eleven (2/2)

А Мин — нет. Ян прикрывает лицо ладонями и с силой его трёт, размазывает макияж и устало опускается на скамейку. Её тошнит от себя и своей роли, тошнит от того, столько в ней всего искусственного и лживого. Нет сил идти вперёд, нет сил принять себя настоящую и показать людям. Нельзя, подумают, что лгала, что внутри прогнила и не такая сильная и уверенная, какой казалась всё это время. Рассматривая перепачканные ладони, девушка представляет вместо этого слоя макияжа свою ложь, нарисованную собственными руками. Перед глазами её маска, до этого почти прилипшая к лицу, её нагло обманутое прошлое, обманутые люди, с которыми приходилось видеться и общаться. Она как клоун в цирке, пока она в образе, нет ничего настоящего и никогда не будет. Свет погас, в зале не осталось больше зрителей. Так опустись же в этот мрак, позволь себе в нём утонуть хотя бы на эти несколько минут, забудь про всё и раскройся. Смой с себя эту тонну грязи, на это отвратительно смотреть. Опустись в воду, стань хоть немного светлее и задыши глубоко, покажи своё настоящее нутро хотя бы этой пустоте, этому ветру и пархающим птицам, что за метр тебя даже не вспомнят. Постарайся отпустить шею, не души, не царапай, оставь конфету без обёртки. Посмотри: на коже красные полосы, на лице, где-то на лбу, красным описана вся твоя ложь. Невидимыми чернилами на бумагами все твои достатки и недостатки, на другой, толстым видимым стержнем, то, что ты сама придумала для себя. Не тяни себя вниз, не заставляй падать и страдать сильнее, эта грязь потом не отмоется. Плевать. Просто плевать.

Дайте минуту молчания, и я закричу так, что сама оглохну, только если сама этого захочу.

Сейчас не хочу.

— С тобой всё в порядке? — напротив приседает не пойми откуда появившаяся Ника, чем заставляет старшую вздрогнуть. — Что случилось? Ты очень... неважно выглядишь. Мин сразу хмурится и отводит взгляд в сторону, прикрывая и так увиденное лицо ладонью.

— Мне лучше некуда, — тихо отвечает она, едва не кидаясь в рыдания от стыда. — Иди, куда шла, я в полном порядке. — Убери ладонь, — осторожно просит она и роется в рюкзаке. Не отдавая поискам много времени, достаёт толстую пачку салфеток и приятным запахом и, слегка намотав на два пальца, поворачивает лицо Мин к себе. — Не отворачивайся, чтобы я не промахнулась, пожалуйста. Ян собирается возражать и тянет ладонь к руке младшей с желанием отодвинуть, но замирает, тупо смотря в карие глаза напротив. Сколько нежности и желания помочь, что она едва не давится, сколько доброты в этих глазах, что мурашки по спине. Ян уверена, что даже родители смотрели не с такими чувствами, как у этой девчонки, что такое она точно встречает впервые. На этот раз, где в парке только они двое и больше никого, хватит притворяться и играть роли.Не для кого играть, здесь самый искренний человек на свете, которого она когда-то встречала. — Скажешь, что случилось, или это тайна? Ника с ноющими коленями, упирающимися в холодную землю, и самыми добрыми намерениями, и это, кажется, перешло от Вальта. Она не слишком принимает к сердцу Ян, потому что прекрасно знает её характер и выкрутасы день за днём, но сейчас, после того случая в школе, не помоги она ей, станет на несколько процентов хуже и злее.

Не такая уж и большая помощь в её лице сейчас, но это уже чуть больше, чем ничего. — Это... мои проблемы, — непривычным для себя спокойным тоном отвечает Ян и прикрывает глаза, позволяя уже второй по счёту салфеткой стереть тени и тушь. — Я сама их решу, но спасибо за помощь. Хотя вряд ли я бы не смыла этот ужас сама. — Я подумала, тебе одиноко, — улыбается младшая и, смяв салфетки в кулаке, выбрасывает их в урну рядом. — Обычно, когда мне бывает одиноко, приходит либо Токо, либо Вальт, когда есть время, либо Шу. Последнего я не прошу заходить, но он всё равно заходит. Упёртый. Мин чуть приближается к лицу Вероники и всматривается в глаза, словно ищет там что-то, прикусывает щеку изнутри. Словно потерянная в лабиринте, загнанная в тупик чувствами, она мало что понимает в этой ситуации, мало что видит. Всё пропало, разум отключается вместе с желанием думать логически. Хотя бы в этот момент нет правильных и неправильных поступков, есть человек, который смог подать руку. — Много у тебя этих проблем? — приподнимает брови Ника, но не доводит мысль до конца, когда Ян без каких-либо трудностей нагибается и касается губами губ младшей, выпадая из вселенной в эту секунду. ?И пусть весь мир подождёт? — так там говорилось? Ян не давит, не просит чего-то большего и вообще больше ничего не делает, только словно делится отчаянием с младшей. Вероника и вовсе, задержав дыхание, боится двинуться, не отстраняется и не делает что-то против, так и сидит, чувствуя тёплые губы. Лишь пара секунд, как двойное самоубийство — прыжок с небоскрёба, но чувств столько, что можно сойти с ума. Тепло и нежность от Ники, боль и тяжесть груза от Ян, и это тот момент, когда плевать на последствия и то, что происходит вокруг. Только так Ника чувствует сплошное разочарование в людях, в этом мире в целом, чувствует груз на плечах старшей, словно на своих, переносит эту боль вместе с ней. Подростки не думают, что делают.

