Часть 2 (1/2)

Юнги смотрит на своё отражение и боится поверить: неужели его мечта просто быть таким же, как и его семья, наконец, сбылась? Он закрывает ладошкой рот, открывает – всё те же белые клыки, брекеты на этих местах немного съехали, но не страшно, нужно будет только сходить к врачу и снять их, наконец. Хотя, за всё время, что он их носит, это стало его небольшой фишкой. Юнги вертит головой, часто-часто моргает, споласкивает лицо холодной водой и трёт глаза, но ничего не меняется: клыки на месте, а это значит, что он самый настоящий вампир!

Омегу переполняют эмоции, накатывает невообразимая радость, а потом приходит страх, такой сильный, что хочется сбежать под одеяло. Сейчас всё ощущается в тысячу раз сильнее. Юнги ступает босыми ногами на кафель и чувствует, кажется, каждый миллиметр холодного камня, на нём простая белая футболка, которая доходит ему до середины бедра, сквозняк продумает ее, и омега будто купается в потоке воздуха. Он слышит всё чётко, слишком подробно: каждого жучка под половицами на чердаке, взмахи крыльев птиц за окном, лай собаки. Юнги приседает, испугавшись этого звука, сердце стучит быстро-быстро, он начинает задыхаться, ему страшно от переполненности новыми ощущениями, но вдруг он слышит чье-то шевеление на первом этаже. Омега встаёт, пошатываясь, закрывает ладонями уши, пытаясь закрыться от внешнего мира, и бегом спускается по лестнице.

Хосок.

Старший Чон сидит на кухне, что-то пишет в блокноте, и скрип ручки по бумаге отдаёт неприятными звуками у Юнги в ушах.

– Прекрати! – омега и сам не ожидает от себя крика, чем пугает старшего вампира, тот дёргается от неожиданности и замирает на месте, поворачивая голову на резкий звук.

– Юни, я разбудил тебя? Что случилось… – альфа подрывается к скрючившемуся у лестницы парню, но не знает, что делать, и останавливается в шаге от него. – У тебя что-то болит? Юни!

– Всё, – ему отвечают, всхлипывая.

– Как? Всё болит?

– Угу, – Юнги становится немного легче, и он отрывает руки от головы, обнимая теперь колени.

– Я вызову врача, – Хосок присаживается к нему и обеспокоенно достаёт телефон. – Нет, поедем в больницу. Сейчас…

– Нет, я… – Юнги мотает головой и хватается за рукав домашней толстовки альфы, смотрит просящее-вымучено, всхлипывает. – У меня… Хосок-хён, я…

– Скажи мне маленький, не бойся, – Чон заглядывает в глаза, полные слёз, и боится дышать, чтобы не навредить еще больше тому, о ком всегда заботился.

Юнги кивает и доверительно оттягивает губу, демонстрируя клыки. До альфы не сразу доходит, он удивляется не меньше самого омеги десятью минутами ранее. Хосок сначала расплывается в клыкастой улыбке, хочет обнять, поздравить, но улыбка быстро сменяется испугом: взрослому вампиру не понять, что испытывает только что обратившийся.

Альфе было три года, когда у него прорезались клыки, и своих ощущений он не помнит, но зато он помнит, как истерил маленький Чонгук, когда у него в пять лет выросли клыки. Папа тогда не мог никак успокоить плачущего ребёнка, а маленький вампир жаловался на боль и плакал, пугаясь каждого звука, строгий отец без слов принёс со двора курицу и вручил младшему сыну, сказав, что ему просто нужно в кого-нибудь вонзить клыки, и всё пройдет. Так и случилось: малыш Чонгук сидел на детском коврике в гостиной, мёртвой хваткой держал еще трепыхающуюся птицу, весь в крови с красными глазами и черными венами на лице. Хосок тогда неделю боялся приближаться к младшему брату, ведь тот напоминал ему демона из фильмов ужасов. Папа смеялся и рассказывал, что сам альфа укусил вместо курицы отца за руку, и его не могли никак оторвать от вампирской плоти часа два. Вообще, вампиры познают свою сущность с течением времени, учатся ее рассчитывать и нормально жить с ней: сила, скорость, идеальный слух, жажда крови – всё это приходит постепенно за первые шесть лет жизни. Но, кажется, на Юнги это всё свалилось разом, еще и так неожиданно.

– Сильно болит? – Юнги может только кивать, он держится за руки альфы, как за спасательный круг, пытается встать сам, но Хосок всё же поддерживает его одной рукой. – Ничего, маленький, не плачь.

– Помоги мне, прошу… Хо, помоги…

– Сейчас, я… – Хосок сажает омегу на диван, только сейчас замечает его босые ноги и едва прикрытые бёдра, но он вернется в мыслях к этому позже. Альфа боится новых слёз, они заставляют его встать в ступор и перестать мыслить здраво. Когда Юнги плачет, Хосок перестаёт соображать. – Что-то нужно сделать, сейчас, – он вспоминает так кстати оставленную на обед единственную бутылку с вчерашней кровью и достаёт её из холодильника. – Вот, держи, станет легче.

