12 (1/2)

Проходит четыре дня. Четыре долгих дня ожидания, нервотрепки и сдавших позиции нервов Феликса. Чанбину пришлось увезти его обратно в город, для Ли было тяжело находится рядом с Джисоном и не иметь возможности даже взглянуть на него. Когда Чонин вернулся со стаканом воды и подавителями, Хенджин отключился, а на следующее утро, толком ничего не объяснив, выгнал из дома и его.

— Ему нужен кто-то, у кого нет феромонов, — прежде, чем хлопнуть дверью, угрожающе шипит Хван, — кому как не тебе это понимать?

Чонин вздрагивает от резкого грохота захлопывающейся двери. Она стеклянная и стекло начинает дрожать, грозясь пойти трещинами в любой момент. Самое противное, что Хенджин прав. Как омеги, так и альфы во время беременности становятся излишне чувствительными к чужим феромонам. И не важно кто, его пара, близкие друзья или родственники — для него это будет сродни тошнотворного яда, проникающего в самые уязвимые участки тела. Поэтому Чонин не спорит с ним. Потому что нет смысла спорить с тем, кто точно знает, что делает. Поэтому Ян смирно сидит в домике прислуги, что находится чуть ниже по склону, и перелистывает какую-то книгу целыми днями, не вникая в написанное, пока Крис с Чаном болтают о чем-то своем, играют или просто носятся по дому, изображая хоть какую-то активность. Время будто замирает.

Когда Джисон открывает глаза, его встречают воспаленные, с огромными черными синяками под ними, покрасневшие глаза Хвана. Хенджин что-то бормочет прямо ему в лицо, оседая на пол возле его кровати. Джисон давится свежим воздухом, кашляя. Почему он проснулся? Он же явно чувствовал, что умирает, почему он здесь?

В голове полная каша, но он отчетливо помнит тот день, когда к ним на порог явился Енджун. Он помнит, как его ядерный запах оседал на легких и как ужасно быстро колотилось его сердце. Помнит он и тот момент, когда вся кожа будто бы начала полыхать огнем. Столько альф, столько резких запахов, давящих на живот. Джисон тут же осторожно прикасается к низу живота, делая медленный вдох. Ничего. Никакой боли. Вроде все спокойно, правда же?

— Хен… — его голос дрогает, от того, что горло пересохло и каждый слог будто дерет его изнутри. Неприятно.

— С ребенком все в порядке, — тут же отзывается парень. Джисон видит, как он пытается встать с колен, но те так сильно дрожат от усталости, что не слушаются, — я принесу тебе воды, — Хан останавливает парня, накрывая его ладонь своей, и коротко мотает головой. Плечи Хенджина опускаются. Если с ним и ребенком все хорошо, остальное может и подождать.

Они молчат какое-то время, хотя Джисон хочет спросить о стольких вещах: Почему тебя искал какой-то Енджун? Почему ты вообще знаком с кем-то, настолько неприятным? Где все остальные? Ты спал вообще? Ты в порядке? Но он молча смотрит в потолок, пока тело не начинает подрагивать от спазмов. Больно, но эта боль не идет ни в какое сравнение с той, что Джисон испытал на себе, пока отключался. Его будто живьем резали.

Хан пытается сесть на кровати и ему это почти удается. Хенджин помогает, подкладывая подушку под спину. Он холодный и бледный, дико уставший и, Джисон видит, все еще напуганный, а еще слегка почему-то раздраженный.

— Я все же принесу воды, подожди, — на этот раз Джисон не успевает его остановить. Он смотрит Хвану в спину, чувствуя себя виноватым за то, в каком состоянии он оказался. На сколько он вообще отключился? — Держи, — быстро вернувшись, Хенджин отдает Джисону теплый от воды стакан с трубочкой. Джисон в непонимании выгибает бровь, — ты не сможешь долго его держать, у тебя руки ослабли, — поясняет парень, присаживаясь рядом. Джисону кажется, что это бред, но как только он чуть приподнимает стакан, сразу становится понятно, что Хенджин знает намного больше о его теле, чем он сам. Руки сводит судорогой, поэтому Хван, покачав головой, забирает стакан, поднося его к лицу альфы, — пей, — хрипло смеется он, — никому об этом не скажем, — и подмигивает. Джисон пытается улыбнуться в ответ, но Хенджин уже отводит взгляд и принимается смотреть в пустоту. О чем он думает?