Вообще не думают.

Чувствуют.

Не успевает Аой ничего сказать, как Ян отстраняется и скрывается из виду, уходит куда-то быстрым шагом, а потом бежит, словно жертва срывается от зверя. Вероника медленно приседает на скамейку и ещё долго думает, что именно произошло, а потом, получив несколько пропущенных от Токо, бежит домой, не желая злить заждавшегося брата.

*** Давно знакомый особняк и бокал с виски для того, чтобы разговор лучше клеился. Хань вальяжно входит в знакомое помещение и уничтожительно улыбается старому другу, словно напоминая, с кем он вообще имеет дело. Несколько мгновений любезничает с супругой Гону и отмечает её обворожительный вид, ненароком вспоминает прекрасные очертания своей погибшей жены и слишком резко прекращает милости. Здоровается с мужчиной скорее ради приличия, хотя за предательство людям глотки режет, провожает сына за собой взглядом и усаживается в мягкое сидение. Он принимает подготовленный лично ему бокал, но не спешит пробовать, словно подозревает, что его таким образом захотели отравить. Гону недолго переговаривает с женой, отправляя её куда-нибудь на кухню, и опускается напротив Ширасаги. Взгляд сразу скользит по Луи, что отстранённо с неподдельным интересом разглядывает место времяпрепровождения Вальта, изучает и словно прочитывает от корки до корки, как книгу. — Ты же понимаешь, зачем я тебя позвал? — сразу переходит к делу Мин и встречается с дикими глазами мужчины напротив, полными азарта. — Разве не для дружеской беседы? — приподнимает брови Хань. — Ах, точно. Мы же больше не друзья. Гону приоткрывает рот, но сразу оборачивается на шаги и встречается взглядом с полными уверенности глазами Вальта. Парень с невозмутимым видом кашляет и, игнорируя изучающих взгляд Ширасаги-старшего, прожигает взглядом Луи. В школьной белой рубашке и узких брюках, видимо, только вернулся со школы, а ещё ужасно злой, но более-менее сдержанный. На лице сплошное спокойствие и терпение с тонну, а в глазах такие сложные аккорды, такое обжигающее пламя, что Мин ёрзает на месте.

— Добрый вечер, — сдержанно кивает он Ханю и натягивает улыбку для приличия. — Могу я отобрать у вас Луи на пару минут?

Ширасаги-младший удивлённо приподнимает брови, не совсем понимая такой резкий интерес, но спокойно кивает обоим мужчинам и с улыбкой направляется следом за синеволосым. — Так что за беседа, что оторвала меня от дел клана? — лениво спрашивает Ширасаги, как только подростки удаляются на второй этаж, и смотрит на мужчину напротив изподлобья. — Как раз об этих двоих и пойдёт беседа, — вмиг становится серьёзным Гону и прокашливается. — Понимаешь, я... конечно, я ожидал, что ты захочешь выполнить наш уговор несколько лет назад и свести Луи с Ян, но... причём тут Вальт? — Ты спрашиваешь меня? — Я подумал, нам стоило бы это обговорить и прийти к общему мнению. Вальт явно не тот, с кем твоему сыну стоит строить отношения, хотя бы потому, что он не из нашей семьи. — Ты забываешь, что не я решаю любовные вопросы в личной жизни своего сына, — хмурится Хань. — Если он захочет, то выберет хоть твоего Вальта, хоть Мадонну. Никаких "планов" из прошлого у меня нет. Свои требования я высказал тебе ещё в прошлый раз, больше мне от тебя ничего не нужно. — Поговори с Луи, чтобы не впутывал в дела клана невинного мальчишку, — уже просит Мин и сводит брови в переносице. — Ему даже восемнадцати нет! Я не могу им рисковать, Хань, я обещал. — Ты мне тоже много чего обещал, — скалится Ширасаги. — Я бы помог тебе, но доброты во мне не осталось. Я убийца, — напоминает он. — Луи — будущий глава клана и точная копия меня. Я бы на его месте никого не слушал, и он не послушает. Знаешь, у нас такая интересная ситуация сложилась. Ведь за то, что ты сделал тогда, я могу не просто не вмешиваться в их отношения и оставить всё, как есть. Я могу убить пацана, и это будет твоя вина. Гону не сдерживается и в ужасе вскакивает, а Хань откровенно смеётся, даже издевается, словно специально вынуждает мужчину пойти на крайние меры. — Только попробуй, я доберусь до тебя и... — И что? Вернёшься к истокам? — широченно улыбается Хань. — Стоит ли мне напоминать тебе, мой друг, каким чудовищем ты был тогда, в наше с тобой время?..*** В комнате, выделенной Вальту на крайний случай, свежо и приятно пахнет цитрусами. Луи заходит первым и вовсе не задумывается о том, зачем и почему. Молча рассматривает помещение и новейшую мебель, разглядывает гамму на стене над идеально заправленной кроватью, красиво нарисованные на обоях ноты и музыкальные знаки. Вальт сзади подозрительно спокойный, молчаливый и впервые пугающий, а ещё до боли интересный. Книга, которую только раскрыть и читать, которой место на самом видном месте, без пыли и грязи. В чистой роскоши. Ширасаги крайне удивлён, что Аой не сбежал и не стал прятаться от того, кто, вообще-то, украл его невинность, и не подождал до позволительного возраста. Если с каждым разом выкрутасы Вальта всё больше впечатляют старшего и рассказывают об этом хрупком парне всё, если это даже не половина того, что он может, то Луи готов хлопать стоя. Он каждого встречного изучал с невероятной скоростью и даже не задумывался, не рылся в глубинах, потому что всё было напоказ, а здесь понятия не имеет, с какой стороны смотреть, чтобы всё увидеть сразу.

