5. Всё тот же скучный, надоевший вид (2/2)

В глазах Кирилла застыло удивление. Лёша был бы удивлён не меньше, скажи ему кто-то пару часов назад, что он забеспокоится о Гречкине. Ситуация сложилась неожиданно для обоих, и они чувствовали, что она изменит их дальнейшие отношения. Оба не знали, в какую сторону произойдут перемены: прекратятся ли визиты Кирилла или же теперь они будут лучше понимать друг друга. Но какие-то перемены непременно должны были произойти.

— Меня просто доебали, — Кирилл переменил позу на более естественную, уже не пытаясь скрыться за маской наглости и самоуверенности, — все доебали и, блять, везде.

— А поконкретнее?

Кирилл шумно вздохнул, запуская ладонь в светлые крашенные волосы. Он внимательно рассматривал Лёшу на постели. Пацан выглядел каким-то обеспокоенным? Участливым? Ему было не насрать, и это более всего поражало Кирилла. Он пацана к койке приковал, пусть и временно, чуть не убил, а тот волнуется за него. Что-то спрашивает, поддержать, видимо, хочет. Гречкин бы нахуй себя послал на его месте, ещё б в первый визит, а Лёша не посылает. Ангел, бля блин.

— Чё ты, блять, такой добрый-то, а? — тон его не был злым, скорее, непонимающим, — шутки мои терпишь, вопросики задаёшь. Тебе ж неприятно должно быть…

Но Кирилл не договорил, его перебил Лёша:

— Мне не неприятно. Ты вроде как развлекаешь меня, хотя мог бы забить сразу, как только мы договорились о цене моего молчания.

— Я и забил! — Кирилл резко вскрикнул. Раздражение и злость росли в нём, но чувства эти в первую очередь были направлены на самого себя. Он понимал, что говорил правду. Ему было глубоко наплевать на самого Лёшу. А Лёше на него почему-то плевать не было. И собственное равнодушие к другим бесило его, заставляло почувствовать себя мразью последней. Безразличный ко всем, вечно бухающий идиот — вот он кто. Не «независимый», а просто чёрствый, не «душа компании», а просто алкоголик. И вся неприглядность его положения сейчас так ясно предстала перед ним, что ненависть к себе закипала и бурлила в нём, — мне было похуй, окей? Мне просто надо было где-то проводить время, а тебя было весело бесить. Вот и всё.

Кирилл ждал, что Лёша его прогонит. Ну, или хотя бы начнёт глядеть на него с презрением, но тот никак не изменился. Он лишь пожал плечами, сохраняя невозмутимый вид.

— Я другого и не ждал. Но мне всё ещё было, — он замялся, пытаясь подобрать подходящее выражение, — нормально с тобой. Мы не друзья, чтобы тебе было не похуй на меня.

— Тогда почему тебе сейчас не похуй?

Лёшу этот вопрос тоже интересовал, он не находил верного ответа. Но Кирилл смотрел на него неотрывно, явно ожидая ответ на свой вопрос, и Лёше пришлось импровизировать.

— Ну, мне интересно, — Это была правда, но лишь отчасти. Он чувствовал, что здесь был замешан не только его интерес, но и благодарность за то, что Гречкин не позволял ему долго вариться в своём одиночестве, — ты изменился. Смотришь по-другому, выглядишь иначе, не таким мудаком. Хотелось бы знать, какая фея-крёстная превратила самого Гречкина в нормального Кирилла?

Гречкин отвёл взгляд. Он раздумывал, стоит ли выкладывать сейчас пацану его недовольство? Всё же завтра его отпустит, а слов уже назад забрать не получится и память Лёше не стереть. Но с другой стороны, а что он потеряет, если выговорится? Лёшу он знал всего-ничего, они друг для друга никто и смогут забыть об этом знакомстве уже через неделю с хвостиком.

— Кенты звонили, — подумав, начал он, — доебались до меня, мол, в Африке, наверное, снег выпал, раз Кирюха не бухает? А меня чёт так переклинило. Как будто я алкаш ебучий. Не, может, так и есть, но они-то, сука, точно такие же! А говном чувствую себя почему-то я, блять.

Он боялся смотреть на Лёшу сейчас, вместо этого он устремил свой взгляд в окно, наблюдая за слегка покачивающимися на ветру листочками. И как будто обращаясь к ним, он продолжал:

— Однокурсники те ещё долбоебы, строят из себя хуй знает что, словно я, блять, пёс помойный, который в их элитную тусовку по ошибке затесался. Только вот это они, блять, будут работать на меня, а не наоборот!

Он не хотел останавливаться, но чувствовал, что уже и так переступил грань. И так зашёл слишком далеко, вываливая свою злобу на Лёшу. Кирилл замолчал, губы его слегка подрагивали, словно желали продолжить гневный монолог, но Кирилл сдерживался. Поняв, что продолжения не будет, заговорил Лёша.

— Так не общайся с ними, просто игнорируй, — звучало неубедительно, но большего Макаров сказать не мог. Имело ли смысл убеждать Кирилла, что он не такое уж и говно, если сам Лёша его почти не знал? Все его доводы звучали бы фальшиво, и он решил ограничиться банальным утешением из серии «не грусти».