Джисон хочет узнать, что у Хвана на уме, но решает отложить это на потом. Он все еще чувствует слабость во всем теле, ощущает, как его одеревеневшие мышцы сжимаются от спазмов и может лишь болезненно выдохнуть. Не время для душевных разговоров.

Хенджин прерывает вновь наступившую тишину первым. Он говорит, что его друзья в домике прислуги, но двое из них уехали, потому что у омеги от стресса сбился цикл и его в скором времени накроет течка. Он также говорит, что не намерен извиняться за свой поступок, потому что, если бы он этого не сделал, Джисон бы взаправду умер. «Тебе нельзя долго контактировать с альфами,» — уставшим голосом монотонно тянет парень, — «с омегами проще, но тоже лучше не затягивать. Это может плохо кончится». Джисон коротко кивает, и не собираясь упрекать Хвана в том, что он сделал. Да, это его друзья, но в первую очередь он должен был заботиться о ребенке. Хенджин сделал это для него. Джисон может лишь выдавить жалкую благодарность, на которую Хван никак не реагирует.

— А что насчет слабого запаха альфы? — тихо произносит Джисон, тут же опуская взгляд, чтобы не видеть лица Хенджин, который напрягся от его слов.

— В каком смысле?

Джисон поджимает губы, делая еще один рваный вдох. Либо он сошел с ума, либо…

— От тебя пахнет Минхо, Хенджин, — Джисон все еще сидит с опущенной головой, стискивая в кулаках тяжелое одеяло, поэтому не видит ни того, как недобро потемнели глаза парня, ни того, как он задержал дыхание, чтобы с губ не сорвался отчаянный всхлип поражения, — ты…

— Я заезжал к нему, да, — Хенджин звучит так убито, что Джисон понимает — этого говорить не стоило, — всего на пару минут, мы столкнулись всего на пару минут… — Хан вздрагивает, стоит Хенджину резко встать, зарыться дрожащими руками в волосы и выйти из комнаты, глухо выругнувшись, — черт…

Аромат темного шоколада итак был очень слабым, практически неуловимым, но стоило Хенджину уйти, как тот и вовсе рассеялся. В груди тут же потяжелело. Что же это такое? Его выворачивает от феромонов даже его друзей-альф, так почему, очнувшись и почуяв приятную горечь на небе, он не испытал тех же чувств? Наоборот, пока в голове царила непроглядная темнота, на подкорке сознания он будто чувствовал, что все в любом случае будет хорошо. Как это связано с Минхо? Почему именно он? Разве его не должно тошнить от запаха Ли, он ведь уже решил отказаться от него? Почему это происходит?

Пока Хенджина не было, у Джисона появилось время и свободное пространство, чтобы, избегая неуместных взглядом, самостоятельно попытаться встать. Тело не поддавалось, отзываясь острой болью, но Джисон смог пересилить себя и, спустив ноги на пол, предпринял попытку встать. Которая, впрочем, успехом не увенчалась, благо Хан вовремя вспомнил про физику и, отклонившись назад, вновь рухнул на кровать. Ну, по крайней мере он понемногу приходит в себя. И все же, стоит поблагодарить Хенджина за то, что он сделал для него. И дать ему поспать. Дня два так точно.

— Стоит съездить в город, — вернувшись, Хенджин наблюдает довольно забавную картину, распластавшегося поперек кровати Хана. Он выгибает бровь, когда парень поднимает голову и спрашивает для чего им в город, — мне пришлось вколоть тебе подавитель Чонина, чтобы снять жар. Он подошел тебе, но это лишь случайность. Нужно купить те, что подходят тебе.

— Но я никогда не принимал подавители, — Джисон садится на кровати, ведя взглядом по Хенджину. Он переоделся. И наскоро вымыл голову, до конца не высушив, поэтому на плечах уже образовалось несколько мокрых пятен, — ты так простудишься.

— Я не болею, — отмахивается Хван. Он хотел было спросить как тогда Джисон справлялся с гоном, если не пил подавители, но ответ пришел быстро. Ли Минхо, — раз ты не пил подавители, я попрошу Донхуна приехать и подобрать тебе подходящие, — Джисон хочет возразить, но Хенджин поднимает ладонь вверх, — дай мне закончить, — Хану приходится повиноваться, — Это важно, если в будущем случится что-то похожее, чего никто из нас, очевидно, не хочет, с помощью подавителей я смогу поставить тебя на ноги быстрее, — Джисон вновь не успевает и рта раскрыть, — ты был без сознания четыре дня. Тут все с ума посходили.