five (1/1)

С самого утра примерно тысяча и одна встреча, которым словно не приходит конца. Ширасаги вообще не жалуется. При любом его едва выпрыгнувшем возражений в голове прокручиваются его многочисленные просьбы отцу таскать его единственного, как он говорил, полезного и талантливого сына, по своим делам. С каждым днём глаза разбегаются всё меньше, кудрявоволосый даже запоминает, где что находится. Каждая дорога в какое-то vip-заведение Луи знает почти наизусть, хотя в большинстве случаев ему плевать, куда его снова увозит отец. Интерес пропадает, потому что он там либо для приличия, либо для нужного количества, либо для "поддержки" для Ханя. Очередная встреча с директором по торговле оружия из Канады проходит так же скучно. Ширасаги пусто осматривает помещение, фыркает на проходящих мимо людей, что идут с таким видом, словно знакомы с президентом, пачкает ковёр грязной подошвой мокасин. С каждой ушедшей в неизвестность минутой он больше убеждается, что является лишним в этой компании, но сказать отцу так и не решается. Собственно, никогда, наверное, не решится, потому что на виду у всех он — пример для подражания. Сильный, серьёзный, красивый, сообразительный наследник дела своего отца, его большой группы. Он думает, что, даже попросту намекнув Ханю о своей маленькой слабости, отношение к нему поменяется в долю секунды.

Губы уже липнут друг к другу, но голубоволосый продолжает кудрявить и так кудрявые пряди на голове, вечно поправлять их, делать вид, что заинтересован и что просто задумался о чём-то важном, таком же взрослом, как его вид сейчас. Держит себя упорно, достаточно здорово, чтобы выглядеть в глазах остальных достойно. На него вообще почти не смотрят, поэтому парню и свободно сейчас.

Вот так ходить, словно летая в небе, ему получается до мелкой радости легко.

— ... властей лучше вообще не оповещать о таких операциях. Что ни депутат, то нос свой просунуть куда не надо успевает отлично, — сказал Хань, приподняв бокал чуть вверх и стукнувшись с другим, мужчины напротив. — Впредь, задумываясь над торговлей на этой территории Японии, решайте все нужные и ненужные вопросы лично со мной. Нам не сильно нужны посторонние глаза и уши.

— Само собой, Господин Ширасаги, само собой, — улыбнулся пожилой мужчина и поднёс бокал ко рту, отпивая чуть больше собеседника. — Надеюсь, наши прошлые договоры ещё имеют место быть? — Если всё пойдёт по нашему плану и дорогой нашему сердцу Мин ничего не испортит, в выигрыше останется большинство потребителей. Слово Ширасаги.

Парень хмыкнул и прошёл мимо мужчин, даже не глянув на отца, что был оживлён темой. От этих договоров по поводу оружия Луи не ушёл, даже если бы сильно захотел и сказал "пожалуйста". Не то, чтобы сама тема его не устраивала. От подобных планов он был без ума, только и делал, что тянулся к этому, как мотылёк к свету. Просто Хань в последнее время обламывает сына, не рассказывая ни о чём. Приходится бесконечно много оказываться на месте разговора мужчины с кем-либо, чтобы узнать что-то важное, потому что сам Ширасаги-старший ничего не скажет. Да что там, заклеет рот скотчем, лишь бы Луи лишний раз не вытаскивал из него новости и информацию клешнями.

Это и раздражает. Больше всего, что творится вокруг.

Кудрявоволосый стрельнул взглядом, попав в неизвестную ему девушку у входа, — вроде бы, дочь одного из тех, кто ввалился на встречу, — и подошёл ближе к столу с закусками и выпивкой. Казалось, не встреча для обсуждения общих интересов компаний и криминальных групп, а светский приём, с милыми беседами и швецким столом. В его представлениях похожие мероприятия строились точно не таким образом.

