4. Но день с тупой регулярностью сменяет ночь (2/2)

Лёша хмыкнул и, снова начав покрываться алыми пятнами, сказал:

— Сказал бы, что заработал, — он усмехнулся и отвернулся от Кирилла. По расползающемуся румянцу было понятно, какой вид заработка имел в виду Лёша.

— Ну, у тебя смазливое личико, вполне мог, — поддержал его шутку Кирилл. Пацан попытался сделаться невозмутимым, но лицо его непроизвольно всё алело и алело. Кирилл всё же не выдержал, — особенно на любителях Хеллбоя, — и он показал пальцем на собственное лицо, как бы намекая на Лешино. Лицо пацана было ярко-розовым, и он явно был не в восторге от такой особенности. Смотрелось это попросту смешно, и Кирилл действительно веселился.

— Я бы всем рассказал, что ты как раз из таких. Фетишист чёртов, — грубо сказал Лёша, вероятно, надеясь как-то задеть Гречкина. Он ещё не знал, что задеть того не так просто и такой трюк точно не прокатит.

— Я ж не против, красно солнышко, — Кирилл прыснул, — но за педофилию бы сесть не хотелось.

— Мне семнадцать! — Лёша возразил быстрее, чем успел подумать над ответом. А подумав, изменился в лице: теперь он выглядел не насмешливо и слегка раздражённо, а шокировано и — хотя, может, Кириллу это показалось — смущённо, — Погоди, что?!

Кирилл подёргал бровками и подался вперёд, ближе к кровати. В нём взыграл азарт. Вот они, человеческие эмоции: яркие, сильные! Смущение, раздражение — вот она жизнь для Кирилла. Ему нужны были направленные на него эмоции, какими бы они ни были.

Пацан дёрнулся моментально, вероятно, неосознанно. Это было секундной слабостью, уже в следующее мгновение он сам привстал и наклонился вперёд, будто готовясь атаковать первым. Румянец постепенно сходил с его щёк, лицо посуровело. От прежней шутливой атмосферы не осталось и следа, Кирилл с лёгкостью нарушил хрупкое равновесие, но нельзя сказать, что он об этом жалел. Он ведь этого и желал с самого начала.

Гречкин крутанул головой и изящно вернулся в прежнее положение. Губы его растянулись в наглой улыбке, по которой Лёше хотелось засадить со всей дури. Конечно, сил у него сейчас было немного, так что удар Кириллу бы не особо навредил, но… просто для собственного удовольствия — он бы с радостью это сделал.

— Хочешь ударить? — Кирилл открыто посмеивался над ним. Пацан был каким-то слишком открытым, он не прятал своих чувств и эмоций, и это было прекрасно. Словно у Кирилла была сверхспособность читать его мысли.

— Ну немного, — По правде говоря, много. Но Лёша сдержался. Раздражение поутихло и уже отступало, Кирилл был похож больше на клоуна, чем на какого-нибудь неприятно типа. С такого бы посмеяться, ну максимум — толкнуть его легонько, как бы «по-дружески». Он так, лает ради забавы. В первую очередь, своей.

Лёша не был фанатом цирка, клоунов не особо любил. Но конкретно сейчас не было ничего плохого в том, чтобы рядом сидел один из них. Ему, если честно, было чертовски скучно в больнице. От телефона быстро начинала болеть голова, как и от криков по ТВ. Он не знал, нормально ли это, но доктор уверял, что все хорошо и лечение идёт по плану. Бо́льшую часть дня приходилось проводить, глядя в потолок и размышляя. Он думал, как дальше пойдёт его жизнь. Всё-таки поступление в ВУЗ не за горами, экзамены ещё эти… Нужно работу найти, а там и жильё, а затем — оформление опеки над Лизкой. Конечно, деньги Гречкина — это хорошо, но на них далеко не уедешь.