А надо ли сразу? — Как твоё самочувствие, Вальт? — с издёвкой спрашивает старший, не поворачиваясь. — Как за... Издевательства прерываются глухим хлопком, когда в Ширасаги летит подушка и больно бьёт по затылку. Парень удивлённо вскидывает брови и поворачивается, успевает словить вторую, едва не долетевшую до лица. Голубоволосый замечает, что младший очень зол, уши красные, словно потёртые до невозможности, а в распоряжении парня ещё штук шесть этих подушек точно, но поменьше предыдущих. Луи быстро приседает и прячется за стул на колёсах, когда на него летит ещё несколько снарядов.

— Ты урод, Луи Ширасаги! — ругается Вальт и вытаскивает из небольшого ящика рядом несколько беев разных форм, целясь в старшего. — Я тебя уничтожу этим всем, клянусь, я эти беи тебе в задницу засуну! — Подожди, — Ширасаги подбирается ближе вместе с креслом, уворачиваясь от летящих в него предметов. — Упокойся! — Ох, это я ещё спокоен, — хмурится Вальт и замахивается последним беем, оставшимся в запасе, но Ширасаги выскакивает из убежища и поднимает парня над полом, прижимая спиной к своей груди. — Оставь меня, поставь на место! Будет ещё хуже! Луи выдыхает и игнорирует жалкие попытки младшего выбраться из захвата. Вальт лупит беем по рукам Ширасаги, пинает ногами и прижимает их к своей груди. В комнате никого, ничего, что помогло бы и протянуло руку помощи. Пока парень в руках у кудрявого чудовища, полагаться на спасение не стоит в любом случае, если только каким-то чудом не зарядить тому в пах, но меткость Аоя чаще на нуле. Ещё несколько минут парень пытается выкарабкаться, роняет под ноги старшего бей и только тогда сдаётся, устало вздыхая и упираясь в плечо позади себя. Только когда буря стихает, Ширасаги подходит к столу неподалёку, садит туда дикого зверя и упирается руками в стол, пристально разглядывая лицо младшего. — Успокоился? — недовольничает Луи и смотрит прямо в глаза. — Ты подонок, — выдыхает тому в лицо Вальт и ни капли не боится напора, даже хмурится, почти сталкивается со старшим носом. — Слушай, малыш, трогать тебя вчера я не собирался. Не знаю, кто подсунул нам эту хрень, но что произошло, того уже не изменишь, — спокойно поясняет Луи. — Время назад не отмотаешь, поэтому просто смирись со случившемся и не устраивай мне скандалы. — Смириться? Смешно, — фыркает Аой. — Тебе легко говорить, тебе это не важно, а мне ты потом в кошмарах сниться будешь. Считай, ты мне психику сломал, чудовище! Мне даже не понравилось совсем, — последнее он добавляет чуть тише, отворачиваясь в сторону. Луи удивлённо поднимает брови, ударяет ладонями по столу и резко приближается, а Вальт нагинается вниз и чуть отползает, больше не поднимая глаз.

— Охотно верю, — щурится Ширасаги и отталкивается от стола, оглядываясь на беспорядок. — И что собираешься делать? Дальше изображать эту дибильную пару? — А ты против? — спрашивает Луи и поворачивается. — Очень против. — А мне твоё мнение неинтересно, — пожимает плечами кудрявоволосый. — Ты сам согласился тогда, очень глупо заканчивать дело, когда даже его не начал. Ты же не глупый? Уверен, совсем нет, так не разочаровывай меня, а то я расстроюсь. — Расстраивайся на здоровье, — копирует манеру речи старшего Вальт и спрыгивает со стола. — Вали отсюда, пока я не нашёл ещё что-то, что можно в тебя кинуть. — А поцелуй на прощание? — ядовито улыбается Луи и припонимает брови в ожидании. Аой хмурится чёрной тучей, нависшей в угрозе дождя, и силой выталкивает Ширасаги за дверь, хлопая ей чуть ли не на весь особняк. Луи цокает и трёт места, куда попали беи, а потом пинает дверь и направляется в сторону лестницы. — Дикарь.