Часть 27 Отражение (2/2)

— Может потому что я по умственному развитию чуть опережаю Хагрида? И да, идти по следу мертвых единорогов с первокурсниками — это верх безрассудства. Я бы такого педагога выгнал сразу, будь я на месте Альбуса. Откуда он их только выуживал? Этого напыщенного павлина Локхарта вообще непонятно, зачем он позвал. Трелони надо давно к колдопсихиатру отвести. Оставлять с ней детей опасно для их душевного здоровья. Да я бы половину разогнал...

— Скоро видимо предоставится возможность.

— Да. Но момент не тот. Сейчас фокус будет на выживании учеников. А уж вкладывать знания в ваши, как правило не очень светлые головы, мы будем потом.

— Сэр, я понимаю, какое сейчас время. И всё же. Молю вас. Будьте откровеннее со мной. Если бы не ошибка эльфа, я бы и сейчас думала, что вы предатель, и страшно мучилась бы от этого.

— Может так было бы и лучше. А что теперь?.. Думаете, что я вам всё рассказывать стану, как Гарри? Я такого никогда не обещал, — фыркнул раздраженно Снейп.

— Не всё. Я понимаю. Но хоть что-то. Я знаю, что душу наизнанку выворачивать вы не станете. Но поделитесь хотя бы историей... детства! Расскажите мне о вашей семье. Мою вы видели.

— Разговоры такой степени откровенности мне претят... И я не настаивал на том, чтобы быть представленным вашем родителям. Я вообще не хотел сближаться с вами.

— Я знаю. Спасибо директору Дамблдору, что он поручил вам уроки со мной. Знаете, с первого вечера на поляне я полюбила наши беседы! Мне всегда так интересно слушать вас. Ну пожалуйста!

— Конечно, я отдаю себе отчет, что вам необходимо узнавать меня... иначе вы начнете дорисовывать на свой вкус... или на свой страх... а это еще хуже.

Слизеринец внутри него шепнул, что можно пойти у нее на поводу. Даже если он сболтнет лишнего, то это вскоре поправит. Они ведь договорились. Да, идиллия может кончиться тут же, когда она узнает хотя бы четверть правды, зато он установит точно, как бы она отреагировала. И если девушка его оттолкнет после откровенности. Что ж... Кто бы сомневался. Лили не принимала его таким, каким он был, даже Альбус, несмотря на свойственные ему снисходительность и человеколюбие, признался, что Северус был ему противен во время их роковой встречи на склоне горы. Пусть уж и Гермиона посмотрит ему в глаза с презрением. И это станет горьким, но верным финалом этой сумасшедшей любовной драмы. Он, более не колеблясь, уйдет из ее жизни навсегда.

Но что-то хрупкое и нежное внутри него надрывно заныло, желая довериться. Она ведь перед ним, как на ладони, шептал тонкий голосок, можно хотя бы попытаться... С кем, как не с ней. Самая умная ведьма за много лет, может она поймет его. Может у него наконец-то появится всё то, чего он всегда был лишен. Любовь, дружба, понимание и принятие. Так хотелось, чтобы хоть ненадолго его жизнь стала полной. Чтобы хотя бы понять на жалкий миг, а чего же он был лишен всё это время. Чего он так жаждал и о чем грезил.

Только бы она была рядом и счастлива. Он так устал причинять боль и разочарования.

— Значит я могу задавать вопросы? — прервала затянувшееся молчание гриффиндорка.

— День только начался. Дайте мне настроиться на допрос с пристрастием.

— Ну вот пока гуляем и поговорим. Вы же знаете, что я любопытна, как кошка. Вы кстати тоже можете меня спрашивать. Я отвечу.

Северус глянул на нее сверху вниз, но промолчал. Она топила его своим страстным желанием выведать хоть что-то. Страстно влюбленная и пытливая от природы, Гермиона хотела узнать о возлюбленном всё. Убедиться еще раз, что он достоин любых самых нежных чувств. Загадочный и замкнутый он бросал вызов ее острому уму.

Деревья примирительно шелестели вокруг, а птички, если и чирикали, то очень осторожно, словно не желая сбивать Снейпа с серьезного намерения открыть еще одну карту. Пара шла в тишине около получаса, и наконец темный волшебник сузил глаза и пристально посмотрел на Гермиону. Он заговорил спокойно и как-то уныло:

— Давайте так. Вы можете меня спрашивать, но не касайтесь темы смерти Альбуса и планов того, о ком нам не следует говорить. Никаких вопросов о грядущей войне.

