Глава 28.1 (1/2)

***

Слова Лира врезались в него, как удар, как выстрел навылет.

И Бриз рассмеялся, расхохотался — сам не знал почему. Услышал этот смех будто со стороны, громкий и визгливый.

Налетел ветер, захлестывая звуки, унося их прочь.

Столько всего случилось, и после каждой короткой передышки случалось еще, раз за разом. Смерти людей или духов, ужасы, которые уже случились, и которые поздно было исправлять.

«Мое время истекает».

«Лир исчезнет и появится новый Король Ужаса».

Их первый семейный выходной закончился так.

Бриз смеялся и не мог остановиться. На глазах выступили слезы.

И было больно.

Смех разбудил Пушка, и тот вскинулся, сонно моргнул. Лир погладил его по шерстке, успокаивая, прижал к себе Бриза, притиснул к худому, жесткому телу.

Бриз зажмурился, вжался в него лбом, и вдруг осознал, что шепчет:

— Нет. Нет-нет-нет, я не хочу. Не хочу. Я же только тебя нашел.

Лир гладил его по волосам, успокаивающе и мягко, и не злился.

Смех ушел, а слезы остались, текли из-под закрытых век, и Бриз чувствовал, как они жгут глаза.

— Все будет хорошо, — шепнул ему в ответ Лир, и Бриз замотал головой, быстро, отчаянно.

Нет.

Нет, не будет.

Не без Лира.

И кто-то слабый, беспомощный внутри Бриза знал заранее, что так и будет. Ждал чего-то подобного, потому что всегда оставался один.

— Не исчезай, — шепнул ему Бриз, отчаянно, уже зная, что это не поможет. И что нечестно просить, что жестоко. — Пожалуйста, Лир, останься со мной, с нами.

— Бриз…

Лир пытался его успокоить, снова гладил по волосам, и все это было неправильно, ужасно неправильно.

— Ты будешь счастлив, — быстро, торопясь сказать ему, выдохнул Бриз. — Я обещаю, я сделаю тебя счастливым. Я принесу тебе лучшие запахи, я никогда не буду тебя злить, я… я не хочу, чтобы ты исчезал.

— Тише, — Лир прижался губами к его макушке, погладил ладонью между лопаток. — Тише, юный Бриз.

Они замолчали. Стояли в старом парке, возле старого Дома Страха, и больше всего на свете Бриз боялся Лира потерять.

Бриз смаргивал слезы, и чувствовал себя пустым — словно кто-то пробил в нем дыру, и в ней свистели ледяные сквозняки. Шептали про одиночество, про то, что все заканчивается.

И когда Бриз смог, наконец, говорить сквозь комок в горле:

— Когда?

Лир выдохнул, отстранился и невесомо коснулся когтями лица Бриза, скользнул самыми кончиками, стирая слезы.

— Я не знаю, — тихо и серьезно сказал ему Лир. — Несколько лет? Года три.

Что такое три года? Мгновение.

— Я не исчезну бесследно, — пообещал Лир. И от это было еще больнее. — Новый Король Страха позаботится о вас с сыном.

— Он не будет тобой, — отозвался Бриз. — Я не хочу, чтобы он обо мне заботился.

— Рядом будет Калем, рядом будет наш сын. Ты не останешься один.

Лир легко взъерошил его волосы, и в ответ на этот простой жест вдруг накатила волной злость. Темная и жгучая, и Бриз не знал, на кого злился — на Лира, за то, что говорил это так легко, на весь мир.

— Ты, правда, не понимаешь, да? Без тебя я всегда буду одинок. Даже если рядом будут Пушок и Калем. Это нечестно. Нечестно, что ты исчезнешь.

Но Бриз и сам понимал: в мире существовало много всего нечестного.

— Я бы хотел, чтобы у нас было больше времени, — тихо, хрипло признал Лир. — У всех у нас. Но я не могу всегда оставаться в этой форме.

— Почему? — упрямо спросил Бриз. — Почему не можешь?

— Потому что тогда я стану, как Ламмар. Я сам уничтожу всех, кто имеет значение. Те, кто не меняет форму вовремя… становятся другими. Нельзя оставаться неизменным.

Бриз обвил его руками, прижался тесно-тесно, и подумал: «Не могу тебя потерять. Лир, я не смогу».

Лир вдруг наклонился, прижался губами к его лбу, и сказал:

— Я сделаю тебя счастливым, юный Бриз. У нас будут эти несколько лет. И когда на смену мне придет новый Король Страха, я останусь жить в твоей памяти.

Бриз промолчал: а что он мог сказать? «Этого мало?»

Лир не мог дать ему больше.

— А как же Пушок? — Бриз потянулся погладить его, пропустить завитки тумана между пальцев. Пушок спал, наверное, слишком вымотался за вечер.

— Он мой осколок. Он понимает, что такое смена формы.

— Все знали, — глухо, горько сказал Бриз. — Все знали, что тебе придется менять форму, и молчали. Когда ты собирался мне рассказать?

Он не понимал, зачем спрашивает. Это не приносило ничего кроме боли.

— Позже, — тихо отозвался Лир.

Невыносимо было думать, что он обнимал бы Бриза, целовал. И все это время знал бы, как мало у них осталось времени.

Молчал бы.

Еще невыносимее, от того, что Бриз понимал — почему, почему Лир не хотел говорить. Потому что берег, пытался оградить от боли — хотя бы на время.

Но от этого не становилось легче.

Бриз отстранился первым, быстро смахнул слезы:

— Мне нужно полетать, — он не мог в тот момент оставаться рядом. — Лир, отпусти меня, пожалуйста. Я давно не летал. Мне нужно.

На мгновение пальцы Лира сжались почти до боли.