Кирилл в ответ лишь усмехнулся. Прежний запал пропал и развивать эту тему не хотелось. Тем не менее, он не чувствовал сожаления о сказанном. Ему, как ни странно, стало легче, когда раздражение последних дней вылилось в слова. Они молчали, Гречкин продолжал смотреть в окно, за которым постепенно темнело ясное небо.

— Банан будешь? — неожиданно предложил Лёша. Пацан наклонился к тумбочке, доставая из ящика разорванный целлофановый пакет, в котором осталось несколько бананов, принесённых сегодня Кириллом.

Гречкин согласился. Лёша протянул банан сначала ему, а потом взял себе. Кирилл посмотрел ему в глаза и, не отрывая взгляд, обхватил мякоть губами. Лёша хихикнул, глядя на это зрелище, а когда Кирилл приподнял брови и сделал свой взгляд похотливее, и вовсе засмеялся.

— Он вернулся! — улыбнулся Лёша, надламывая банан. При Гречкине он собирался есть его только так, ломая на кусочки.

Губы Кирилла тоже растянулись в улыбке. Закончив с бананом, он начал самый бессмысленный разговор — о погоде. Обсуждали недавний страшный ливень и яркое солнце, озарившее Питер в последние дни. От погоды они перешли к обсуждению петербургской весны и близящегося лета.

— У меня лето всегда с белыми ночами и разводом мостов ассоциировалось, — Лёша нежно улыбнулся, было видно, что его захватили приятные воспоминания. Он смотрел как бы сквозь Кирилла, мыслями находясь совсем не в этой палате, — помню, как мы с мамой гуляли весь вечер по центру города. Я ни в какую не хотел идти домой. А мы тогда жили на Ваське, и она говорила, что если мы не поспешим, не успеем, мосты разведут. Сейчас я уже понимаю, что она, скорее всего, сказала это, чтобы просто затащить меня домой. Но тогда я мелкий был совсем, поверил. Я спросил: «это как это, разведут?».

Лёша поставил ладони параллельно и согнул пальцы так, чтобы они соприкасались кончиками.

— И она показала, как сейчас помню, вот так, — он медленно разгибал пальцы, — я тогда испугался, что мосты каждую ночь ломают и их якобы очень трудно заново строить наутро. А мама посмеялась и сказала, что они не ломаются. Она обещала мне когда-нибудь показать разводные мосты, но не сложилось.

Улыбка его слегка померкла, но он не выглядел печальным. Описанное воспоминание не причиняло ему боли, наоборот, оно грело душу Алексея. Хотя было очевидно, почему «не сложилось», Кирилл не дурак, понял, что пацан с сестрой в детском доме не по ошибке оказались.

Гречкин вспомнил, что сбил Лёшу как раз недалеко от разводного моста.

— А тогда, в ту ночь, ты хоть успел на них глянуть? — Кириллу правда было любопытно. И если уж из-за него пацан так и не увидел развод мостов, то он сам обязуется их ему показать.

— Ага, — Лёша весело хмыкнул, — мы ж с Лизой как раз от набережной шли. Посмотрели на то, как разводят Тучков и Биржевой, и думали отсидеться где-нибудь на Петроградке, пока снова не сведут. Пошли к переходу, а там…

Он не договорил, они оба знали, что произошло дальше.

Кирилл бы хотел отплатить ему той же откровенностью и рассказать свою какую-нибудь историю из детства, но на ум ничего не приходило. Пытаясь вспомнить хоть что-то такое же согревающего и приятное для него, как Лёшина история — для Лёши, он понял, что все его истории — не совсем обычные детские воспоминания. Его детство состояло из охраны вокруг, банкетов, на которые его таскал отец, и рыдающей после таких мероприятий матери. Его размышления, видимо, отразились на его лице, потому Лёша сразу заметил перемену в нём.

— Да не грузись, мне уже лучше, — он махнул рукой, ворочаясь на постели, чтобы удобнее разместиться. Он, кажется, подумал, что Гречкин переживал из-за аварии, — да и условия здесь неплохие, фруктики, вон, каждый день. К тому же, мне ещё и заплатят. Двадцать тысяч на дороге не валяются, — Лёша усмехнулся. Кирилл прокрутил его последние слова в голове ещё раз, а затем ещё, пока наконец не понял, что это была не просто фраза. Лёша… шутил над тем, что его сбили? Судя по его улыбке, да. Кирилл не мог не улыбнуться в ответ.

— Накидываю ещё пятёру сверху за сеанс психотерапии.

— И даже не пошутишь про «доп. услуги»? — всё с той же ухмылкой спросил Лёша, а затем неожиданно зевнул. Гречкин вспомнил, что вообще-то разбудил парня и всё это время не давал ему поспать.

— Не сегодня, — ответил он, вставая. И сделав несколько шагов по направлению к выходу, пожал плечами, — может, завтра?

— Буду ждать.

— Сладких снов, красна девица.

— Иди уже, Кирь.

И он ушел.

Покидал клинику Кирилл с осознанием того, что этот день стал поворотным для их отношений. Впервые за долгое время Кирилл позволил себе по-настоящему выплеснуть эмоции, а не подавить их гулянками и алкоголем. Он немного, но всё же открылся другому человеку, которого теперь, как ему казалось, мог называть своим хорошим знакомым. Возможно, у них бы получилось даже стать друзьями…

Уже в своей постели, засыпая, Кирилл снова вспомнил о Лёше. Он подумал, что надо обязательно не забыть купить уже эти апельсины пацану.