— А о вас можно? О прошлом? Я кое-что сама раскопала. Про то, что вы полукровка знаю. Знаю и про вашу сложную жизнь частично.

— Да вы бы догадались о статусе крови, и не зная. Как только выведали адрес. Чистокровный волшебник не станет жить в таком месте.

— Верно... Вы упомянули, что переносили Круциатус. К вам там дурно относятся из-за вашего происхождения? Так?

— С чего вы это взяли?

— Ну ведь они же знают. Он знает? За это он с вами так жестко? Или это обыденность для всех?

— Вы затрагиваете неприятную для меня тему. Сложную тему. Я понимаю, что вы сами много страдали, ощущая себя неполноценной из-за того, что не появились на свет в семье волшебников. И вам импонировало бы, если бы я пожаловался, что меня регулярно пытают из-за того, что я не происхожу от одного из 28 великих родов. Но моя история немного о другом.

— Простите. Я плохую тему завела. Хотя признаюсь честно, я очень хотела бы узнать почему он вас выбрал, как правую руку, — настаивала девушка. Не зря он сравнивал её с бульдогом. Хватка у неё была железная.

— Это не история бравых подвигов. Вы же понимаете? — мрачно вздохнул собеседник. — Когда за ратные победы рыцарь получает благородный титул от прекрасной Элеоноры Аквитанской.

Они переглянулись и Гермиона смущенно улыбнулась, пожав плечами.

— Ну и что. Пожалуйста, я должна узнать, почему он выбрал из всех именно вас. Ведь не за красивые глаза...

Настроение Гермионы резко изменилось от этой мысли. Тема была и ей нелегка. Девушка отдавала себе отчет, что Снейп допрашивал людей по приказу безжалостного черного мага. Но как он стал его ближайшим Пожирателем смерти. Неужели он был самым отчаянным?

Снейп долго молчал, но потом все же заговорил холодным и отстраненным голосом, словно читал ей статью из учебника, а не открывал историю своей жизни.

— Да. Тема тяжелая, Мисс Грейнджер. Но я расскажу. Круцио ко мне применяли двое. Беллатриса, которая меня невзлюбила с первого дня, в том числе из-за моей нечистокровности, и Поттер старший. Вот уж Минерва бы раскудахталась, что это невозможно, он не мог, он просто зарвался. Темный Властелин меня никогда не пытал. Только допрашивал легилименцией. Особенно активно первое время.

— Вы были тогда действительно... на его стороне?

— Да, я тогда искренне гордился тем, что он взял меня в ученики. Я не сомневался в своей лояльности и был готов стать лучшим легилиментом после него, чтобы разбить любые заговоры врагов или предателей. Если бы я сомневался тогда, то он бы меня не приблизил. Но я был тверд в своей уверенности служить ему. Я узнал его биографию. Собрал по крупицам из книг и свидетельств очевидцев. Я открыл с волнением каждую веху его становления и магического роста. Я даже написал о нем книгу. И принес ее на встречу с ним. Как бы точнее выразиться... Я увидел себя в его истории. А он прочитал это в моей голове... И согласился.

— И что же это была за история?

— Дамблдор рассказал Гарри о Темном Властелине?

— Да. А Гарри нам.

— Значит вы в курсе, что он появился, как нежеланный ребенок для отца, как плод его забвения под действием любовного напитка?

— Да. Ну и ублюдок был папаша Того-кого-нельзя- называть. Даже если его приворожили, ребенок-то не виноват!

— Мой отец так же изначально не желал связывать себя узами брака с волшебницей.

— Постойте. Вы хотите сказать, что ваша мать... тоже опоила своего жениха?

— Не вдаваясь в детали. Именно так. Моя мать боялась, что никогда не выйдет замуж. Она не была красоткой, хотя определенное очарование в ней было в молодости, я видел колдографии. Но главное, это то, что она сама считала себя непривлекательной и не верила в возможность того, что в нее можно влюбиться. А вот отец, если бы не резковатый профиль, считался бы красавцем. Высокий, стройный, черноволосый. Он был брутальный, наглый и напористый, женщины часто такое принимают за силу характера. Отец вышел из рабочей семьи и насилие в его кругу считалось нормой. Неугодную жену или непослушного ребенка не грех было угостить тумаками. Мать увидела его на одном футбольном матче, куда пошла из чистого любопытства. Хотела посмотреть на маггловские виды спорта и сравнить с магическими. Громкий грубоватый болельщик лондонского клуба привлек ее внимание. И она подумала, что такой мужчина мог бы ее защищать. Рядом подружка решила тоже пофлиртовать с ним. И мама испугалась, что он непременно влюбится в другую, если у него будет выбор... Первая любовь, отсутствие критического мышления, неуверенность в себе, так свойственные молодости.

