Glass maze (1/2)
Феликс нервно приглаживает волосы мокрыми пальцами и всматривается в зеркало. Выглядит — ужасно, Чанбин не зря шутил. И нет времени на то, чтобы хотя бы минимально привести себя в порядок после умывания — тональник Хёнджина Феликс вертит в пальцах и раздражённо отбрасывает — одним им не обойтись, лучше вообще ничего не делать.
— Нет, Феликс, на тебя смотреть тошно. Ну давай всё-таки под ручку выйдем, а?
— Хан, я тебя очень люблю и всё такое, но не доводи хоть ты.
— Ладно, понял-принял. Ты даже к полотенцу бережнее относишься, чем к окружающим. Думаешь, тебе всё продолжит сходить с рук только потому, что ты выглядишь, как ангел и можешь швырнуть автомобиль в лицо тому, кто недоволен?
Феликс вцепляется побелевшими пальцами в раковину. Князь должен быть не только самым сильным, но и терпеливым. Особенно, когда кто-то другой прав. Конечно, Хан не посмел бы и рта раскрыть, будь в одном клане с Феликсом. Но… так даже лучше. Знать о себе правду — необходимо, хоть и всегда больно до тошноты.
— Хан, — Феликс облизывает губы и тихо повторяет: — Джисон, я тебя очень прошу. Не сегодня и не здесь.
— Хорошо. Я всё понимаю. Шансов у меня не было, да?
Феликс мотает головой, сглатывая горько-солёную слюну. Хрипло произносит:
— Пока жив соулмейт, всё бесполезно. А если он мёртв — тем более, Хан. Ты же это знаешь.
— И что мы не животные, Феликс, — Хан подходит поближе и поглаживает Феликса по плечу. — Только кажется, что хищники, волчья стая. Но если ты всё решил, я останусь здесь.
Феликс перехватывает его пальцы на плече, легко сжимает.
— Спасибо, Хан. Я должен. Прежде всего — как Князь.
— Бросал бы ты это дело, — Хан похлопывает его по плечу и отступает.
Феликс разгибается, выпускает многострадальную раковину, Поправляет корону в волосах — Княжеский знак, без него никуда. Старается не оборачиваться — слышит щелчок зажигалки и чувствует тонкий аромат дорогого табака. Курить Джисон пристрастился ещё в тюрьме, и хоть Князь Чанбин ему запрещает — продолжает, но уже и гораздо меньше, и несомненно более дорогие сигареты.
Чанбин и Минхо может запретить вообще что угодно — и это успокаивает, Феликс глубоко вдыхает и сбегает по лестнице. Ничего ему не будет на встрече Князей. Нужно всего лишь выслушать Минхо — тот, похоже, не только с миром, но и с цветами. Вряд ли это очередное издевательство — столь тонко не в его стиле.
Феликс пересекает двор особняка, чувствуя, что все взгляды направлены на него. Привычно смотрит на светлые плитки, розовеющие от рассветного солнца — если он не наступит на стыки, всё будет в порядке. Один шаг, второй, третий… ошибка, ошибка! Феликс отчаянно закусывает губу. Оставалось так немного!
Поднимает взгляд — и встречает взгляд тёмных глаз Минхо. Внимательный и… тёплый? Тут же отводит глаза. Удивляется про себя — в этот раз Минхо не один. С ним Хёнджин — вежливо привставший с шезлонга и поклонившийся, и Бан Чан. Феликс не может сдержать улыбку — тот пялится во все глаза, приоткрыв рот. Хёнджину за него явно стыдно — смущённо улыбается, пытается извиниться глазами. Феликс отлично знает эту эмоцию — именно с ней Хёнджин дотрагивался до его макушки губами и шептал «прости». И потом ушёл к Минхо, оставив Феликса одного в руинах.
Ненадолго — его тут же разыскал Сынмин, на которого тогда было страшно смотреть — ни одного живого места, и не один открытый перелом. Он кинулся на Минхо первым, не задумываясь. И сейчас Феликс не жалеет о том, что отправил его вместе с малолетним шпионышем якобы осматривать сад. С заместителем за плечом переговоры с Минхо всегда внепланово осложнялись — эти двое не любили друг друга с того момента, как познакомились, и исключительно взаимно.
Феликс улыбается Бан Чану ещё шире, обнажая ряды зубов, демонстрируя клыки, потом только здоровается:
— Князья и свита, я рад приветствовать вас в своём скромном доме. Чем обязан вашему визиту?
Чанбин довольно щурится — у Феликса вполне убедительно вышло сыграть в то, что они видятся впервые за сегодня. И на обычной встрече Князей он бы не преминул взять первое слово, но сейчас — необычная. Он уступает Минхо, наблюдая за его действиями. И спокойствие передаётся Феликсу — в его отсутствие Князья успели поболтать.
— Вот, — Минхо протягивает Феликсу шикарнейший букет.
