2. Грубость — это мой язык, а пошлость — моя муза (1/2)
Утро встретило его головной болью, молоточками отбивающей по вискам. Кирилл с трудом оторвал голову от дивана. Опять пьяный уснул. И ведь прошлой ночью сам себе божился, что присядет на диван только на минуточку. И вот точно не заснёт. Пиздобол.
На кухне он нашёл бутылку рома, в которой осталось около трети алкоголя. Он прикинул, сколько выпил прошлой ночью, ведь до этого бутылка уже была начата. Вроде немного, так чего ж так голова раскалывалась? Кирилл налил себе водички и присел на стул, параллельно разблокировав смартфон. Палец уже на автомате двинулся к яркой иконке.
Инстаграм поприветствовал его фотографией красотки в купальнике. Над фото значилась отметка «Мальдивы». Кирилл попытался вспомнить девушку, но безуспешно. В голове мелькали разные имена. Маша? Света? Каролина? Она могла быть кем угодно. Да и без разницы, собственно. Кирилл дважды тапнул по фото, оставляя лайк. Листнул вниз, но от следующего фото его отвлёк красный значок внизу экрана. Отметка на чужой публикации.
Гречкин перешёл в профиль некого goldking_Mark. На ум приходил только один Марк — знакомый Алекса, который периодически мелькал рядом. На видео, на котором отметили Кирилла, действительно был тот самый Марк. С дебильной лыбой на лице тот трясся под бит, на заднем плане, размахивая руками, но не вставая с диванчика, танцевал Алекс. И как раз рядом с ним сидел Гречкин, смотрящий куда-то за кадром и облизывавшийся. Кирилл напрягся, пытаясь вспомнить этот момент. И, к сожалению, вспомнил. Здесь он засмотрелся на шлюху, которая позже его обчистила. А затем…
Воспоминания лавиной ворвались в голову, стирая все мысли, кроме одной. Пацан в больнице.
— Блять! — вслух выругался Кирилл, опуская стакан на стол, лишь бы не сорваться и не разбить его. Сука! И угораздило же так вляпаться…
Вчера все выпитое в баре смешалось с усталостью и ночным ромом и заставило забыть об этом досадном случае. Но вот наступило сегодня, и Кирилл снова вспомнил про пацана. Необходимо было решить эту проблему. Но сначала завтрак. Выпив ещё стакан воды, Гречкин полез в холодильник, доставая из него остатки вчерашней пиццы.
***</p>
Выезжая с территории дома, Кирилл с сомнением оглядел жилище. Может, ну его? Ну не знает же малая ещё марки тачек, а, значит, и машину вспомнить не сможет, верно? А пацан наверняка сам нихуя не помнит с той ночи. Лоб Кирилла медленно приземлился на его ладони, сложенные на руле. Ехать не хотелось чертовски. Теперь то пацан увидит его, запомнит и уломать его замолчать всю ситуацию уж надо будет наверняка.
— Надо, Киря, надо, — сказал он сам себе, всё же поднимая голову. Через «не хочу» надавил на педаль газа. Авто тронулось.
Всё же повторять прошлый свой опыт Кирилл не желал. Он уже и не помнил ни внешности женщины, ни её имени. В голове её образ был расплывчатым, вместо лица представлялось просто смазанное пятно, но непременно вредное и скандальное пятно. Оно что-то невнятно пищало. Кирилл при всём бы желании не смог воспроизвести её речь, но вот голос, похожий на звук, издаваемый пенопластом при контакте со стеклом, запомнил хорошенько. Голос кричал что-то про то, что так этого не оставит, что пойдёт в суд и Гречкина навсегда лишат прав. Хрен его знает, могли ли лишить его из-за той аварии прав навсегда, но в суд упорная дама пошла, несмотря ни на обещания щедрой компенсации, ни на угрозы.
И за имени Кирилла история получила огласку в СМИ. Несколько крупных издательств трубили об аварии. «Сын миллиардера покалечил женщину и угрожал ей!», «На манеже всё те же, или очередное ДТП с участием Гречкина, но в этот раз всё куда серьёзнее», «Без жертв не обошлось: сын миллиардера Гречкина отправил женщину на больничную койку на несколько лет» и другие замечательные заголовки. И Кирилла бы это особо не трогало, если бы не реакция отца. Тот сорвался из Москвы, прилетев в Петербург буквально за каких-то несколько часов с момента, как новость стала распространяться. Пока он летел, заголовки таинственным образом исчезали, статьи пропадали с новостных сайтов. Лишь в нескольких не особо популярных газетках осталась информация о ДТП, но они были настолько малозначительны, что отец предпочёл их просто игнорировать.