— И она его напоила амортенцией?

— Нет. Она хотела эффекта на всю жизнь. Пока смерть не разлучит их. Выбор пал на древний темный ритуал. Такой приворот разжигает не любовь в классическом понимании, но болезненную тягу. Любовь вообще нельзя вызвать искусственно. Но многие волшебники и магглы каждый год снова и снова проверяют это на практике. После того ритуала человек не осознает, что с ним происходит, но больше он не может жить без колдующего. При этом сердце заполняет не нежность, а непримиримая ненависть к тому, кто подчинил его волю. Так было и с отцом. Он не мог выйти из-под действия чар, но подсознательно чувствовал, что это с ним сделала жена. И он регулярно колотил ее. Так же он возненавидел магию и всё, что с ней связано. И строго запретил матери колдовать. Это окончательно разбило ее сердце. Она сломалась. И больше ничего не хотела. К тому же от нее отвернулись родители. Они были менее высокомерными, чем Малфои, но всё же не жаждали увидеть зятя из магглов. Мама была нелюбимым ребенком. Изначально в семье отдавали предпочтение старшей дочери. А младшая считалась неспособной и не подающей больших надежд.

— У вас есть родственники по материнской линии?

— Уже нет. Тетка умерла от несчастного случая 30 лет назад. Замуж она выйти не успела.

— Ваша история очень похожа на Его. Как и с Меропой Мракс, отец ставил лишь на сына и пренебрегал дочерью. Меропа хотела украсть немного счастья и влюбила в себя красавца-соседа. Она умерла от горя, когда муж ее оставил. Не хотела жить даже ради своего малыша.

— Моей матери муж был тоже дороже сына. Она не видела выхода из этого колеса насилия. Я просил ее оставить отца. Но она не смогла уйти. Она любила его. К тому же ее мучило чувство вины перед ним. И за это она была готова терпеть его выпады и дальше. Он крепко запил. Она понимала, что это не жизнь, не семья, не место для ребенка, но не стала ничего менять. Я ушел из дома, как только появилась возможность. И не возвращался до смерти родителей.

— Мне так жаль! Боже мой! Я и подумать не могла, что ваша история так печальна.

— Увы. Мы не выбираем, где родиться.

— И Тот-кого-нельзя-называть увидел это у вас в голове?

— Да, — Снейп тяжело сглотнул, — Я возненавидел свою семью. Он увидел всё это. Желание ни к кому больше не приближаться слишком сильно, море гнева, жажду власти, магическое мастерство, упорство и системный ум. Он увидел во мне себя. Не того себя, которого он охотно являл миру, а истинное скрытое ”я”. С похожими желаниями, готовностью сохранять внешние приличия, чтобы не иметь проблем с законом, с теми же душевными болями и безграничным стремлением к могуществу. Он сразу заметил и мои недостатки. Я был от природы слабее его. Способности Темного Властелина со времен Хогвартса потрясали воображение. У меня же было меньшее мастерство и сильно не доставало прямой магической мощи. Но другие Пожиратели оказались не многим искуснее меня. А я ведь только школу окончил. Он поверил в меня. Решил, что поможет мне раскрыть потенциал, взамен получив... ближайшего соратника. Он сказал, что затаенное желание найти уважение реализуемо в его кругу. Он даст мне необходимый толчок в развитии и, если я захочу, то смогу продвинуться в темной магии дальше других. Я был горд, когда услышал это. К тому же я искренне восхищался его умениями, и горел желанием учиться у него.

— Он увидел в вас родственную душу? Словно бледную копию себя, так?

— Что-то вроде того. Он взял меня в ученики. Обучил легиллименции. С окклюменцией я уже был неплохо знаком, но, конечно, не на том уровне, чтобы противостоять ему. Да я и не пытался. Мне его допросы не были в тягость. Он не проявлял жестокости. Скорее разжигал и подпитывал во мне честолюбие и веру в то, что я имею право вершить чужие судьбы. Под его влиянием замолкали последние сомнения. Обращение Темного Властелина так выгодно отличалось от несправедливого отношения Альбуса. Наконец я нашел того, кто оценил меня по достоинству. Кто отдал мне должное. В тот период жизни я был всем вполне доволен. Не счастлив, ибо счастье — это другая категория. Я не был подлинно счастлив, творя зло. Но я обрел некое равновесие. Я дал тьме равномерно поглотить себя. Он видел, что я хотел занять прочное достойное место в жизни. И он мне его предоставил. Разумеется, с условиями исправной службы и безграничной преданности.