Лилии. Не обычные, на такую пошлость Хёнджин не способен — а что букет именно он выбирал, Феликс не сомневается. Охапка белых ликорисов. Вывернутые лепестки, паутина тычинок и пестиков. И только крайне падкий на романтику Хёнджин и садовник и знают, что они там на языке цветов значат, почему их такое количество и почему лента, которой они обвязаны, нежно-сиреневого цвета. И где их можно срезать едва ли утром.
Феликс — без понятия. Минхо, он уверен, тоже. А ещё вообще не ясно, к чему всё это. Феликс слишком устал за последние дни, чтобы даже попытаться предположить. Просто стоит и ждёт, что будет.
Минхо, похоже, столь мирного развития событий не ожидал — быстро и осторожно оборачивается в поисках несчётного множества острых предметов, готовых в него вонзиться, и камней потяжелее. Ничего такого, Феликс мирно обнюхивает подаренные цветочки — ход всё-таки был беспроигрышный. Боковым зрением замечает, как напрягся Чанбин, и только потом понимает, почему. Минхо делает шаг навстречу и протягивает руку. Ладонью вверх, как будто приманивает Феликса, как незнакомого, дикого уличного кота. Чтобы подошёл и с любопытством обнюхал, нет ли там чего-нибудь вкусного.
Только вот Феликс знает, как больно могут стискивать эти пальцы, как они сжимаются на шее кольцом, как играюче прижимают к стене до хруста в рёбрах, как…
— Пойдём.
Феликс сглатывает, пряча вздрогнувшие губы в белых лепестках. Впервые Минхо говорит лично с ним, не о делах кланов. И для обычно молчаливого Минхо выразить всё вот так, одним словом — ожидаемо. И то, что он исключительно подберёт момент. И всё равно в разуме Феликса — стеклянная метель из мыслей. Одно только точно, это ответ на «уходи». Но Минхо не вернулся — он просто пришёл и зовёт за собой.
Нюансы — это важно, и Феликс понимает, что он явно не улавливает их все. И что вокруг — звенящая тишина. Все ждут чего угодно, но всё зависит от него — того, что он сделает. Два раза Минхо не повторяет и ничего не предлагает, более того, лишнего мгновения не позволит подумать. Взвесить бесконечные причины «против» и отсутствующие «за».
Феликс кладёт свою ладонь сверху. Молча. Видит, как беззвучно ругается Чанбин, как бледнеет Хёнджин даже под слоем косметики, и как Бан Чан продолжает ничего не понимать, и озирается то на него, то на Минхо. Снова радуется, что рядом нет Сынмина, без сомнения остановившего бы его от такой глупости. И чувствует, как сжимаются пальцы Минхо. Осторожные, нежные… Феликс уже и забыл, что они могут быть и такими. Как в самую первую их ночь, когда Минхо сжимал его в объятьях. Ещё человек. И Феликс тысячу раз уже успел пожалеть о том, что не сдержался, что не продлил эту нежность чуть дольше — и был уверен, что потерял её навсегда.
Минхо очень уж быстро освоился, как вампир — жестокий, сильный и безгранично властный. Его, Феликса, Князя — он был готов повесить как трофей в гостиной. Так бы и сделал, не будь они соулмейтами. Феликс это отлично помнил, и всё-таки сжал пальцы в ответ. Он так устал, просто устал. И вместе с нежными прикосновениями родилось единственное верное решение — поддаться на очередную уловку Минхо, а как только он будет торжествовать, как только глаза его вспыхнут алым, и он плотоядно усмехнётся — попросить себя убить. Ему же этого надо, так? Пока жив соулмейт… пока они оба живы, это не закончится. И сил терпеть позор больше нет.
Феликс смотрит Минхо в глаза. Видит в них удивление, тут же сменившееся почти злорадным удовлетворением. Вот теперь это прежний Минхо. Но Феликс не чувствует страха. Даже перед болью — о ней всего лишь помнит. Берёт в расчёт, как риск — и соглашается вновь сыграть по правилам. Ни один вампир не умирает от старости в своей постели, и тем более — безболезненно. Возможно, это будет нестерпимо — но потом уже не нужно будет терпеть.
И он знает, что должен сделать ещё кое-что. То, что избавит его смерть от огласки и последствий. По крайней мере не явится Князь Хонджун лично, рвать Минхо в клочки. Было бы всё равно, но Хёнджина жаль, он странно привязан к Минхо. И этого, новенького, тоже. И опять всё портить… от особняка тогда вообще ничего не останется, и кто угодно ещё может пострадать. Нет, такого точно не нужно.
Феликс встряхивает волосами, телекинезом откалывает заколку — тренировки точности не прошли зря. И вместо того, чтобы со всей силы запустить её в зрачок Минхо, осторожно прицепляет её на псевдонебрежно выпущенную прядку Хёнджина.
— Я, Князь Феликс, снимаю с себя полномочия и возлагаю их на Князя Хёнджина. С этого мгновения и до конца времён.
— Я это засниму, — Чанбин действительно вынимает мобильный.