лично со мной поговорить хотел. Ли Ноу поэтому взбесился, но всё правда в порядке. Забейте.
— Ты его давно так не называл. У вас похоже всё действительно… выравнивается?
— Хёнджинни, хоть ты не лезь. Не сегодня хотя бы, — вздыхает Феликс.
— Ладно, — тут же сдаётся Хёнджин, но Чан видит, как он надулся, обидевшись. — Иди, куда там собирался. А мы куда?
Теребит Чана за запястье, покачивает кучкой пакетов — похоже, купил всё, что навыбирал. Заглядывает в глаза. А Чан никак не может отвлечься, перестать думать о словах Феликса, который вместо того, чтобы идти на встречу, вернулся обратно в магазин и что-то снова выбирает на полках, кажется, брюки или шорты. Так спокойно рассуждать об этом… это потому, что он уже долго вампир, потому, что он привык к насилию, или потому, что понимает чуть больше?
Жизнь или тонкие пальцы, унизанные кольцами, стискивающие запястье? Ещё недавно Чан бы решил, что вопрос бредовый, но сейчас… он уже не так уверен.
— Куда захочешь, — пытается улыбнуться. — Мы можем отправиться куда угодно, совершенно бесплатно и мгновенно. Хоть на Северный полюс.
— Не такое уж жаркое выдалось лето, чтобы на полюс. Куда-нибудь пойдём, но надо сначала вещи скинуть.
— Не вопрос, — пожимает плечами Чан, — ищи подходящее зеркало.
— Вот ещё, — капризно фыркает Хёнджин. — Твой дар, ты и ищи. Сам.
— Поискать придётся, тут же камер полно. Вообще, как вы решаете… что-то такое? Например, мы пройдём через зеркало… вот этой витрины.
— Есть вампиры-специалисты, которые занимаются утечками информации, — поясняет Хёнджин. — Об этом Сынмин много знает, я с ним болтал. Говорит, всегда такие были. Пошли, в туалете точно зеркала есть, а камер не должно быть. Я не хочу пешком по песку опять час тащиться!
Чан мог бы возразить, что минут десять от силы и не по песку, а по вполне аккуратным дорожкам, и под сенью деревьев — но спорить с Хёнджином не хочется. Капризничает, да. Но к этому Чан уже начинает привыкать — и безобидно же.
— Но вот раньше люди могли только сказать, что видели вампира. Кто бы им ещё верил, — рассуждает Чан по пути. — А сейчас фотки, видео, всё сразу залетает в интернет.
— Зато раньше для того, чтобы простого человека объявить ведьмой, хватало рыжего цвета волос или умения рисовать. А сейчас можно сказать, что это всё фотошоп, постановка или нейросетью обработали. И популярность у вампирской темы сейчас околонулевая. Девушкам нравится, особо впечатлительным юношам. Но это всё фантастика, мы же существуем. И вообще, в мире, где есть k-pop айдолы, чтобы стать популярным надо сильно постараться.
— И целевая аудитория подозрительно совпадает, — хмыкает Чан.
— Вот тут ты не прав. Искусство, а музыка, танцы и перформансы выступлений — это искусство, бесспорно, не знает границ. Ни по гендеру, ни по возрасту, расе и так далее.
— Сложно объясняешь. Но я, кажется, понял. Это тонкие материи, в которые мне лучше не лезть.
— Творчество — неотъемлемая часть развития человеческой и вампирской личности.
— Да понял я, понял, — беспомощно сдаётся Чан.- Ты лучше мне скажи… вот эта граница, между человеком и вампиром… она где? Вы так чётко её проводите!
— Ох, Крис, — вздыхает Хёнджин. — Я надеялся, что ты задашь этот вопрос попозже. И не мне. А, например, Сынмину.
— Он, кажется, слишком занят.
— А по-моему, время как раз подходящее. Я его вообще никогда таким не видел, он… другой. По крайней мере, всегда таким был. Как загадка. Древний сфинкс. Кто его поставил посередине пустыни и зачем — неизвестно.