Всё должно быть мрачным, пугающим, чтобы яркие тона не мазолили глаза. Никакого стола не должно быть — по мнению Луи звери больше опасны, когда голодны. Вместо этой доброй, почти очаровательной улыбки Ханя обязан быть оскал, вместо приятных для общения гостей — те, кого, как и обоих Ширасаги, следует бояться за простой взгляд. Вместо этого почти утренник в детском садике, и Луи стыдно, что он вообще попросился прийти сюда. Зато в следующий такой раз у парня может внезапно заболеть что-то, волшебным образом, без единой хитрости подняться температура, что заставит остаться любителя лишнего огонька в особняке.

— Интересная встреча, — подал голос только подошедшей блондин, имея ввиду встречу их отцов, и стукнулся бокалом об бокал Ширасаги, что так и остался нетронутым в чужой руке. — Да, я в восторге от всего этого, — сарказтично протянул Луи, кажется, даже не удивившись появлению старого знакомого, и уставился на часы на запястье. — Сегодня на несколько минут позже подошёл. Интерес ко мне всё-таки пропал? Старший сразу усмехнулся.

Ширасаги и Де Ла Хойа до этого несколько раз посещали один и тот же подготовительный военный лагерь в родной стране, чтобы уже в свои годы иметь опыт ко всем прелестям криминальной жизни. Парни почти всегда соревновались между собой, стали друг другу практически братьями, хотя до этого виделись лишь однажды. Кроме не слишком крепкой, но довольно братской дружбы, подростки пережили лишь двумесячный роман, случившийся то ли по глупости, то ли по... глупости? Более того, если после расставания Луи оценил идиотизм их "ошибки молодости", Фри сдержанно молчал, словно не имея слов. А слов было предостаточно. Чувства к Ширасаги не остыли до сих пор. Если кудряволосый забыл об этом уже давно, словно того вовсе и не было, Де Ла Хойа напоминал самому себе почти каждый раз, когда встречал друга на своём пути. Сколько бы не противился, Луи всегда перед глазами, такой же ядовито-красивый, серьёзный и резкий, как очень разозлившийся на что-то кот с неотстриженными длинными когтями. Подойдёшь на шаг ближе, чем положено, не понравится ему — расцарапает глаза, как будто они — его злейшие враги. Это в голубоволосом и привлекает.

Фри вытянул ногу для шага навстречу, чтобы оказаться немного ближе, но так и застыл, не решаясь двинуться. Не хотелось сыпать соль на рану и выводить аметистовоглазого из себя, когда он уже на пределе. Сжимает, разжимает кулаки, заставляет Де Ла Хойу залипнуть на своих ладонях, хоть и неосознанно, цепляет глазами всех, кто находится в зале, и своим ломающим взглядом выстреливает в каждого, как из автомата. Вылив в себя жидкость до дна, блондин с немым стуком поставил стакан на стол и, подмигнув парню, направился в сторону выхода. А Луи даже не посмотрел. Вероятно, ему действительно похуй на чувства Фри, хотя он о них, если не слепой, догадался ещё с их расставания. Ему также никто не запрещает не обращать внимания. Он долго смотрит только на тех, кто ему интересен, в остальных случаях люди для него ничто. Как выяснилось, Фри тоже, вроде как, ничто.

Парень засиживается не долго, ведь отец всё куда-то торопится. Он шлёт салют другу и его отцу, почти вприпрыжку идёт к выходу и с самой широкой улыбкой на свете покидает поднадоевшее заведение. Отправляется в машину — пахнет приятно, окна такие тёмные, что парня не увидят, даже если подойдут вплотную. Даже за прочными дверьми чувствуется крупица свободы.