Глаза Юнги расширяются и наливаются кровью, стоит ему почувствовать запах. Это очень странно: вязкая красная жидкость, которую пили все остальные, никогда не вызывала у Юнги аппетита, а тут ему стало вдруг просто необходимо как можно скорее опустошить пластиковый сосуд. Внутренний вампир проснулся и требует крови. Омега пробует глоток, второй, и чувствует, как по телу разливается тепло, как будто до этого момента он не знал, что такое жажда, и только сейчас почувствовал, как сильно на самом деле хотел пить. Маленькая бутылка быстро заканчивается, но Юнги не становится лучше: всё тело ломит, клыки чешутся, беспокоят дёсна. Он поднимает несчастный взгляд на старшего вампира и всхлипывает с новой силой, одной рукой сжимая до хруста бутылку, хотя хотел ее просто отдать.

– Что такое? Тебе стало легче? Как себя чувствуешь?

– Я хочу… Я сейчас так хочу, хён…

– Чего ты хочешь, маленький? Я всё сделаю, только не плачь пожалуйста.

– Убить тебя. Съесть, – сейчас Юнги хочется всего и сразу, хочется почувствовать чужое живое тело под своими руками, какую-нибудь близость. Это ненормально, странно и пугает, но альфа единственный, кто попадает под категорию «живое». К тому же, обострённое обоняние ярко чувствует не только кровь, но и, неожиданно для Юнги, самого альфу. – Ты так вкусно пахнешь, Хо. Почему ты так вкусно пахнешь?

– Это ты ещё с людьми не встречался, – Хосок думает, что омега сказал это про запах крови, у вампиров он не ярко выражен, а вот люди – совсем другое дело. Юнги же имел ввиду его природный запах, как альфы. Омега ещё не разобрался, что именно чувствует, он впервые так ярко ощущает чей-то аромат.

– Хён, ты можешь…Обними меня пожалуйста. Я сейчас умру, если ты не обнимешь меня.

– Я могу сделать лучше. Иди сюда, – Хосок снимает домашнюю толстовку, обнажая тело, и замечает за красной поволокой и черными венами смущенный, но заинтересованный взгляд омеги. Он подходит ближе и берёт в руки своё дрожащее сокровище, усмехаясь: не так он представлял себе их первую близость, но об этом позже. Омега обхватывает своего спасителя руками и ногами, виснет на нём, ластится, вжимается ближе, чтобы не было между ними ни крупицы расстояния. Хосок садится вместе с ним на диван так, что Юнги оказывается сидящим на нём сверху, и откидывает голову назад и чуть в бок, доверительно обнажая шею. – Давай.

– Но как же…

– Всё хорошо, мне не будет больно, а тебе полегчает. Не стесняйся.

Юнги медлит с минуту, рассматривает красивую шею с подрагивающим кадыком, портить ее совсем не хочется, и момент слишком интимный: он как будто ставит метку, этого он даже в самых смелых мечтах представить не мог. Омега переводит взгляд на плечо, впиться клыками хочется невыносимо, и в горле пересыхает, он решается – оставляет на открытой медовой коже лёгкий поцелуй, будто извиняясь, и кусает. Хосок от едва ощутимого поцелуя мурашками покрывается и даже на секунду расслабляется, упуская момент, когда идеально ровные белые клыки впиваются в его кожу.

Альфа соврал – больно. Даже больнее, чем он предполагал. Время замирает. Юнги наслаждается каждой секундой, пока длится его первый укус: в ушах скрипит рвущаяся ткань кожи, на языке приторно горько-сладкий вкус вампирской крови, пить ее совсем не хочется, но от одного осознания, волосы на затылке шевелятся от удовольствия, а пальцы ног подгибаются. Омега носом утыкается в кожу чужого плеча и наслаждается запахом, его не объяснить на словах: как будто ночью прошёл дождь из мохито недалеко от скошенного поля роз, а ты идёшь утром по мокрому асфальту дороги, проложенной только для тебя одного, по дороге, ведущей к счастью…

Юнги находит в себе силы отстраниться, только когда чувствует, что прошло достаточно долго времени, и начинает беспокоиться, что его хён может так замёрзнуть и устать, держа его. Омеге вдруг становится так неудобно, стыдно, что поддался какому-то животному порыву, он резко поднимает голову, но оторвать клыки от чужой кожи у него не получается.

– Хо… – Юнги смешно шепелявит в чужое плечо. – Кажется, я застрял.

Хосок смеется, прекрасно понимая, что за это время вампирская кожа-броня успела регенерировать и срослась в месте укуса, взяв в плен маленькие зубки. Что ж, придётся еще потерпеть боль. Хосок с лёгкостью, но не без разочарования, встаёт, поднимая себя и поддерживая Юнги под попой, чтобы она не коснулась ненароком того, что ей касаться еще рано, того, что альфа перестал контролировать после поцелуя. Проклинать себя старший будет потом, а сейчас ему нужно решить другую проблему в виде чужих клыков в своём теле. Нет, Чон совсем не против, если это позволит всегда так близко держать омегу, то он бы всё так и оставил, но вот Юнги явно неудобно, он еще пару раз порывается освободить себя, но после красноречивого шипения старшего, попытки свои прекращает. Хосок проходит в крохотную ванную на первом этаже, встаёт к старому зеркалу лицом, чтобы видеть картину целиком, достаёт лезвие бритвы, которое может порезать, хоть и ненадолго, даже вампирскую кожу, и делает два надреза недалеко от клыков. Быстрые и четкие движения, что Юнги даже не сразу понимает, что происходит. Вампирские клыки больше ничто не сдерживает, и омега, наконец, может поднять голову.

