Sorry, I love you (1/2)
Сад достался Феликсу вместе с клановым особняком в наследство, и Сынмин помнит, в каком запущенном состоянии. Феликс грязи не любит — несмотря на его, мягко говоря, ветреность. Как-то это разделяет, и за растениями у него присматривают сразу два садовника. Однако нет и выстриженных под линейку лужаек — траву посеяли изначально низкорослую, нет никаких извращённых топиаров — кусты и деревья растут в привычных формах, им лишь подрезают старые и больные ветви, поэтому местами сад напоминает зарождающийся лес.
Есть ли в нём гибискусы — Сынмин не знает. Для него важнее расположение тропинок и мест, где мог притаиться враг Князя, поэтому сад он не любит — тут укромных уголков слишком много. Но умом всегда понимает — враг придёт изнутри, просочится в обслуживающий персонал. Поэтому всех слуг знает лично и большую часть свободного времени за ними ненавязчиво присматривает.
А насчёт Чонина, беззаботно глазеющего по сторонам, беспокоится в последнюю очередь — Минхо, конечно, не великий мастер сложных интриг, но даже он не будет действовать столь открыто, тупо и недальновидно. Но беспокойство Феликса ему всё-таки передалось — есть в вампирёныше что-то крайне подозрительное.
Сынмин бы сказал, что не в нём самом, а в обстоятельствах появления. Но Феликс же сам его назначил понаблюдать за мелким, и сам согласился на условия Минхо… а Минхо ли? Вообще насколько Князья знали о планах друг друга?
Но что несомненно — вампирёнышу удалось всех обмануть и запутать. Особенно его, Сынмина. Он не должен был так вот запросто привозить Чонина в особняк, ну никак не должен. Но вампирчик смотрел так умилительно и просил так жалобно…
Сынмин успокаивает себя тем, что вреда от того пока не наблюдается — рассматривает деревья и цветочки, бегает туда-сюда, от одной лампы, привлекающей кучу насекомых, к другой. Но настоящий сюрприз ещё впереди, и Сынмин ощущает что-то похожее на нетерпение. Странное чувство. Всё и так случится, зачем волноваться? Пытается справиться с ним и не может — это как ожидание праздника или похвалы. Лёгкое и свербящее.
А Чонин как назло не торопится — похоже, всё-таки нашёл гибискус. Обыкновенный, красный, уже опадающий — множество цветов лежит вокруг него в траве, как будто уставшие ночные мотыльки. Чонин подбирает один, нюхает, поворачивает в пальцах и спрашивает:
— Это из него делают чай?
— Нет, — качает головой Сынмин. — Чай делают из розеллы. Тоже гибискус, но белый и не такой красивый. Но бутоны красные, и чай делают именно из них.
— А тут растёт?
— Без понятия, — пожимает плечами Сынмин. — Можно у садовника спросить.
— У-у, нет, — возражает вампирчик, потирая вымазанный в пыльце нос. — Он будет долго и занудно рассказывать, а я погулять хотел. С тобой.
— Со мной?
— Ну, э… да? Мы же вроде бы… ты мне предложил… что не так?
Чонин действительно смущается и Сынмин в очередной раз укоряет себя за подозрительность. Даже сторожевому псу надо когда-то спать, ведь так? Может, и не нужно бесконечно подозревать всех вокруг в интригах? Да, Чонин кровное дитя Минхо, но что с того? Князь мог просто ошибиться на охоте, выпить у мальчишки слишком много крови — и обратить его вместо того, чтобы добить и скрыть этот факт ото всех. Да, это на него похоже — Минхо яростен, разрушителен, часто несдержан — но не бесчестен.
— Всё так, — отзывается Сынмин.
— Тебе как будто неинтересно, — насупливается Чонин. — Вернёмся?
— Князь Феликс очень настойчиво просил показать тебе сад, ты же слышал.
— Князь то, Князь это, — фыркает Чонин и подходит поближе. — А ты сам чего хочешь?
