Глава 17.1 (2/2)

— Прочь! — рявкнул тот, но отступил сам, и отвернулся, посмотрел на руины своего дома. И повторил глухо. — Прочь. Я не хочу тебя видеть.

Он казался таким одиноким в тот момент. Худая фигура в рваной мантии, король на руинах последнего, что ему принадлежало.

Бриз осторожно поднялся, баюкая притихшего Пушка в руках, нерешительно подошел к Лиру.

Подумал: ты же не хочешь оставаться один. Не хочешь, чтобы мы уходили.

Он потянул Лира за рукав.

Тот резко обернулся, замахиваясь. И Бриз зажмурился, был готов к удару. И даже думал, что заслуживает — Лир ведь пострадал из-за него.

Лир так и не ударил. Он мог рычать, мог злиться, но даже такой, не в себе, все еще переполненный этим звериным голодом, готовностью кинуться и рвать клыками — не тронул.

Только выдернул свой рукав из пальцев Бриза, сказал зло:

— Я все делаю хуже. Я не предназначен быть с кем-то. Я всегда жил сам по себе, и так лучше. Ни к чему не привязываться, ни за что не цепляться. Стоит только начать дорожить, и оно рассыпается.

Он оглядел руины своего дома, презрительно фыркнул:

— Я разрушаю все сам.

— Это было нужно, — тихо сказал ему Бриз. Не знал, как утешить. Столько раз видел это в фильмах, и теперь все слова поддержки, все правильные фразы казались слабыми и какими-то игрушечными. Могли утешить персонажей, потому что сценаристы сказали, что это сработает. Но в жизни, с ним и Лиром, не сработали бы никакие правильные слова. — Ты… очень сильно пострадал, Лир. Ты чуть не умер. И снова из-за меня.

— Так почему ты еще рядом? — ядовито спросил Лир. Он, наверное, хотел казаться угрожающим. Он, должно быть, и был угрожающим. А Бризу казался просто раненым, измученным.

— Чтобы помочь, — сказал Бриз.

Лир схватил его, грубо запрокинул его голову назад, скривил губы:

— Чем? Чем ты, щенок, мелкий дух воздуха, чем ты, осколок Карна, можешь мне помочь?

Его взгляд был как иглы, впивался под кожу.

Но кроме него, кроме этого момента и этой грубости, Бриз видел другое. Как Лир заслонил его собой.

Видел то, чего Лир и сам, кажется не осознавал.

Он не ударил. Даже когда мог, когда был в своем праве.

Не ударил.

Даже, когда ему было больно.

Чем ты можешь помочь?

Бриз так часто бывал бесполезным. Но в этот раз ветер из прошлого шепнул голосом Лира.

«Ты пахнешь снегом».

Такая мелочь, одна единственная фраза.

Но Бриз уцепился за нее и за воздух, потянул на себя, потоком с гор — быстрее, быстрее, принеси мне, оберни морозным одеялом.

Запах снега.

Лир вдруг замер, отпустил Бриза и обессиленно уронил руку, опустился — почти рухнул на камни и посмотрел вперед.

Бризу хотелось его обнять. Медленно, осторожно, он так и сделал, отпустив Пушка.

Глаза у Лира блестели, он запрокинул голову, быстро заморгал и вдруг сказал:

— Я любил этот дом.

— Мне жаль, — Бриз обнимал его одной рукой, прижимал к себе, осколки камней впивались в колени, но было наплевать.

Он сказал правду. Ему было жаль — зеленую протершуюся софу с витыми ножками, высокие окна, в одно из которых он вылетел. Синюю спальню и купальню под домом.

Пушок помялся поодаль, потом нерешительно подошел к ним, запрыгнул к Бризу на колени и свернулся клубком, прижимаясь теплым боком. Напряженный, но готовый довериться снова — осторожно, опасливо.

— После Карна, — сказал вдруг Лир, — я думал, что умру. От меня так мало осталось. Я совсем обессилел. Я спрятал под фундаментом дома, в его стенах страх, на случай, если снова попаду к нему.

Бриз потянулся и сделал то, что часто делал Лир — то, что успокаивало самого Бриза — коснулся губами лба:

— Он умер, Лир. Его больше нет и никогда не будет. Он никогда не причинит тебе вреда.

Но голос внутри шептал: Есть ты, осколок Карна. И раз за разом он ранен из-за тебя. Так какая разница?

Лир напрягся, отстранился — не грубо, осторожно — и встал. Посмотрел на трупы людей долгим взглядом.

— Ты не виноват, — поспешно сказал Бриз. — Ты был не в себе.

— Я был не в себе, — спокойно подтвердил тот. — Но убил их я. И виноват я, — он перевел на Бриза холодный взгляд. — Я не жалею. Иначе на их месте мог бы быть ты. Или мой сын. Я не понимал, что делаю, и был голоден.

Бриз сглотнул, опустил глаза, признал тихо:

— Мне не нравится выживать за счет других.

— Да, — глухо отозвался Лир. — Мне тоже.

Потом он будто встряхнулся, добавил:

— В камнях еще осталось немного силы. Я поглощу ее целиком.

Он припал на одно колено, воткнул когти в треснувшую каменную плиту — пальцы погрузились как в масло.

Сила — оставшаяся, притаившаяся, потекла к Лиру потоком. Камни вокруг осыпались серым песком, мелким, мертвым.

Его сдувал подлетевший поближе ветер.

И через минуту не осталось ничего.

Будто никогда и не было тут никакого дома.

Бриз снова подошел, взял Лира за руку. Крепко сжал его пальцы в своих:

— Хочешь, я сделаю тебе воздушный замок. Большой-большой и мягкий-мягкий. Какой захочешь. Я сотку для тебя облака, и ветер, наполню запахом снега, или шоколада. Чем захочешь. Я принесу тебе звуки.

Лир повернул к нему голову, посмотрел долгим, нечитаемым взглядом. Сказал:

— Ты даешь слишком много. Если не остановишься, ничего не останется.

Но всякий раз, как Бриз отдавал что-то Лиру, чем-то мог ему помочь, он не чувствовал, будто теряет. Его словно становилось больше.

— Лир, у меня никогда не было дома. Я не очень хорошо понимаю, как это. Но я хотел бы дать его тебе.

Лир вдохнул, выдохнул протяжно, и вдруг наклонился, коснулся губами его макушки, сказал:

— Не нужно.

Его сила заволокла мир, обвила их всех троих, и все вокруг изменилось.

Они оказались в ущелье, у входа в вырубленный прямо в скале храм — величественный и зловещий.

Свистел пролетавший мимо стремительный ветер, стачивал камни.

— Я не был здесь тысячу лет. Это мой прежний дом.