— И между вами сложилось некое доверие? Он увидел в вас... наследника? Как сына?

— Ему не нужны наследники. Он сам планирует жить вечно. Поэтому он никогда и не упоминал, что желал бы завести семью, хотя многие высокородные ведьмы и сейчас с радостью пошли бы к нему в жены. Он последний прямой потомок Салазара Слизерина. Родить от такого было бы многим высокой честью. Что же касается доверия... Темный Властелин до конца никому и никогда не доверял. Ни Белле, ни Барти Краучу так же не удалось полностью уверить его в безграничной лояльности. С другой стороны, он знал, кого и чем можно контролировать. Этого ему было довольно.

— А чем ему не угодила Миссис Лестрейндж?

— Слишком эмоциональная, слишком влюбленная, всё время ждала от него проявлений взаимности, чем изрядно раздражала. К тому же иногда она поддавалась ревности и гневу и начинала кидать проклятьями без нужды. Я же действовал всегда четко в рамках приказа. Исполнял его волю безупречно чисто и не влипал в ненужные неприятности. Он и сам до истории с чертовым пророчеством отличался большой осторожностью.

— Но вы же никогда не... убивали?

— Как вам сказать... Формально нет. Но опосредованно из-за меня умирали. Однажды я проводил допрос почтенного сотрудника Министерства. Он владел ценной информацией. Мой допрос сам по себе не причинил ему значительного вреда. Но бедняга выдал информацию, которую готов был охранять даже ценой своей жизни. Просто я оказался уже сильным ментальным магом и одного намерения скрыть что-либо не хватило бы, чтобы противостоять мне. Старик не смог жить потом с этим грузом, покончил с собой. Меня даже рядом не было. Но я вполне признаю вину в его гибели. Были и другие смерти, которым я не помешал или способствовал.

Голос Снейпа дрогнул. Он не хотел каяться. Но воспоминания нахлынули слишком стремительно. Он сжал руку в кулак, стремясь вернуть самоконтроль. Гермиона заметила, как ему нелегко и, понимая, что ее расспросы разбередили старые раны, прислонилась к нему и нежно положила голову на грудь. Ей хотелось успокоить, но она решилась лишь легко погладить Северуса по плечам. Влюбленная тихо прошелестела:

— Я понимаю, что вам нелегко говорить об этом. Спасибо за откровенность.

— Что вы теперь обо мне думаете?

— Ничего нового. Конечно, я думала, что тот, кому вы служите и вас периодически пытает... чуть ли не за ужином. Но вижу, что он умен. Если бы он обращался с вами неуважительно, то никакими посулами вас бы так сильно на свою сторону не привлек. Его предложение и правда оказалось заманчивым. Я понимаю, что годы насилия от зарвавшихся идиотов озлобили вас против мистера Дамблдора. Уже не важно был ли он прав в своем милосердии к нападавшим или это лишь больше распалило их развязность, но Орден небезосновательно мог казаться вам омерзительным сборищем. Я понимаю, почему вы боролись против него. Но что бы ни было в прошлом, вы нашли в себе силы перестать подавлять и унижать. Я уважаю вас за это. Многие бы наслаждались привилегиями на вашем месте. Но вы... сколько? Двадцать лет уже рискуете собой. Вы искупили и искупаете до сих пор те ошибки, что совершили в молодости.

— А если бы ваш родственник из-за меня наложил на себя руки? Вы бы так же оправдывали?

— Да. Я говорю от всего сердца. Вы заблуждались, но вы сами себя поправили.

— Зачем вам знать всё это?

— Я не хочу жить с незнакомцем.

— А вы всё еще... желаете жить... со мной? — упавшим голосом спросил мужчина.

— Да, — твердо ответила гриффиндорка. — Это не пустой звук. Пожалуйста, когда вам будет угодно, рассказывайте и дальше о себе. Я на вашей стороне. Я искренне хочу вас понять. Не бойтесь открываться мне. Вы не сможете меня оттолкнуть.