Сынмин вздрагивает, смотрит на вампирёныша пристальнее. Его никогда о таком не спрашивали. Нет, были диалоги вроде «какой сок ты будешь, клубничный или апельсиновый?», или «ты хочешь сверху или снизу?». Но поинтересоваться его желанием так непосредственно и искренне… а кто должен был? Точно не Князь. И уж точно не другие вампиры, которые при виде Сынмина старались в глаза ему не смотреть и не попадаться — он знал предначертанную судьбу почти всех. Знал, что за спиной его зовут «щеночком» за миловидную внешность и завидную преданность Феликсу. Но так было даже лучше — не ожидаешь же, что безобидный щеночек-гадалка сломает тебе руку? А он ломал и сломает ещё не раз. Даже Чонину, если потребуется. Но сейчас лишь мягко перехватывает его запястье, тянет за собой:
— Пойдём, я тебе кое-что покажу.
— Кое-что? — хитро тянет Чонин, но охотно идёт следом.
— Не то, что ты подумал, — хмыкает Сынмин, обернувшись. — Но наверняка ты такого ещё не видел.
Угадывает с привлечением внимания — глаза у Чонина вспыхивают так, что освещают ресницы красным, он готов забежать вперёд и нетерпеливо спрашивает:
— А зажмуриваться надо? И ты меня тогда отведёшь.
— Если хочешь, — разрешает Сынмин. — Тут негде споткнуться.
Похоже, вампирчик честно не подглядывает — идти стал медленнее и неуверенней. Точно понимает в сюрпризах побольше, чем Сынмин, и сейчас он этому только рад — с маленького и изящного гнутого мостика вид конечно же лучше. Сынмин осторожно подводит Чонина к резным перилам, кладёт его ладонь на них:
— Вот так, держись. Теперь можешь открывать глаза.
Вампирёныш тут же с любопытством их распахивает и приоткрывает рот. Чудо небольшое, рукотворное, — но всё-таки чудо. Мост перекинут через удлинённый пруд, дно которого усыпано разноцветной галькой и подсвечено, и тот тут, то там по мелководью проворно снуют разукрашенные рыбы. Белые с красным, чёрные, оранжевые, сине-серые, пятнистые и однотонные.
— Это карпы кои, — Сынмин не дожидается вопроса. — Если я не ошибаюсь, огон, кумонрю, тантё и кохаку. Но специально не интересовался.
— Понятия не имею, ошибаешься ли ты, — Чонин улыбается в ответ. — И я без понятия, с кем ты сейчас говорил этими японскими словами.
У Сынмина даже обидеться не получается — его никто не просил рассказывать. Его вообще редко о чём-то спрашивали, кроме снов — то ли боялись, то ли не хотели выслушивать подробные лекции.
— А рыбок можно покормить?
— Нельзя.
— Почему? — огорчается Чонин.
— Это редкие породистые рыбы, их кормит специальный слуга. Но их можно погладить.
— Что? Как котят?
— Как котят, — кивает Сынмин и улыбается.
Чонин этого не видит — уже перебежал мостик и пробирается по берегу пруда. Присаживается, нерешительно тянет руку к воде. Из неё тут же высовывается карп и любопытно тычется в ладонь.
— Ой! — вампирёныш отдёргивает руку.
— Ну что же ты, — Сынмин подходит сзади и кладёт ему ладони на плечи. — Они не укусят.
И сильно толкает Чонина. Тот, не удержав равновесия и не успев даже пикнуть, летит в воду, распугивая рыб и поднимая брызги. Падает на локти, изворачивается — да поздно. Сынмин уже прижимает его спиной ко дну, уперевшись коленом в грудь и стиснув плечи. Мелко, не захлебнуться — если он не надавит сильнее.
— Э-эй, ты чего!
— Я знаю, к чему снятся бои собак. И знаю, что ты соврал, наивно думая, что я не разгадаю загадку, не получу твоё предупреждение? ”Берегись, щеночек, тебя разорвут, а я — тот самый, кто это сделает”.
— Бредишь, — огрызается Чонин, но скалится, обнажив клыки, и этим себя выдаёт. — Я сейчас даже шевельнуться не могу.
— И не надо. Бороться со мной не советую. Но и врать — тоже. И теперь ты мне скажешь, что именно поручил тебе Князь Феликс.