*** Отец в машину к парню не садится; едет в другой, уже за рулём, видимо, опаздывая на очередную встречу. Вытащив из бардачка бутылку воды, Ширасаги молча провёл взглядом покидающий двор личный автомобиль Ханя. От нового номера, единственного белого в этой "чёрной туче с колёсами", сердце неприятно сжалось, быстрее гоняя по телу кровь. А та вскипела, как вода в чайнике, нагрелась до предела, словно прямо из ада. Раньше, на месте этих незнакомых цифр был номер, который выбирала его мама. Она думала, что машина слишком мрачная, как из угля сделанная, поэтому собственноручно расписывала номер голубым и белым. Сама идея и яркие цвета не нравились Луи, он бы долго ворчал, чтобы перекрасили обратно, но человек, в чьей голове зародилась эта мысль, был дороже собственных предпочтений. Это придумал человек, которого оба Ширасаги любили больше жизни, поэтому никто из них ни разу не возразил. Только женщина умерла, и Хань убрал номер, почему-то позабыв про слово ?память?. Быть может, Луи найдёт его, разыскивая что-то своё по полкам и сейфам, позволит воспоминаниям обзавестись лезвиями и раскромсать его кожу. Он не знает, как ещё верить в такую случайность, поэтому сдаётся намного раньше ожидаемого. Вода не лезет в горло. Луи не собирается настаивать, закрывает крышку и отбрасывает бутылку в дальнюю часть заднего сидения, чтобы пластик ещё стукнулся об дверцу. Внутри сухо, как в необитаемой пустыни, где-то в куче песка и пыли, а как посмотрит на воду вновь, так чувство, будто в этой воде он только что искупался. — Куда мы едем? — спросил кудрявоволосый и откинул голову назад, смотря на переднее стекло полуприкрытыми глазами. — Господин велел везти Вас на учёбу, — ответил мужчина, крепко сжимающий руль. То ли он напряжён, то ли злится на резкое нарушение тишины. — Класс, — протянул Луи и коротко засмеялся, тут же меняя лицо на недовольно насмешливое. — А оно мне надо? — Даже для будущей главы нашего картеля нужны знания всех одиннадцати классов. Вашего отца, например, никто от этой обязанности не освобождал. — Ебал я ваши знания, окей? Всё моё предыдущее лето ушло на то, чтобы выучить план тем одиннадцатого класса. Нахуя мне получать знания, которые я уже получил? — подросток приподнял брови. — Нет, я же знаю ответ! Отец специально шлёт меня в эти ёбаные заведения, школы, мероприятия, чтобы я не мешался у него под ногами. Потом передумал участвовать в его планах, понял, что мафия опасна, совершенно не для меня, и исполнил волю моей матери. Я люблю мою мать до желания биться об стену, но вертеть моим будущим не может никто, кроме меня самого. Останови машину, будь добр, я дойду пешком. Парень сильно дёрнул за ручку, но та не поддалась, а в углу дверцы горел красный. Скрипнув зубами и устремив ненавистный, но какой-то туманный, тихий, нежели кричащий, взгляд на водителя, Луи повторил резкое движение раза четыре. Мужчина только вздохнул и покачал головой, даже не глянув в зеркало, будто боясь столкнуться с этим звериным взглядом.

Он как осторожный пёс, поджимает хвост, но не отходит, ощущая эту напряжённую, горячую злость уже где-то в воздухе. — Я не могу, — подал голос тот и продолжил везти автомобиль, как ни в чём не бывало. — Ну ахуеть, — улыбнулся Ширасаги и откинулся обратно. Стоило от внезапно нахлынувших нервов забыть, как недавно он воду даже видеть не мог, парень вновь потянулся к бутылке, чтобы избавиться от сухости. Он вылил бы всё себе на голову, как буквально несколько дней назад, правда, не по своей воле, чтобы охладить пыл и потушить пламя, от которого самому жарко. Дьяволы тоже желают холода, когда огня слишком много.