В суде Гречкину-старшему удалось договориться о срочном заседании суда, на которое жертва даже не смогла попасть из-за своего нахождения в больнице. После переговоров за закрытыми дверями была назначена приемлемая стоимость свободы Гречкина. Отец рассчитался с судьёй, и дело было закрыто. Но на этом история только началась. Отец молчал всю дорогу до дома.
— Па, ну чё ты? Мне ж не пять лет, чтоб игнором меня наказывать, — с привычной ухмылкой сказал Кирилл, переступая порог дома. Он обернулся к отцу, надеясь на ответ, но тот, ранее бывший весьма равнодушным, теперь выглядел мрачнее тучи.
Дверь за ним захлопнулась, эхо громом пронеслось по дому. А за ним прихожую озарил новый звук — отцовская ладонь с силой приложилась к щеке Кирилла. Место словно обожгло. Кирилл отскочил и приложил ладонь к горящему участку. Во рту почудился металлический привкус, он на пробу провёл языком по губам и скривился от боли, когда язык нашёл на рану. Вкус крови ощущался теперь явственнее. Должно быть, губа треснула при ударе. Кирилл несмело глядел на отца, но тот оставался мрачен. В страхе младший Гречкин отступил ещё на шаг, но в этот раз отец последовал за ним. Их ждал долгий и реально неприятный разговор, после которого Кирилл раз и навсегда уяснил: портить репутацию отца подобными выходками — себе дороже.
***</p>
Авто резко затормозило у клиники, Гречкин припарковался недалеко от входа — к счастью, было свободное место. За стойкой его встретила вчерашняя девушка. Она окинула его взглядом, после небольшой заминки в её глазах всё же блеснуло узнавание.
— Добрый день! — девушка расплылась в улыбке. День? Кирилл бросил взгляд на часы, что висели над головой красавицы. Хм, половина второго. Реально день. Ну ок. Для него в это время всё ещё было утро. Кирилл опустил глаза на бейдж на груди дамы и расплылся в ответной улыбке.
— Спасибо, Кариночка. Я к вчерашнему вашему гостю.
Карина поджала губы и окинула взглядом правый коридор. О чем-то поразмыслив, она снова обратила внимание на Кирилла.
— Знаете, у нашего «гостя» сейчас посетители. Вы желаете с ними пересечься?
У Гречкина кровь в жилах застыла. Посетители… Блять, ну логично, да. Он же сказал сообщить о пацане в детдом. С чего он решил, что кто-нибудь из этих блядских работников не сунется проверять деточку? В нижнюю губу ощутимо вонзился клычок — привычка Кирилла, свойственная для его задумчивого состояния. Глядя в пустоту и по-прежнему прокручивая эту информацию в голове, он потянулся к бумажнику. Пальцы ловко отсчитали несколько купюр, только недавно обналиченных в терминале неподалёку, и протянули их сообразительной красавице.
— Умница, заслужила, — сказал он, когда девушка ловко подхватила купюры и спрятала их куда-то под стойку, — Выпроводи их по-тихому, мне с пацаном переговорить надо. С глазу на глаз.
Карина кивнула и вышла из-за стойки, направившись сразу в правый коридор. Кирилл живо смекнул, что те самые посетители скоро нагрянут, и присел на низкий диванчик, который находился в левом коридоре. Максимально вжавшись в спинку дивана, он надеялся оказаться невидимым для посетителей. Довольно скоро послышался цокот каблуков. Карина. Судя по шаркающим шагам и тихим стукам уже других каблуков, шла она не одна.
— Как же так? Не можете же вы не знать, кто его привёз! В самом деле, что за бардак? — возмущался женский голос, в нём было нечто такое, ярко отдающее усталостью и горечью, что Кирилл сразу предположил: женщина уже была в возрасте, она входила в категорию «за сорок» минимум, а, может, и за все пятьдесят.
— К сожалению, политика нашей клиники не позволяет разглашать такого рода информацию, — голос Карины был холоден, а тон — беспрекословен, — Доброжелатель, подобравший вашего воспитанника на улице, пожелал остаться анонимным.
По словам Карины выходило, что Кирилл просто нашёл уже раненого подростка и по доброте душевной привёз его в клинику и оплатил лечение, что самого Кирилла очень даже устраивало. Однако тут же возразила:
— Послушайте же! Мне очень нужны контакты этого доброжелателя. Лизонька, скажи…
Что женщина хотела от Лизоньки, она так и не успела договорить, ибо Карина громко и резко её прервала:
— На тему случившегося вам следует переговорить с Алексеем. Но в другой раз! Возможно, он сможет что-то вспомнить.