– Спасибо… – Юнги аккуратно опускают на пол и просят немного посидеть в гостиной. – Всё хорошо? Хосок-хён, я сделал что-то не так и тебе больно?

– Нет, маленький, я в порядке. Подожди меня немного, я тут… – альфа закрывает перед носом-кнопкой дверь ванной и облокачивается на нее лбом с другой стороны. – Умоюсь быстро, а ты пока…посиди на диване, хорошо?

– Хорошо.

Юнги старшего вампира слушается, садится на диван и ноги под себя поджимает, прокручивая в голове последние события. Головная боль прошла и звуки не так раздражают, клыки больше не беспокоят, а после выпитой крови и долгожданного укуса, по телу такая слабость разливается, что омеге бы сейчас снова завалиться спать, но альфа попросил ждать, и он дождётся. Юнги вообще всегда старшего Чона слушается, что нельзя сказать об остальных младших, он доверяет Хосоку всецело, знает, что тот никогда не обманет, сделает всё только во благо. Одному Юнги позволено из деятельного, занятого, идейного Хосока верёвки вить, но омега этим не пользуется, как будто не замечает, что если Луну попросит достать, то альфа её к ногам принесёт. Юнги не хочет чувствовать себя обузой, поэтому никогда ничего не просит, а Хосок только и ждёт заинтересованного мимолётного взгляда на что-нибудь: книгу, наушники, мятные леденцы – это пока что всё мелочь. Альфа такие вещи в тройном размере покупает, чтобы всем омегам досталось, но домашние знают, что такое по большей части только Юнги предполагается, а остальных альфа просто не хочет обидеть. Чимин всегда с благодарностью подарочки принимает, действительно радуется, а Джин свою часть втихую Тэхёну отдаёт. Здесь Хосок немного недоглядел, его внимания на всех пока не хватает, а вот старший омега за всеми пристально наблюдает, без его внимания в доме ничего не остаётся, хоть он и работает много, и устаёт ужасно.

Хосок справляется со своей проблемой быстро, а о моральной стороне подумает потом. Он выскакивает из ванной в свою комнату, по быстрому одевается и проходит к дивану, где дремлет, сложив руки на груди, его персональное домашнее проклятие.

– Мне уже надо ехать, Юни. Думаю, сегодня тебе не стоит выходит из дома. Отдохни, хорошо? – Хосок кладёт на диван свою мягкую подушку и держит в руках тёплый плед. Юнги такой миниатюрный, что ему будет удобно и на нераскладывающемся диване.

– Хорошо. Ты только не говори ничего Намджуну…

– Но он будет очень рад услышать хорошие новости.

– Я сам хочу, – Юнги зарывается носом в подушку и прикрывает глаза, позволяя укутать себя в плед. – Я сам хочу ему рассказать, понимаешь?

– Оу, конечно, хорошо. Да…

– Передавай Намджун-хёну привет от меня… Скажи, что я скучаю очень…

– Поспи немного, как проснёшься, так мы уже скоро приедем. Я захвачу Тэ с Чимини из школы, а Чонгу уж сам подъедет сказал. Джин поздно вернётся, но… – Юнги уже не слышит, он слишком устал, а голос альфы такой, оказывается, убаюкивающий. – Спи, маленький.

Хосок целует омегу в макушку, берёт с кухонного стола свои записи и ключи от машины, кидает последний взгляд на диван и выходит из дома, запирая дверь. Сегодня такой день, который вся семья ждет с нетерпением каждый месяц. День, когда все они видятся с Намджуном. Старший Чон иногда к другу и так ездит дела решать, но семейные визиты – всегда нечто особенное.

***</p>

– Мон, чо ты перед свиданкой прихорашиваешься? – тупоголовый бугай в серой тюремной робе прислонился плечом к дверному косяку камеры на пять человек. – А хуйле то перед ними крашиться?

– Захлопнись, Джо. Постой в сторонке и не завидуй.

– Я то? Чо сказанул ща?!

– К Мону вон вся семья ходит, а к тебе за пять лет кто? – альфа лет под пятьдесят сидит на сложенном вдвое матрасе и разгадывает кроссворд. Джо сразу поник, ему ответить то и нечего.

– Господин О, жестокий вы, – молодой худощавый альфа перестаёт отжиматься и встаёт в планку, обращая хитрющие глаза к тому, кто этот разговор начал. – Джо, не разнойся только на хате. В душе поплачешь. Только смотри, когда реветь будешь, зад прикрывай.