Поднеся горлышко бутылки к губам, голубоволосый только ощутил прохладу, как с немым кашлем подавился и нагнулся вниз, не успев среагировать на внезапную остановку машины. Хуже ситуация стать уже не могла, судьба смеялась над ним, совершенно не стесняясь. Внутри только сильнее разожглись костры, до этого имеющие от силы лишь искры. Хотелось разнести эту машину вместе с той скоростью, с которой парень выходит из себя. Словно почувствовав свой же убивающий взгляд, он вздохнул, попытавшись взять в себя руки, и выпрямился, сразу ловя взглядом виновника прекращения движения. Подросток даже прищурился, поспорив со своим зрением, и одним движением ладони, что легла на чужое плечо, заставил мужчину, желающего выйти и разобраться, остановиться. Глаза не врали. Аой, словно до этого блуждающий в тумане, быстро поклонился и извинился, после направляясь дальше, но чуть быстрее. Если Луи, встретившись взглядом с парнем, чуть ли не полностью его прочитал, то Вальт сквозь темноту стёкол автомобиля старшего даже не заметил. Вроде, он задержался на секунды три от силы, но для Ширасаги это продлилось дольше. Почему-то он понимал, что, хоть Аой тот ещё засранец неуклюжий, останавливать его не стоит. Если в особняке он встретил его сильного, способного постоять за себя, то сейчас увидел скорее растерянного, непонятного, до лёгких мурашек милого. Ширасаги злился, какие-то тёплые чувства к Аою питать даже не собирался, но странно заинтересовался, больше залип. Как только кареглазый скрылся из виду, Луи отпустил плечо водителя и позволил ехать дальше, следующие минуты пути гоняя в голове ещё больше мыслей.*** Он у дома снова поздно. На улице так темно, как будто лампу закрыли простынью, и на помощь парню не явились даже звёзды. От фонарей тускло, не слишком весело, хотя это заботит пока меньше всего. Под ногами асфальтированная дорожка, слегка приукрашенная маленькими камнями. Ширасаги пинает неживые предметы в разные стороны, абсолютно наплевательским взглядом осматривает свой же дом, но заходить не торопится ещё секунд десять. Потом, конечно, под давлением водителя устало толкает дверь. Хань листает какую-то книгу, гоняет чай с Ноа и создаёт в гостиной самую мирную атмосферу. От мягкости у Луи внутри всё сжимается, как в сильной сжатой руке, первым делом придавливая сердце. Он даже думает, что ошибся адресом и попал к каким-то дружелюбным одиноким старушкам, которые мило вяжут друг другу носочки с шарфиками. Кудрявоволосый громко фыркнул и даже высунул язык, стащив с плеч сумку и направившись в сторону лестницы. Ему не особо важно общаться с отцом после каждого своего прихода домой, тем более с обидой на душе. Да и нужно ли это самому Ханю? — Стоять, — скомандовал мужчина, отложив книгу в сторону и заставив сына остановиться. Заметив, что Луи хоть и стоит, но не оборачивается, он ловит в воздухе злость в его сторону, вдыхает полной грудью. — Есть разговор. — Ого, ты умеешь разговаривать со мной, — сарказтично протянул подросток и, бросив сумку на пол, возле столика, уселся напротив отца, рядом с Ноа. — Мне даже интересно, что ты такого придумал. — Что за цирк сегодня в машине? Опять бунтуешь? — Хотя бы есть, за что бунтовать. — Это из-за картеля? Из-за учёбы, наших встреч с другими влиятельным людьми? Прости, не ты ли сам просил меня обо всём этом? — он поднял глаза и встретился взглядом с аметистовыми, заметив в них очередное пламя. Там и ненависть, и обида, и дикая ярость, и у каждого чувства есть явная причина. По крайней мере, Луи давно не ребёнок, чтобы обижаться и злиться по пустякам (пускай иногда так и не скажешь). Кудрявоволосый звереет, но держится на месте, хотя сейчас, не управляя собой, разнёс бы гостиную к чертям. Больно скрипнув зубами, парень сначала накрутил на палец прядь волос, после уставился на носки своей обуви, словно дальнейшие слова читая оттуда.