Снейп словно очнулся, тряхнул головой раздраженно и с негодованием взглянул на девушку:

— Какой вздор! С чего бы мне бояться. Я просто предупреждаю вас. Чтобы вы не строили иллюзий и потом они не разбивались в вашей душе.

— Да. Конечно. Я именно так и подумала.

Гермиона не купилась на уловку. Внимательная к деталям гриффиндорка четко уловила невольное робкое признание страха, что она отвернется, если он будет слишком откровенным. Но не стала спорить. Ей хотелось узнать всю правду, а значит надо было настраиваться не осуждать и не охать. Иначе он больше ничего не поведает. Не требуется диплом по психологии, чтобы догадаться о таком. Диких хищников нужно приручать терпением и лаской. Терпения Бог не ссудил. А вот лаской окружать безумно любимого мужчину ей и без медицинской науки хотелось. Позволил бы только.

Они шли еще какое-то время и просто слушали птиц и любовались лесом. Гермиона всячески давала понять Северусу, что его слова не вызывают в ней отторжения. Она останавливалась, обнимала его, сжимала руку. Снейп чуть поморщился и выдавил из себя:

— Задавайте вопросы дальше. Я вижу, что вы пока не удовлетворены.

Гермиона благодарно закивала и мягко продолжила беседу:

— Да. Если честно, есть еще кое-то, что мне интересно. А кто был ближайшим сподвижником до вас? Беллатриса?

— Да. И Люциус Малфой. Я вошел в круг третьим. Люциус был рад такому подкреплению, так как эта разъяренная пантера и его покусывала на досуге. А вот она нет. Эта психопатка видела себя правой рукой Властелина и не желала делить его даже с родственником, но тот был хоть неизбежным злом. А вот со мной затеяла тут же расправиться.

— Но это же было явно враждебным шагом по отношению к родственнику. Я думала, что они действуют сообща. Миссис Лестрейндж так влюблена в вашего главу, что даже свою семью к нему ревнует?

— Она всех к нему ревнует. Люциус отвечал за шпионаж и в ее глазах был белоручкой. И вот он приволок какого-то заумного хлюпика себе в помощь. А я, знаете ли, в молодости был еще худее и широтой плеч не славился. Перед Миссис Лестрейндж не заискивал. Наоборот, пытался по мере сил давать отпор. А тут еще с ходу попал в ученики к Темному Властелину. Потом подниматься стал стремительно по иерархической лестнице. Она пожелала поставить меня на место. А заодно и Люциусу насолить. Что б, так сказать, не тащил всякую гадость в дом.

— Но вы отбили у нее желание связываться с вами, не так ли.

— Не сразу. Первое время она одерживала победы. Но я не отчаивался, терпел, рос и постепенно научился давать отпор. А тогда уже ей пришлось не сладко. В итоге пришлось смириться с моим существованием.

— А почему она... ну она же психопатка... почему она не убила вас?

— Ну потому что ловушку она мне подготовить не смогла, чтобы оклеветать. Я оказался изворотлив. Причин убивать соответственно не было. Темный Властелин не одобрил бы расправу без санкции. А потом ее ненависть начала играть против нее.

— Над ней стали смеяться?

— Ну а как же. Всегда забавно, когда кто-то умирает от ненависти. Со временем к ее спектаклям привыкли. Это, кстати, помогло мне потом. Не так давно был момент, когда она могла возбудить в Повелителе дополнительное недоверие ко мне. Но она так часто и так беспричинно чернила меня раньше, что ее слова сыграли обратную роль.

— Может она просто влюблена была в вас? За что ей так беспричинно кидаться на вас с ненавистью?

— Вы мне льстите. Но спасибо в любом случае. Конечно, когда мы кого-то любим, то нам кажется, что его и другие тоже могут полюбить. Но нет, я ей всегда был отвратителен. Она презирала меня. Полукровка. Выскочка. Не марал рук. Сразу снискал доверие правителя. Такое не прощается.

— Я, если честно, думала, что Мистер Малфой гораздо более склонен к предрассудкам. Неужели он так легко, принял вас как равного и даже потом — превосходящего по положению?

