18 июля. Часть 2 (1/2)

Долгое молчание напрягает. Единственный звук, который путники слышат - это приглушённые звуки шагов и стрекот кузнечиков. Тишина давит, угнетает, заставляет постоянно смотреть по сторонам, в ожидании чего то. Инк несколько раз пытался завязать разговор, но его тут же осаждали. Художник пристыженно опускал взгляд под ноги, но буквально через секунду возобновлял попытки поговорить. Эррора это потихоньку выводило из себя. Уголком глаза он видел как Инк заворажённо глядит по сторонам, и казалось, вот вот выпрыгнет из штанов от счастья. Во чудик. Они идут по старой, заросшей сорняками и мхом дороге, где на каждом шагу из может поджидать стая бегунов, а ему хоть бы хны.

— А как ты попадал на все эти экспедиции до армии? Я думал обычных гражданских не пускают за стены. — Инк снова попытался разговорились Эррора. В этот раз он не отводит взгляд, а смотрит прямо в глаза Эррора с неприкрытым интересом. Он на секунду отвечает взглядом и тут же отводит.

Бывший сержант раздраженно сводит челюсть. Кажется, он ведь просил его помолчать. Отвадить бы от себя пацана этого... неужто он простых слов не понимает? Эррор ведь всего лишь проводник, а не машина для развлечений! По-началу юноша хочет и вовсе проигнорировать эту тупую беседу, пресечь ее, так сказать, в самом зародыше, но потом вдруг загорается небольшой идеей. Раз мальчишка сам спрашивает, он ответит честно. Но вот только ему этот ответ не понравится, а значит, может и отстанет ненадолго. На длительную тишину Эррор уже не рассчитывал.

— Я занимаюсь контрабандой и варварством. Воруем аптечки, драгоценности и прочие полезные вещи из заброшенных городов, а иногда подрываем после себя здания. Совершаем некую ”зачистку”. Всё равно эти тупые многоэтажки теперь бесполезны.

Эррор злобно ухмыльнулся, увидев удивлённое и растроенное лицо мальчишки, и продолжил.

— А ты думал, что военных отправляют исключительно с благими намерениями? — Получив в ответ полный непонимания взгляд, смуглый парень раскатисто рассмеялся, обнажая клыки. Его голос подрагивал, из за чего был похож на помехи в радио. — Чёрт, ты меня всё больше поражаешь. Ты серьёзно думал, что хоть кому то есть дело до сохранения этих всратых городов? От них уже нет никакой пользы, а вот куски металла, стройматериалов и прочего очень даже могут пригодиться.

— Но это же ужасно! Мало того, что вы воруете то, что когда то принадлежало другим. Вы уничтожаете последние крупицы того, чего человек достиг за всё свое существование! Архитектура, памятники, уникальные здания! — В молодом художнике словно проснулся зверь. Глаза горят гневом и непониманием, аж искры летят. Руки сжаты в кулаки, и даже факт того, что Эррор выше того на целую голову не мешает с искренней ненавистью сверлить юношу взглядом разноцветных глаз. Если бы ими можно было бы убивать, ”контрабандист” бы уже валялся бездыханным трупом на асфальте.

— О, правда что ли? А мне нравится, — отвечает Эррор так же небрежно. — Они, по крайней мере, лишены теперь всякого архитектурного безобразия, и в каждом районе выглядит одинаково всрато. Толерантненько.

— Что? Архитектурного безобразия? О чём ты? – Инк остановился и с непониманием уставился на проводника. В глазах утихла ярость, она сменилась смятением и недовольством.

— Ну знаешь, всех этих пафосных постмодернистских построек в виде парящих кубов и глистов из президентской жопы. Бессмысленных и таких же ужасающе выпендрежных. И главное-то – для чего? Чтобы скрыть говно за золотой занавеской.

— Может, ты просто не пытался понять эту архитектуру, — парирует Инк хмуро. Ему не нравится этот разговор. — Ведь здание не виновато в том, каким его спроектировал архитектор.

— Слушай, а какое мне дело до его сраных чертежей-то, а? Если я и без них вижу, что планировка – полная хренотень, — огрызается Эррор. — Не надо быть поваром, чтобы понять, что говно – невкусное. Без всей этой постмодернистской херни городам только лучше. Возможно, сейчас они неприветливые и отпугивают от себя посторонних, но ведь так даже лучше, разве нет? Чем меньше людей проберется в их глубины, тем больше из них сохранят себе жизни. Тут ведь всякое дерьмо водится, сам знаешь.

— Верно, но... ведь без вмешательства посторонних людей в конечном счете он просто медленно разрушится.

