Глава 57.2 (2/2)

Калем дышал свободно и тихо. На месте, где были обрубки — возникли руки и ноги, неестественно белые, и Бриз узнал их не сразу. Но узнал — такие же как его собственные.

Только глаз по-прежнему не было.

В глазницах горели два крохотных огонька.

Бриз осел на пол, притиснул Калема к себе и уткнулся ему в шею.

Калем поднял дрожащую руку, и обнял Бриза за плечи.

В тот момент они понимали друг друга без слов. И время у них было одно на двоих.

***

Пушок подошел к ним первым, осторожно, нерешительно покрутился рядом.

«Мам? Мам, что ты сделал? Я не понимаю… Ничего уже не понимаю…»

Он все еще был в форме крохотной гончей, только туман на его теле словно истончился от чего Пушок казался изможденным, исхудавшим.

— Нормально все, — Калем прочистил горло, медленно потянулся и потрепал Пушка по загривку. — Мелкий.

И Бриз был ему благодарен за эти слова. За секунды передышки.

— Бриз меня спас.

Но оба они, и Лэ знали, что дело не в этом.

«Мам, твои руки…»

Бриз устало посмотрел на ожоги — боль была далеко, словно отгороженная стеной.

И чувств не осталось, никаких.

Только пустое, ледяное понимание — Бриз знал, как вернуть Лира.

Смог бы это сделать.

И понимал теперь, почему этого не мог Часовщик.

— Удивительно, верно? — спросил тот. — Время — особая сила. Отличается от всего, что ты видел раньше. Но теперь ты знаешь, и ты никогда не сможешь забыть.

У него был такой обыденный, такой беззаботный голос. Он выглядел как студент, как обычный человек. И был прав, то, что Бризу открылось, невозможно было забыть.

— А ваше время бежит по кругу, — тихо сказал Бриз. — Лир говорил, вы были человеком. Но потом…

— Потом я захотел жить вечно, — усмехнулся Часовщик. — Очень человечное желание.

— Это жизнь? — спросил Бриз. Ему действительно было интересно. И сам бы он так не хотел. — Такая… зацикленная сама на себя… это жизнь?

Часовщик превратил свое время в вечность. Потому что сделал его потоком в кольце, без начала и конца.

Без возможности выхода.

— Не сказал бы, — Часовщик небрежно пожал плечами. — Но она моя, уж какая есть.

И странно было понимать, что даже сам мир может закончиться, но Часовщик останется — в своем закольцованном времени, вне всего.

Какая, наверное, страшная судьба.

Бриз никогда бы так не хотел.

Он нерешительно потянулся, осторожно погладил Пушка — хотел почувствовать его рядом. Хотел почувствовать, что они все выжили.

И соврал:

— Все хорошо. Все обязательно будет хорошо.

Но он чувствовал взгляд Лэ, чувствовал его как что-то тяжелое.

И не верил в то, что говорил.

***

Часовщик провел их вперед — туда, где среди часов притаились потайные двери, как дыры в реальности.

Калем шел медленно, цеплялся за руку Бриза, потому что не видел, и потому что не привык еще к новым рукам и ногам, был очень слаб. Пушок понуро семенил следом, а Лэ шел последним.

За дверью, которую открыл Часовщик, оказался коридор — совершенно обыденный, потрепанный коридор, как в мотеле. Совершенно неуместный после пространства, где были только часы.

Этот коридор был ненастоящим — как будто кто-то сделал копию, и она изо всех сил старалась быть реальной.

Но не могла.

— У всех был насыщенный день, — сказал Часовщик. — Самое время немного отдохнуть.

— Часовщик… — с угрозой начала Малика и тот небрежно перебил:

— Помолчи, милая. Все, что ты хочешь сказать, ты скажешь позже.

— У нас нет… — сказала она, и он перебил снова:

— Времени? О, время — это то единственное, чего здесь хватает всем. Так что — отдых. Всем нужно прийти в себя, пока кто-нибудь не сломался бесповоротно.

Бриз задержался на нем взглядом, поежился.

— Я буду один, — холодно, высокомерно произнес Лэ. — Дай мне отдельную комнату.

Бриз посмотрел на него нерешительно, что-то внутри нашептывало — что нельзя отпускать, нельзя оставлять его одного.

— Я хотел бы… — начал он, но Лэ не дал договорить:

— Тебе есть с кем остаться. Не хочу тебя видеть. Ни сейчас, ни позже. Занимайся… — он сглотнул, бросил быстрый взгляд на Пушка, и тот оскалился в ответ. — Занимайся сыном. Занимайся мальчишкой-ифритом.

— Ты тоже важен, — тихо отозвался Бриз.

Лэ засмеялся. Хриплым и уродливым смехом, который совершенно ему не шел. Слишком взрослым.

— Замолчи, — смех прекратился, как и не было. Словно его выключили. Лэ смотрел на Бриза непроницаемыми черными глазами. Как два дула. — Я уже знаю, что будет дальше. Совсем скоро ты захочешь меня стереть. Лишь бы вернуть его. И все, что ты мне говорил, и все наши сказки… ничего не будут значить.

Он резко отвернулся, и глаза у него странно заблестели, и голос стал хриплым:

— Ты… хоть в этом не ври.

Он толкнул ближайшую дверь, шагнул внутрь и закрыл ее за собой.

Эта дверь была как черта, которая отделила их друг от друга.

«Мам, мне без тебя было плохо. Ты же останешься со мной?» — тихо позвал Пушок. — «Ты должен, ты ведь расскажешь, что стало с папой? Мам… Бриз, я уже совсем ничего не понимаю. Я не хочу снова бояться».

Бриз был ему нужен.

Лир был ему нужен — их сыну. И не только ему.

Миру.

Малике.

Даже самому Бризу.

И теперь был способ — все исправить, всех спасти, вернуть того, кого Бриз любил.

Но почему-то он все смотрел на затворившуюся за Лэ дверь, и чувствовал себя так, словно ему вырвали сердце.

------------------------------------------------

Я пишу этот текст по правилу 100 рублей: суть его в том, что, если хотя бы один человек пришлет мне хотя бы 100 рублей на ЮMoney:

yoomoney.ru/to/410016407141638

я выложу новую главу «Осколка Карна» через неделю 10.12.2022) ± полдня (главы часто задерживаются — если я не успеваю дописать)

Даже если никто ничего не пришлет, я продолжу выкладываться, просто реже, так что все пожертвования строго добровольные.