В общем, размышлять у него было о чём. Но мысли эти были слегка тревожными, пугающими. Всегда всплывало слишком много «если». И отвлекаться от этих «если» надо было, если же не хотел впасть в тоску. Кирилл здесь был очень кстати. Лёша был слишком раздражён им, чтобы думать о чем-то ещё, кроме этого незваного гостя. Его так и подмывало спросить, какого ж хрена тот сюда приходит. Но почему-то он не спрашивал. Этот вопрос казался каким-то… глупым? Ну, по логике Лёши было так: если приходит — значит, есть зачем. И эти причины Лёше погоду не делали, так что он на них забивал.

Они сидели в тишине. Кирилл, когда заметил, что Макаров уже успокоился, закатил глаза и, фыркнув:

— Так неинтересно, — достал телефон.

Он увлечённо застучал по экрану. И если сначала он выглядел вполне спокойно, то со временем его лицо изменилось: между бровей залегла складка, он временами посмеивался, а язык его зажил своей, отдельной, жизнью: он проходился то по верхней губе Кирилла, то по нижней, то вообще выкручивался в самых разных положениях. Теперь настал черёд Леши веселиться. Но как бы ни было смешно наблюдать за этим, ему всё же было интересно узнать, что же Гречкин там делает.

— Да игруху одну скачал, — ответил на вопрос он и, к удивлению Лёши, затряс телефоном в разные стороны, — Brain Out. Можешь себе скачать, от скуки помогает.

— У меня от телефона башка болит.

Кирилл оторвал взгляд от экрана и игриво подвигал бровями.

— Что? — Лёша правда пытался, но так и не смог понять, где этот одарённый в его словах увидел пошлость?

— Ну, как-то же ты эту травму получил… Во время исполнения своих, кхм, обязанностей, — Лёша в ответ взглянул на него холодно, и Кирилл сразу поднял руки в сдающемся жесте, — по версии твоих этих, знакомых.

Подняв руки, он ухмылялся и явно ждал какую-то более бурную реакцию. Но не в этот раз, решил для себя Лёша.

— Это слабенько было, подумай ещё, — сказал он, пародируя ухмылку Гречкина. Они бы и дальше продолжали так скалиться друг на друга, если бы в палату не вошла Светлана.

— К Алексею пришли посетители: Татьяна Михайловна и Елизавета, — сказала она с порога. Кирилл обернулся на её голос. Светлана посмотрела на него, и Кирилл видел, как она пыталась скрыть свою неприязнь к его персоне, — я предположила, что вам не хотелось бы с ними пересекаться.

Гречкин встал, стремительно покидая палату. Уже на пороге он наигранно вежливо улыбнулся ей:

— Спасибо, Светлана! — затем он посмотрел на Лёшу и без стеснения подмигнул ему, — не скучай, пацан.

И удалился. Светлана ушла вслед за ним. У лестницы они разминулись: она спустилась вниз, а Кирилл направился наверх. Он решил, что пересекаться с Лизой лишний раз не стоит, особенно при их воспиталке. Мало ли, что она может вспомнить…

На третьем этаже не было ничего нового: все тот же коридор и множество закрытых дверей. Кирилл подошёл к одному из плакатов, стараясь не отходить далеко от лестницы, чтобы иметь возможность слышать происходящее внизу. Плакат был посвящён ВИЧ-инфекции, и Кирилл заинтересовался. Однако уже на возможных симптомах, между «галлюцинациями, бредом» и «слабоумием», перестук толстых каблуков, до этого приближающийся, стал удаляться. Кирилл спустился на несколько ступеней и выглянул вниз.

На лестнице никого не было видно, а шаги действительно удалялись. Он спустился ещё на чуть-чуть и прислушался. Никто не поднимался, это было точно. Тогда он сбежал вниз, сразу на первый этаж. Прощаясь, он кивнул Светлане и прошёл мимо неё. Задерживаться с ней здесь он не собирался, как и доплачивать ей за её помощь. Он видел, что был неприятен ей, но она пыталась этого не показывать. Выходило, правда, не очень. Поэтому Кариночка нравилась Кириллу больше. Той, если и было неприятно с ним общаться, гораздо лучше удавалось это скрывать.