Чонин вздрагивает, сглатывает. Сынмин удовлетворённо щурится — чутьё не подвело. Собачьи бои — это к предательству, на самом-то деле. Его толкования-предсказания давно просочились даже в человеческие сонники, но те никогда не учитывают контекст, весь сон целиком. А ещё людям вещие сны, как при Обращении, всё-таки не снятся.
Когда-то давно, в прошлом столетии, Сынмин был рассеянным и наивным — будь так до сих пор, он бы и количество котов у Минхо не назвал, не то что клички, окрас и повадки. С тех пор — сделал себя сам. Приучил тело и разум всё запоминать — и приёмы боя, уловки соперников, и всю информацию о вампирах и людях вокруг. Любая крупица может неожиданно пригодиться, а когда таких крупинок сотни тысяч — они выстраиваются, подобно нарисованным песком картинам — соразмерно и ясно.
— Я не…
— Ты не в том положении.
— Хорошо, — обречённо кивает Чонин. — Я не знаю, почему, но мне Князь чётко приказал только одно — держать тебя от него подальше и подольше.
— И всё? — недоверчиво переспрашивает Сынмин.
— И всё, честное слово! Клянусь жизнью, кровью и всем, что у меня есть!
Сынмин внимательно всматривается в лицо вампирёныша. Не врёт — но ему не было резона и клясться. Кажется, всё было заранее предусмотрено.
— Это правда, — соглашается Сынмин. — И Князю Феликсу нужно было и то, чтобы ты мне её выдал. А я поверил.
— Ох, — Чонин закусывает губу клычком и на миг отводит взгляд. — Всё так… чёрт. Князь Минхо же предупреждал.
— О чём? — Сынмину теперь искренне любопытно.
— Чтобы я держался от тебя подальше — загрызёшь. Так и сказал: «Щеночек — вервольф бешеный». Я не поверил. Да, дурак. Но ты же…
— Угу, — кивает Сынмин и обнажает клыки. — Лёгкая добыча. Только тому, у кого первая кровь на губах не обсохла, не достало ума призадуматься, а почему «щеночек» охраняет самого Князя?
На это Чонин только обиженно сопит. Но Сынмину его даже немного жаль — малыш старался изо всех сил, и, что важнее всего, у него получалось, причём очень хорошо. Не каждый профессиональный шпион сможет вот так, без труда пролезть в нужную постель и всё-таки оказаться в требуемом месте точно по плану. И если бы на месте Сынмина оказался кто-то менее бдительный, то всё бы удалось без подозрений.
Держаться подальше от Князя… Феликс бы и сам мог это приказать, напрямую — Сынмин бы не ослушался. Но нет, он хотел донести это через вампирчика. Зачем? Сынмин стискивает зубы. Князь моложе него — и всё-таки учит. Не дисциплине или служению — наоборот, жизни. Что не всегда нужно быть задёрганным цепным псом, и что и Князю нужно иногда решить свои дела самостоятельно, может, снова наделать ошибок или даже получить травму. Поговорить с Князем Минхо но… да, точно. Может, не как с врагом и конкурентом? Как с обычным вампиром, соулмейтом и бывшим любовником? Без вечно бдительной тени за плечом.
— Хорошо, — Сынмин ослабляет хватку на плечах Чонина и убирает колено с его груди. — Считай, что твоя миссия выполнена. Можешь уйти из особняка. Я не буду мешать встречи двух Князей. Можешь мне не верить, но остановить меня у тебя не получится.
Сынмин отпускает Чонина, выпрямляется, протягивает ему руку:
— Вставай. Если хочешь, отведу тебя переодеться.
Чонин вцепляется в протянутую ладонь. Пронзительно смотрит, облизывает губы и тихо произносит:
— Я знаю, как всё это выглядит, но…
— Хватит, — обрывает его Сынмин. — Я понял и это твоё дело. Ничего особенного не случилось.
— Ты мне правда нравишься! — выпаливает Чонин. — Честное слово!
— Хватит уже, говорю, — Сынмин пытается высвободить руку, но вампирёныш держит крепко. — Никто никому ничего не должен. Я давно догадался обо всём, прости. Надо было раньше всё рассказать.
— Нет, это ты замолчи! — Чонин щурит глаза, горящие алым. — Тоже мне, всё знаешь! А понимаешь? Ты вообще хоть что-то чувствуешь?