12.5 (1/2)

— Так что ты хотел?

Хенджину пришлось увести Чонина наверх, к самой лестнице, чтобы, если вдруг они начнут повышать голос, никто не мог их услышать. Это всего лишь мера предосторожности. Или коварный план, как испортить жизнь другой семьи, лишив их одного из родителей. По коже поползли мурашки. Нельзя думать о таком. Вообще нельзя ни о чем думать, он уже с ума сходить начинает от всех этих мыслей, что навалились на него. Это обычный разговор, ничего не случится, если они поговорят. Нельзя никого убивать. Нельзя причинять вред. Он должен оставаться единственным, кто познал смерть и боль от предательства и одиночества. Никто больше не должен даже отдаленно почувствовать то, какого это бывает.

Чонин смотрит на Хенджина своими лисьими глазами, пытаясь разглядеть что-то. Что угодно, что могло бы дать Яну подсказку о том, что с ним случилось. Яркие волосы, татуировки, бледный цвет кожи и потухший взгляд. Ни намека о том, что произошло. Лишь размытое пятно, получившееся в результате. Странное чувство. Почему-то Чонину хочется крепко его обнять.

— Джисон не знает, да?

— Не знает про что?

Хенджин опирается о перила, пытаясь вспомнить как давно их тут поставили и не сорвется ли он случайно вниз. Немного подвигав руками, он убеждается в их надежности, но на сердце все равно неспокойно. Не нравится ему взгляд Чонина. Слишком много в нем вопросов и еще больше жалости, которую Хван терпеть не может.

— Про Енджуна.

Хенджину приходится стиснуть зубы и нахмуриться. Затылок немеет, а дрожь вновь охватывает с головы до ног. Даже Минхо-хен не произносит его имя, пытаясь хоть как-то войти в положение своего младшего. Чонину, видимо, не до осторожностей. Или же ему совершенно плевать на чувства Хвана, ему лишь бы узнать то, что он хочет, а то, что вспоминается только при одном упоминании имени, его не касается. Ну да, он всегда был таким, чего уж тут удивляться.

— Зачем ему это знать? — с неохотой произносит парень, покрепче хватаясь за деревянный каркас. Сердце даже не екнуло. Оно просто устало реагировать на эту боль.

— Затем, что он приходил.

До Хенджина не сразу доходит смысл его слов. Но, когда шестеренки в голове наконец начинают свое движение, он широко раскрывает глаза и почти делает выпад назад, но останавливает себя от поспешного решения уйти от разговора таким способом. Чонин смотрит прямо, наблюдая за каждым топорным действием, каждым рваным вдохом и тем, как Хенджин с силой сжимает кулаки до побелевших костяшек. Острая резкая боль помогает прийти в себя, но не на долго. Вот почему он не явился в назначенное время. Он был тут. Этот ублюдок нашел его даже здесь. Голова идет кругом. Воспоминания пробиваются сквозь толстый барьер, построенный Хваном еще в самом начале. Он просто видел только хорошее. Но ничего хорошего между ними не было. Он был глупым, наивным, и впервые влюбленным омегой, так внезапно нашедшим свое счастье и уверенный в ответной влюбленности. Его мечты растоптали. Его чувства, его хрупкое сердце разбили вдребезги. Ему показали, кем он был на самом деле для своего «возлюбленного». Лишь вещь. Красивая, но быстро надоедающая вещь. Вот только никто не думал, что Хенджин может восстать из пепла. Никто не думал, что он может быть фениксом, его считали лишь бесполезным куском плоти, восполняющим нужды альфы. Его слепая вера привела к ярости, любовь превратилась в лютую ненависть, а мысли теперь были занятыми лишь одним — местью.

— Он искал тебя, но Джисон сделал вид, что вы не знакомы. Я не думаю, что он поверил.