На улице было тепло, ветер лишь слегка обдувал Кирилла. Погода стояла замечательная, даже и не сказать, что ещё вчера по городу прошёлся сильнейший ливень, затопивший парочку улиц. Кирилл воспринимал это как утешение со стороны города. Словно Петербург пытался хоть как-то облегчить его неприятное положение. И Кирилл был благодарен. Всё же по такой погоде кататься будет приятнее и безопаснее, чем под дождём и сильнейшим ветром.

Ехать домой он не собирался как можно дольше: надеялся, что отец уснёт к его возвращению. Пересекаться с ним не хотелось. По пути к своей тачке Кирилл зашёл в магазин, на дверце которого, мигая, висела табличка «продукты». Он купил себе колу и, подумав, взял ещё упаковку чипсов.

Он открыл их уже в машине. Кирилл порылся в бардачке, где, как он помнил, лежал антисептик. Подцепить что-то после больницы по своей тупости не хотелось. Он обработал ладони и, выждав несколько секунд, потянулся к чипсам. Пальцы другой руки стучали по рулю в такт игравшей в авто музыке.

Куда бы ему поехать? Встреча с кентами отпадала, потому как с ними Кирилл контролировал себя плохо. Он знал, что если договорится с ними поехать куда-нибудь, это точно закончится великой попойкой. И перегар, притащенный потом Кириллом домой, точно разбудит отца и побудит его на стрёмные нравоучения. Ещё одним минусом этой идеи была вероятность — и очень большая — столкнуться с Алексом. А к нему Кирилл после дневных размышлений пока ещё испытывал сильное раздражение. К Виолетте же банально не хотелось.

Ай блять, да к чёрту. Сегодня он просто покатается по городу. Кирилл облизнул пальцы, убирая с них крошки, и завёл авто.

Домой он вернулся поздно, однако отец ещё не спал. К счастью, тот, видимо, настолько устал, что даже не обратил внимания на возвращение сына. Хотя, возможно, ему просто было похуй, где там Кирилл шлялся? Может, Кирилл ошибочно считал, что его отец начал волноваться о нём? Ответов на эти вопросы он не знал. Собственно, не сказать, что они ему и правда были нужны. В конце концов отец скоро уедет и не вспомнит о нём, если фамилия Гречкиных не всплывёт в СМИ в негативном свете.

Кирилл поднялся на второй этаж. Спать, как ни странно, ему не хотелось. Он набрал себе ванну и добавил в воду пену. Горячая вода расслабляла, только сейчас, когда оказался в успокаивающей приятной обстановке, он понял, как напряжён был до этого. В окружении воздушной пены он чувствовал себя таким же лёгким, как, например, вот это пенное облачко. Голова, которая весь вечер казалась переполненной каким-то белым шумом, теперь опустела. Стало так хорошо, что в какой-то момент Кирилл просто испугался, что может уснуть в ванне. Он разблокировал телефон, чтобы занять себя чем-то, пока отмокает. В директе было несколько сообщений от Алекса, которые он решил не открывать сейчас, ещё какая-то девушка предлагала ему встретиться и «приятно провести время».

Кирилл несколько раз пролистал ленту, но ничего нового там, конечно, не появилось. От скуки он написал Лёше:

«если я принесу тебе советский флаг и мы приложим его к твоему лицу»

«ты с ним сольёшься?»</p>

Ответа не последовало. Кирилл полежал ещё несколько минут и покинул ванну. В ду́ше он смыл с себя остатки пены. Теперь его клонило в сон, так что Кирилл сразу же направился в кровать. Уснул он мгновенно, даже и не вспомнив про необходимость поставить будильник. Завтра стоило бы снова показаться на паре или хотя бы рядом с универом, но он об этом уже и забыл.

Через полчаса в директ пришло сообщение от Лёши, которое он прочитал на утро:

«лучше апельсинов принеси.»