Женщина начала угрожать полицией, но Карина настойчиво, но мягко выпроваживала её из клиники, убеждая: с Алексеем всё будет в порядке и завтра с ним можно будет всё обсудить. Но завтра, всё завтра! Недовольно бормоча, женщина всё же ушла, уводя с собой и обладателя шаркающих шагов. Цокот каблуков повторился. Карина встала за стойку регистратуры.
Кирилл подскочил с места, на ходу доставая бумажник. Он протянул девушке ещё пару купюр.
— Путь чист?
— Теперь да, — улыбнулась она, — прямо по коридору до лестницы, на втором этаже повернуть налево, палата 207.
Кирилл натянул на лицо ухмылку и двинулся по заданному маршруту. Идти было не то чтобы страшно, но стрёмно однозначно. Собственная ухмылка, удерживаемая насильно, смелости прибавляла, но не особо. Сейчас нужно максимально аккуратно решить вопрос. Где-то на подсознании витала, не давая расслабить булки, мысль, что пацан может оказаться таким же принципиальным как та скандальная мадам. Однако Кирилл упорно эту мысль прогонял.
У 207 палаты он замер. Занёс руку, чтобы постучаться. Потом решил, что больно много чести будет пацану. И вообще, палату оплатил он, так что может входить и без стука. Да и как-то это сразу задаст доминирующий тон. Но опустив руку на ручку, он также замер в нерешительности. А вдруг парень взбесится? Дратовать его перед «переговорами» — дерьмовая идея. По итогу он так и стоял неподвижно, размышляя, пока из-за двери не послышалось:
— Да входите уже.
Кирилл на мгновение растерялся, но затем вернул на лицо ухмылку и отворил дверь. Палата была светлой и довольно просторной. На стене висела плазма, а на подоконнике стоял радиоприёмник. Гречкин не понимал, какому мамонту понадобилось бы здесь радио, но, видимо, клиника ориентировалась на разные категории населения. На постели лежал пацан, который при виде Кирилла немного напрягся.
— Я ожидал увидеть медсестру, ну или там врача. А вы?..
Кирилл не ответил. Он был занят разглядыванием пацанёнка. Его внимание сразу к себе привлекли голубые глаза. Такие притягательные и ясные, они словно сияли изнутри. И это весьма контрастировало с выражением недоумения на лице парня.
— Вы точно по адресу? — Лёша слегка смутился от долгого разглядывания. Или же он так скривился от недовольства? Гречкин особо не понял. Он перевёл взгляд на веснушки, особо на них не задерживаясь. Эта примета ему не особо нравилась, он предпочитал чистую светлую кожу. Кирилл снова обратил внимание на глаза, наконец замечая, что и его разглядывают в ответ, — Ау?
Кирилл пошире растянул губы в ухмылке и плюхнулся на стул возле койки.
— Я там, где должен быть.
Это прозвучало странно и, кажется, только больше озадачило пацана. Тот хлопал длинными тёмными ресницами, явно не понимая, кто перед ним. Неожиданное осознание этого камнем ударило Кирилла по голове. Точно! Он же не вдупляет нихера! Он его не помнит! Поняв это, Кирилл решил разыграть другую тактику. Раз уж он, по версии милейшей Кариночки, доброжелатель, который просто помог бедному пацанёнку, надо бы разыграть сейчас карту «доброты и заботы». Кирилл сменил привычный оскал на самую мягкую улыбку, какую только умел делать. Но, видимо, перемена была настолько резкой, что не заметить её было невозможно. Брови Лёши изогнулись в немом вопросе. Но Кирилл решил ломать комедию до конца.
— Как ты, — начал он заботливым тоном, но был перебит Лёшей:
— Это ты, гад, меня сбил?!
— …себя чувствуешь? — невозмутимо продолжил Кирилл. Улыбка на губах дрогнула, но он старался держать лицо. Главное не проколоться.
— Точно ты! Скотина! — Лёша был абсолютно уверен в своих словах, а Гречкин не мог понять: как так его быстро раскусили?! Ну не уж то пацан всё вспомнил? — Тебя б просто так сюда не пустили. Ты что с Лизой сделал, мразь?
Пацан дёрнулся, но сразу же упал назад на койку, тихо ойкнув. Видать, резкие движения давались ему тяжело.
Кирилл стёр с лица улыбку, теряя всякую надежду продолжить свой спектакль. Ладно. Хрен с ним. Всё равно расчёт был не на это шоу одного актёра.