— Ну и пусть, — цедит Эррор, — пусть себе разрушается. Кому не плевать вообще!

Неожиданно из здания напротив доносится громкий шум. Эррор тут же напрягается, врастает в землю как вкопанный, и закрывает болтливому юнцу рот ладошкой. Но тут же отдёргивает её, как ошпаренную. Инк с удивлением и капелькой страха всматривается в окна полуразрушенного дома.

— Что? — спрашивает он нетерпеливо, напряженно.

Из окна небольшой трёхэтажки с мерзким хрипом вываливаются два обрюзгших бегуна. Их пепельно-серые лица искажены в отвратительной гримасе, а из глаз, покрытых алой пеленою, сочится красная жидкость. Дергано, они направляются в их сторону, но Эррор достает револьвер гораздо раньше и, прежде чем первая тварина успевает приблизиться, прицельно попадает ей в голову. Потом следует второй выстрел. Оба бегуна тяжело падают на землю. Инк инстинктивно отступает на шаг. Черные вены на лбу зараженного вздуваются и омерзительно лопаются.

— Твою ж мать, — лаконично ругается сержант.

По рассказам друзей и знакомых, Инк помнит — бегуны редко передвигаются поодиночке. Они практически слепы и часто приходят на шум. И действительно: после оглушительного выстрела, эхом отскочившего от стен трехэтажного дома, зловещего утробного рыка в округе становится больше.

— Допрыгались. Ну что, отлично поболтали, гений современной архитектуры! Уносим ноги отсюда, пока нас не загрызли!

Пропустив парнишку вперёд, Эррор оглянулся в сторону здания, откуда уже пошатываясь выбегали пятеро бегунов. Дело дрянь. Ловко вытащив револьвер из кобуры, он попадает прямо в голову двум, после чего те тяжело падают на землю.

Инк бежит. Бежит, как никогда не бежал. Ветер бьёт в лицо, дыхание сбилось, но он не останавливается. Он не останавливается когда в боку начинает сильно колоть, когда бежать уже становиться буквально невозможно, когда вместо равномерных вдохов он уже судорожно ловит воздух ртом, но останавливается лишь из за одной мысли. А что с Эррором? В ужасе осознавая что он даже не проверил бежит ли проводник за ним, Инк быстро оборачивается и с облегчением выдыхает, увидев запыхавшегося, недовольно ругающегося под нос юношу.

Оттряхнув штаны от пыли, Эррор хмуро огляделся. Инк проследил за его взглядом и когда тот остановился на небе, юноша застыл. Звёзды за стенами и внутри города те же, но воспринимаются совсем по другому. Прохладный воздух, запах травы и бесконечное небо над головой. Инк не удержался и сел на потрескавшийся асфальт, задрал голову и заворажённо уставился на звёздное небо. Эррору эта картина показалась забавной, но он лишь скептически поднял бровь и усмехнулся. После чего за шиворот подняв мальчишку с земли, словно тот маленький котёнок, юноша поставил того на ноги и хмуро заявил.

— Уже совсем поздно. Нам нужны силы, если мы хотим продолжить путь завтра. Надо найти укромное место, что бы никакая тварь не перегрызла нам глотки, пока мы будем спать.

Инк, будучи просто заворожен впечатлениями за день, сам не понял, как же сильно он устал. Ноги стали ватными, веки словно налились свинцом и их было очень сложно держать открытыми. С трудом передвигая ногами, Инк шёл за крепко державшимся Эррором, не видев его не менее измученное лицо.

Холодная капля упала Инку на нос, из за чего тот удивлённо моргнул и поднял голову, всматриваясь в небо. Тяжёлые тучи затмили звёзды, оставив их с Эррором один на один с дождём. Редкие капли сменились настоящим ливнем. Промокшая одежда неприятно липла к телу, волосы падали на глаза, а из за неслабого ветра начали дрожать зубы от холода.

— Нам срочно нужно найти какое нибудь здание! — Из за шума дождя Инк сам себя плохо слышал, из за чего пришлось надрывать голосовые связки, переходя на крик.

— Да я сам знаю, умник! А в них может быть толпа бегунов! Вот в чём проблема! — Эррор тоже кричал. Шум ветра, грохот настоящего летнего ливня не смог приглушить ноты отчаяния. Парень сам не знал, что им делать. Сдохнуть в первый день, совсем недалеко отойдя от этого чёртового города он совсем не хотел. Но сколько бы он не выглядывался в темноту, в поисках хоть какого то укрытия, всё что он видел - это размытые силуэты деревьев и более светло пятно, ввиде Инка где то сбоку.