— Он склонен к предрассудкам. Но ему хватило ума и такта, скрывать это. Если бы я не был легилиментом, то верил бы свято, что он больше всех был рад моему продвижению. Хотя Люциус ко мне в целом и правда относится очень хорошо. А родовая спесь... ну это уж у него в кости въелось, я не обращаю внимание. Но всё, что он делал сознательно, было мне на благо. Он хотел иметь союзников. И трезво понимал, что нельзя окружить себя только чистокровными. Их просто слишком мало даже на Слизерине. Я проявлял благоразумие и афишировал свое родство только с семьей матери, он меня и не спрашивал про отца никогда. Это была такая безмолвная игра. Я делал вид, что происхожу исключительно из рода Принцев, а Люциус делал вид, что верит.

— Но он знал? Или только догадывался?

— Конечно знал. С первого дня. Кстати, когда мои родители умерли, и я стал владельцем этого дома, то он намеренно приходил ко мне с визитами. Вместе с женой. Кривился, но сидел на том самом диване в гостиной.

— Чтобы все видели? Темный Властелин вас принял, Люциус ходил в ваш дом, значит тема крови закрыта?

— Именно. Темный Властелин сам решает, чья кровь чиста. И не высказав мне презрения, он тем самым и другим дал знак. Так же рассуждал и Люциус, он заметил меня, как только я поступил в Хогвартс. Не то, чтобы мы сразу сблизились, но раз он не стыдился моего общества, то и другие тоже носы не задирали. Это открыло передо мной многие двери. Кстати, если бы Гарри поступил на Слизерин и сдружился с Драко, то с ним бы тоже общались, как с равным. Драко ведь сам пытался с ним сойтись.

— Папочка, наверное, надоумил. Чтобы втереться к Гарри в доверие и шпионить. Или заманить его. Или...

— Или просто из любопытства. Что за зверь такой Гарри Поттер, что единственный за всю историю не погиб от авада кедавра и лишил тела самого могущественного волшебника. А может он так силен, что сам потом заменил бы его? Так к такому надо сразу быть поближе.

— И вы нормально это оцениваете? Все друзья, как источник выгоды?

— А что такого? Люциус был по-своему честен со мной. Я не в обиде. Он тоже знает, что благодаря мне, Драко выжил той ночью. Его ставка оправдалась. И кстати, если мне реально будет нужна помощь, то я скорее обращусь к нему, чем к вашей Макгонагалл. Люциус куда меньше думает о моей крови, чем Минерва о моем прошлом.

— Да, к вам многие предвзяты. Хотя два любимца Мисс Макгонагалл применяли и левикорпус, и круциатус оказывается, и убийство замышляли от скуки... может еще и запытали человека, пусть врага, но ведь не дрогнула рука. Так чем Джеймс Поттер и Сириус Блэк лучше вас?

— Ни-чем. Мы с ними все трое мерзавцы отборные. И те двое тоже не отстают. Пятерка отпетых негодяев. Один бесславно сдох, даже не бившись. Семь лет учебы прошли для него в пустую. Другой проиграл в дуэли без поддержки дружков-шакалов. Нападать не стаей наш песик, увы, так и не научился. И их осталось трое. Прям, как у Агаты Кристи. Только у нее фигурки были черны по цвету кожи, а мы по нравственной чистоте.

— Ну вы же теперь...

— Шшш, душа моя, я знаю, что я есть и чем вовсе не являюсь. Не обеляйте меня. Чтобы замазать всю мою черноту вам белил не хватит. Не утруждайте себя. То, что я на стороне Альбуса еще не значит, что я очистился так, что могу вознестись прямо в рай. Я знаю, что вполне заслужил свой котелок. И он, наверное, уже где-то закипает в мою честь. Но пока у меня есть тут неоконченное дело...

— Не говорите так, прошу вас. У вас будут дела и потом.

Гермиона с силой сжала его руку, и он удивленно посмотрел на нее. Она решительно посмотрела ему в глаза и прислонила дрожащую ладонь к его щеке:

— Я не выдержу, если потеряю вас. Вы обязаны пережить это безумие!

— Мисс Грейнджер. Это война. На ней могут быть жертвы. Я бы хотел, чтобы в случае моей смерти вы нашли в себе силы жить дальше и быть счастливой.

— Я не...

— Хватит я сказал. Вы молоды, ваша жизнь ничем не омрачена. Я уверен, что вас ждет славное будущее.

— Без вас...

— Шшш, — Снейп приложил палец к ее губам. — Не одевайте сердце в траур, не живите в одиночестве. Слушайте!