— Я просил быть частью группы, частью всех твоих действий, планов, помогать тебе, а не ходить по встречам и протирать обувь, просто чтобы все увидели, что у тебя есть сын, — грубо ответил он. — Я хочу помогать с какими-то делами, быть рядом на случай каких-то проблем. И что ты скажешь? Может, что я ещё ребёнок? Да взять тот случай с секретарём, взять тех Минов, с которыми у тебя вечные стычки. Разве я не могу принести пользы, как член нашего клана? — Ты сам знаешь ответ, — мужчина томно выдохнул. — Мне вообще плевать, что делать. Я могу целыми днями ходить под окнами этих Минов и цеплять информацию, могу следить за ними, если это будет вместо уроков в этой грёбаной школе, могу... — Если тебе так хочется, можешь действовать, но издалека, — перебил он сына и перекинул ногу на ногу, наблюдая, как выражение лица Луи из недовольного перевоплощается сначала в удивлённое, потом в недоверчивое. Ожидать, когда он уточнит об этом самом "издалека", Хань не стал, и начал пояснять сразу же. — Нам не очень нужна информация, мы находим её и без этого. Нам важно улавливать атмосферу в их семье, знать, в какой именно момент надавить. Я думаю, ты догадываешься, что делать. Парень только открыл рот, но весь словесный фонтан предпочёл оставить в подсознании. У него не так много идей, что именно можно сделать, ведь... для начала странно осознавать, что отец так легко согласился. Ведь обычно до него сложно даже дойти, чтобы начать разговор, а здесь он сам предлагает его участие в их общем деле. Если бы Ширасаги был чуть менее пессимистичным и больше верил во что-либо хорошее, щёки бы уже горели от счастья, а сам парень с радостными криками рванул к себе в комнату, до этого оббежав гостиную по кругу.

— Попасть к ним... в особняк? — всё-таки подал голос Луи, то ли всё ещё недоверчиво, то ли уже нетерпеливо сглотнув. — Раз ты так готов к большим жертвам ради нашей группы, тебе ничего не стоит втереться в доверие их дочери. Парень вновь замолчал.Конечно, Ян красивая. У неё хорошая фигура, приятный голос, она довольно известная личность в этом городе. Пусть с характером ей не уступили, сделав из ангельской девушки настоящую стерву, с Ширасаги они чем-то похожи. Наверное, этим самым характером, этим презрительным взглядом, иногда похожими мыслями. С виду же казалось, что эти двое идеально подходят друг другу. Даже с возрастом явно угадали, что Ян младше Луи всего на пару месяцев. У неё свои тараканы в голове, у парня — почти такие же, но что-то в их общей картине никак не складывалось, сколько бы оба её не крутили, больше, конечно, для самого голубоволосого. Луи дерзкие не нравились, да и с покладистыми он бы долго не возился. Пусть о любовных темах он задумывался не так часто, сейчас ему больше по душе что-то новое. Хотелось бы не тихую, не громкую, но чтобы с перчинкой. Как немного ленивую кошку, которая если не спит, то внезапно гоняется по квартире; сама порой ластится, а погладить не позволяет; злится, когда делаешь что-то не так, а потом сама же больше положенного тебя раздражает. Ян подходит больше к меньшей части этого образа, и пусть никто их сводить давно уже не собирается, ему такая девушка не к сердцу. Но если благодаря их поддельной близости он поможет отцу победить в этой маленькой войне, его не напугает ничего. — Спра... — Если ты сомневаешься в моих силах, ты большой глупец, пап, — парень подорвался с места и, схватив сумку, направился наверх. Он не скажет "спасибо" сейчас, но скажет в комнате, через несколько стен, чтобы Хань не услышал. Оно и не надо; мужчина и так знает, настолько это важно для сына.