— Эррор! Эй! Смотри, впереди какой то домик! Надо заглянуть! — Инк обернулся в сторону проводника, который сильно щурил глаза, пытаясь разглядеть хоть что то.

— Чего? Я не вижу!

— Вон, впереди! Пошли туда, а то других домов в окрестности я не вижу! — Инк обошёл своего проводника, встав перед ним и твёрдыми шагами пошёл в сторону их предположительного спасения. Подойдя ближе, оба парня смогли разглядеть домик поближе. Некогда белые доски прогнили, кирпичный фундамент в некоторых местах потрескался, но укрытие выглядело надёжным.

С трудом отперев входную дверь, Эррор завалился в дом, сопровождая своё эффектное появление благим матом. Но не давая себе расслабиться ни на секунду, юноша достаёт револьвер из кобуры и хмуро осматривает комнату на наличие мерзких тварей, которые могут загрызть их заживо. Окинув внимательным взглядом сначала прихожую и гостиную, он зашёл глубже внутрь дома, огдядев кухню и ванную. Электричества в доме конечно не было, но на лучшее можно было бы и не рассчитывать. Обернувшись, что бы проверить, как там его живой груз, Эррор обнаруживает его уже мирно сопящим на стареньком ветхом диванчике. Видимо, первая вахта всё же на нём. Каким бы безопасным домик не казался, бдительность терять было нельзя.

Сев на пол, предварительно отойдя на приличное расстояние от спящего парня, Эррор устало скрестил руки на груди, опустил голову, нахмурил брови и начал обдумывать планы на завтра. В комнате было слышно только собственное дыхание и тихое сопение Инка. За оконной рамой с разбитым стеклом грохотал ливень, стуча большими каплями по металлической крыше.

Какой мерзкий запах. Он разноситься со всех сторон, вместе с оглушающим рёвом бегуонов. Он не может двигаться. Вокруг сплошная темнота, ноги словно прилипли к полу. Инк не может дышать, в горле ком, а в голове каша. Перед глазами он снова видит омерзительно сгнившее, поросшее грибком тело. Руки скрюченны, кожа в некоторых местах вообще отсутствует, а вместо неё гноящиеся язвы. Инк хочет сделать шаг назад, развернуться, убежать, но не может. Руки дрожат, но против своей воли тянуться к трупу. И тут чёрную пустоту пронзил полный ужаса крик. Инк наконец то смог оторваться от пола и спотыкаясь, буквально отполз от тела. На него смотрели его же, разноцве не глаза, и клочкок светлых волос уцелел, падая на лоб бегуна. Позади слышится рёв.

Срах, настоящий первобытный ужас, скручивает Инку живот, а спину, до одури напряженную, пробирают мурашки. Зараженные приближаются. Инк достает нож из кармана брюк. Он переворачивается. Безумные глаза, овеянные серой дымкой, хищно глядят на него, алкают живое, свежее мясо. Черные пульсирующие вены, жидкие волосы, висящие на затылке слипшимися полосами – Инк узнает в мужчине бегуна, местами похожего на того, убитого Эррором днём. Инк пятится назад пока хватает сил рукам и ногам и инстинктивно закрывает лицо ладонью. Алые зубы впиваются в предплечье. Стальное лезвие разрезает знойный воздух.

Инк жмурится и открывает глаза. Он обнаруживает себя полулежащим, в холодном поту, судорожно сжимающим в протянутой ладони кисточку из-под пледа. Её кончик смотрит прямо на удивленного Эррора. Тот вмиг отнимает пальцы от чужого запястья, отскакивает назад с тихим смешком и вытягивает руки в примирительном жесте, нахмурив густые брови.

— Господи, еб твою мать, полегче! Убить меня вздумал?! Сразу предупреждаю, кисточкой у тебя это сделать не получться!

Инк глядит на него испуганно, настороженно, раскрыв алеющие губы в немом удивлении и ужасе, дышит так, словно адреналин заставляет кровь в его венах с каждой новой секундой разгоняться до сверхзвуковой скорости, и ничего толком не понимает.

— Мог бы сразу сказать, что ты бешенством болеешь. Я бы в тебя тогда палкой ткнул. Ну, знаешь, с безопасного, блять, расстояния.

Сон... Это был просто сон. Не в силах до конца осознать услышанное, Инк устало выдыхает. Дикий взгляд сменяется на рассеянный. Кисточка медленно опускается на землю.

— ...Доброе утро, — бубнит Инк, в смущении и устало трет смурное лицо ладонями.