Волшебник легко взмахнул рукой, и заиграла музыка. Нежные скрипки пронзили густой летний воздух своими заунывными трелями. И тут случилось то, чего Гермиона не могла предположить даже в шутку. Самый грозный профессор Хогвартса запел. Единственная зрительница концерта в сумрачном лесу даже раскрыла рот от удивления. Она и подумать не могла, что этот человек способен на досуге музицировать. Однако Снейп оперируя палочкой, как смычком, будто он глава скрипичного оркестра, направлял льющуюся музыку. Мелодия замерла и его приятный глубокий баритон грустно вывел слова:

«История любви

Когда для нас слово «всегда» оказалось коротким,

Видишь, у нас все-таки нет больше времени

Нет, моя любовь, ты не должна, не нужно

Плакать обо мне...

История любви

Это песня об океане и летних ночах,

О воспоминании, которое будет длиться вечно

Для меня жизнь уйдет сегодня вечером, но наша любовь

Не кончится

История любви,

Она не может на самом деле умереть однажды

Не одевай сердце в траур, не живи одна

Тебе нужно будет увидеть другое небо, другое солнце

Не плачь...»</p>

— Какая красивая песня, — всхлипнула девушка.

— Оригинал, кажется, французский, но я недавно ее и по-английски услышал. Запало почему-то.

На Гермиону последние слова песни произвели прямо обратное действие. По ее щекам потекли слезы. Снейп умолк. Взял ее на руки и стал укачивать, как ребенка, тихо шепча на ушко:

— Ну, ну, душа моя, я желал осушить ваши слезы, а не заставить вас рыдать еще более горько. Успокойтесь. Вы же не плакса Миртл. Давайте, берите себя в руки.

Гермиона улыбнулась от такого сравнения. И стала вытирать щеки рукавом. Потом задумчиво посмотрела ему в глаза и медленно проговорила:

— Расскажите мне, каков ваш план. Я помогу. Вам нужен союзник.

— Вы поможете Поттеру. Ему ваша поддержка будет жизненно необходима. Я боюсь, без вас он не протянет долго. Верно пророчество Альбуса или нет, но больше нет путей к вашему спасению, — Снейп отвечал ей твердо, но тон его голоса был таким теплым, что отказ принять ее помощь не показался чем-то обидным.

— Обещайте, что подготовитесь на любой случай. Физический, магический, ментальный урон, — взмолилась девушка и судорожно вцепилась пальцами в его плечи.

— А вы у меня и правда невыносимая всезнайка, — Снейп ласково прислонился лбом к ее лбу и прошептал. — Беспокойтесь о себе. Только о себе. Вы обязаны принять любые меры к вашему спасению. Жаль, что вы против темной магии... Я бы научил... Но уж как есть. Защиты надо довести до автоматизма. Даже если вы забудете мои слова внушения позже, навык всё равно останется. Не надо больше пытаться спасти меня, спасайте себя. И пожалуйста с тем же рвением. Понимаете?

— Понимаю. А вы притворщик. Ни на миг не верю, что вы совсем не рады моей заботе. Неужели приятнее, когда тебя все вокруг ненавидят? Вы же не такой, как Он. Вы не хотите быть одиноким. Вы уверили себя, что вам никто не нужен, но это ложь! Ложь!

Гермиона обвила руки вокруг его шеи и стала покрывать лицо поцелуями. Снейп некрепко прижимал ее к себе и продолжал шептать слова утешения. Наконец их губы встретились, и они принялись отчаянно целоваться. Гермиона хотела передать ему, как он ей дорог, она твердила, как мантру указания обо всем подумать и не дать убить себя. Северус утешал ее. Это было так необычно и так сладко. Утешать кого-то, кто до смерти боялся за него. Чаще ему приходилось сталкиваться с пожеланиями смерти. А скоро таких пожеланий безмерно прибавится.

Несчастный ясно понимал, что с директорством примет на себя тяжкую ношу ответственности за жизни и здоровье детей. Будут те, кого ему придется мучить или наблюдать за их мучениями. Смерти невинных. И все учителя, большинство учеников и их родителей страстно пожелают, чтобы он умер и желательно покорчился в муках перед смертью. А даже если он переживет войну, то потом надо будет еще как-то пережить ненависть других выживших. Не все поверят в его невиновность, даже если отыщется свидетельство Дамблдора в его пользу. Ему будут мстить. С двух сторон. Вряд ли его жизнь когда-либо будет ясной и безоблачной.