Какая-то мысль пытается зацепиться за сознание Чана, но не успевает — удалось проскользнуть в туалет незамеченными. Вряд ли охране придёт в голову подсчитывать количество вошедших и вышедших людей за день. Ничего же не случилось.
Зеркало находится сразу же — большое, от пола до потолка, только сильно заляпанное — как только Чан проводит пальцами по поверхности, те пачкаются в известковом налёте. Возникает вопрос — а куда девается вся грязь, когда зеркальная поверхность становится порталом? И тут же находится ответ — разлетается пылью, потеряв опору. Чану на мгновение интересно, где проходит граница между поверхностью стекла и грязью, но молекулы и атомы быстро становятся не важны — он уже втаскивает Хёнджина за руку в проём.
Осматривается. Он тут раньше не был, это точно не номер отеля. Просторное помещение напоминает скорее какую-то студию для репетиций — аккуратно уложенный, но нескользкий паркет, огромные окна, одна из стен — зеркальная, и в ней уже закрывается портал, Хёнджин не успел рвануться в него обратно. Остановившись, он оборачивается и бросает:
— Понятия не имею, как это работает, Крис, но мы не должны были здесь оказаться.
— А «здесь» — это где? — осторожно спрашивает Чан.
— В недостроенном доме. Моём. Нашем, — ту же поправляется Хёнджин.
Отбросив пакеты в угол, он тяжело плюхается на новёхонький диван у стены, с него даже не до конца ободрана упаковочная плёнка, и её клочки небрежно валяются рядом.
— Ну… ты всё равно хотел мне его показать, в чём проблема?
Чан подходит к окну, выглядывает, чтобы сориентироваться. Но вид открывается на холмы, густо поросшие деревьями, и лишённые каких-либо особых примет.
— Хотел позже. Тут пока буквально ничего нет, даже лестниц кое-где. Это самая оборудованная комната. Электричество есть, а вода техническая на уровне подвала. Тут ещё нечего смотреть.
— Теперь — очень даже есть, — улыбается Чан.
Подходит к дивану, присаживается рядом с Хёнджином, оторвав часть плёнки от спинки и кинув к остальным кускам.
— Я хотел… сделать что-то вроде сюрприза, — вздыхает Хёнджин. — Привести тебя сюда и показать, как танцую. Когда буду готов… хватит смелости.
Хёнджин потирается щекой о плечо Чана, сжимает его запястье, находит ладонь, переплетает пальцы. Его — ужасно холодные, и Чан тут же сжимает их, пытаясь согреть. Успокаивает:
— Ничего страшного не случилось, Джинни. Я готов ждать, пока ты будешь готов.
— Крис, — слабо зовёт его Хёнджин, и голос надламывается, — ты… лучше меня. Может быть, нас всех. Мы привыкли… только брать. Кровь у людей, и друг от друга — только чего-то хотеть. Заботиться для нас… это лишь инстинкт выживания, сохранения клана.
— Да ну, чушь, — мотает головой Чан. — Ты даже свою собачку только что в жопу не целуешь.
— Очень даже да, — фыркает Хёнджин. — Кками мой, куда хочу, туда и целую.
— Ага, видел я вашу любовь. Ты полчаса его уговаривал хотя бы носом тыкнуться. Он абьюзер, Джинни.
— Не наговаривай на малыша! И вообще, при чём тут это!
— Хорошо, другой пример. Мы все ломанулись Хана спасать из каких побуждений? Клан защищать? Или всё-таки он друг?
— Может, тебе со стороны и виднее, — соглашается Хёнджин. — Ты и обязан во всём разбираться, как Князь. И что же ты думаешь?
— Странное, — отмахивается Чан.
Но Хёнджин не отстаёт:
— Расскажи, интересно же.
— Вы семеро… надеюсь, что вскоре и я… как бы сказать… не друзья. Не совсем. Что-то вроде семьи. Когда вы иногда друг друга из самых последних сил терпите, но всё равно очень любите. Например, того же Минхо. Или Чанбина.
— Кого угодно из нас, — улыбнувшись, соглашается Хёнджин. — Мы все несносные, и с тобой тоже ещё наплачемся и намучаемся, ты просто недостаточно себя показал.