Но сейчас он вырван из всего этого мрака и хаоса. Он на краю света с самой прекрасной ношей на руках. И нет в мире ничего кроме ее нежных слов, ясных глаз и наивных признаний. Внутри него всё вибрировало в резонансе с ее такой бесстрашной и не скрываемой любовью. Он с ужасом ощутил, как глубоко и его чувство к ней. Он не понимал, как это случилось, в какой миг, какая фраза или действие сыграли роль. Но это свершилось.

Его душа вспыхнула двумя яркими огнями. Одно пламя было густым и черным. Оно желало поглощать и контролировать ту, от кого теперь всецело зависело его благополучие. Насилие, даже по отношению к ней самой, казалось оправданным, если бы позволило гарантировать ее спасение. Пусть хоть в цепях и в подвале сидит, но живая. Под империо, под любыми чарами, известными ему, включая самые темные. После страшной просьбы Альбуса ему уже нечего терять, пусть она проклинает его, пусть спорит, рыдает, но дышит! Только бы не переставала дышать!

Подобные мысли разгоняли кровь и тут же наполняли его огромной, плотной магической энергией. Это был источник большой силы. Желание оберегать ее и защищать. Ради этого он пошел бы... на любой подвиг или злодеяние.

Гермиона вздрогнула. Над ее головой взмыл алый, как кровь, купол. Она никогда такого не видела. Сильнейшая магия. Она оказалась в центре искрящейся красной сферы. Мощь изучаемой магии была так велика, что девушка почувствовала, как у нее волосы на голове зашевелились. По телу пробежала дрожь. Это пугало и завораживало. Впервые Гермиона увидела, какой властью облает Снейп. Она понимала всегда. А вот теперь убедилась. Это вселяло бы страх до колик... Если бы это был другой волшебник. Но магия Северуса, даже темная, показалась ей такой родной и контролируемой. Он не перейдет черты, если в этом не будет крайней нужды.

Гермиона прямо взглянула в глаза любимого, желая показать, что у нее нет ни отвращения, ни ужаса в сердце. Это не был светлый волшебник. Но она знала. Она принимает.

Второе пламя, разожженное в душе Снейпа его хрупкой гриффиндоркой было будто соткано из золотых лучей, оно горело слабо и неровно, но именно оно заполняло всё его существо теплом и сиянием. Эта вторая сторона желала искать одобрения любимой, делать лучезарным каждый день ее жизни, баловать как маленького ребенка, носить на руках и шептать признания, если она так хочет их слушать. Делать всё, что ей нравится. Снейп ощущал через ментальную связь с Гермионой всю силу ее окрепнувшей привязанности. Он словно плыл в этом потоке. Он был внутри нее, окутанный как теплым пледом, ее чувствами. Он еще боялся открываться в ответ, но уже страстно хотел этого. Наконец-то, впервые в жизни, у него появилась возможность всё сделать правильно. Чувствовать, что тебе доверяют и безгранично доверять в ответ. Его страх быть отвергнутым был бы непреодолим, если бы он не видел, как сильно она его любит. Он ни за что бы не поверил, что его можно полюбить так безоговорочно.

Эта вторая сторона не давала силы, напротив она была его величайшей слабостью. Благо, что пока никто не знал о ней.

И над двумя такими разными стихиями довлел голос холодного рассудка. Который будто двух непослушных детей, усаживал оба стремления души по партам и призывал к спокойствию. Никаких порывов. Успокойся Северус. Нельзя ни лихорадочно уволочь свою принцессу в высокую башню и охранять подобно огнедышащему дракону, ни идти у нее на поводу и поддаться слишком сильно ее влиянию. Благо, что Гермиона слишком молода и неопытна, и не разглядела, что ее власть над этим мужчиной приближалась к абсолютной. Она уже могла бы играть им, погубить его, сломать. Он видел это, но ничего не мог поделать с собой.

Окклюменция. Барьер. И выдох. Если не подавить, то хотя бы спрятать.

Спокойствие. Ледяная корка вновь сковала двух непримиримых соперников. Спор стих. Купол погас, оставив за собой всполох алых искр. Но девушка успела интуитивно уловить и второй голос его изменчивой души. Она искала именно это. И нашла. В нем был свет.

Она прильнула к любимому и двое просто стояли неподвижно, радуясь безмолвному присутствию друг друга, пока Снейп, словно первым пришедший в равновесие, не заговорил мягко:

— Готовы преодолеть свой страх, Мисс Грейнджер? Я помогу вам.

— Что я должна делать?

— Ничего. Просто довериться мне и наслаждаться.

Гермиона уверенно вложила свои руки в его и последовала за волшебником до выхода из леса.