Часть 104 (1/2)

Зейн застыл с письмом в руках, больше всего на свете желая чтобы это было дурацким сном. Как могло быть такое, чтобы Латифа пожелала исчезнуть, когда они были столь близки к тому, чтобы наконец быть вместе? Неужели он что-то сделал не так? Возможно, слишком давил на неё, или она не любила его столь сильно, как ему хотелось? Нет, вздор: он же видел, чувствовал, как терпетало её сердце рядом с ним, она не могла взять и разлюбить! А вот решить, что ему будет лучше без неё... Это уже в репертуаре Латифы. Зейн восхищался ею, и в то же время не мог смириться, что настолько невероятная женщина не осознает, до какой степени она удивительная, сколь сильно повезёт тому, кому просто выпадет счастье быть с нею рядом! Разве возможно настолько себя не любить, чтобы постоянно чувствовать неуверенность? Как оказалось, по жизни невозможного не бывает.

«... Умоляю, не думай, что я отказываюсь от тебя из-за того, что мои чувства недостаточно сильны. Я люблю тебя так сильно, что даже вообразить не могла, пока не встретила тебя, настолько резким вихрем ты ворвался в мою прежде размеренную и расписанную на десятилетия вперёд жизнь, где не было ничего необычного или черезвычайно непредсказуемого. Как ни старалась, забыть тебя не могла, это оказалось выше моих сил. А может я просто не хотела... Знаешь, бывает иногда так, что хочешь себя убедить в чём-то, и чем больше убеждаешь, тем труднее принять то решение, что кажется правильным. Семья, дети, любовь... Наверное, эти мои желания не изменились, просто на месте мужа мне невыносимо хотелось видеть именно тебя, впервые я столь чётко увидела очертания своих фантазий. Но мы слишком разные, слишком поздно встретились, слишком много препятствий оказалось между нами... Мне искренне жаль, что я очередной раз отступаю. Не думай, что поступок продиктован страхом или нежеланием быть с тобой (отсчёт даты, когда мы сможем не таясь быть вместе, был едва ли не единственным, что меня поддерживало в последние недели), пожалуйста, я не выдержу, если ты так будешь думать, мне иногда кажется, я и на расстоянии почувствую твоё осуждение и не сумею с ним справиться. Мой поступок продиктован исключительно твоим благом. Я верю, что ты всем сердцем любишь меня, действительно верю, но одной любви недостаточно, Зейн. Ещё есть долг перед семьёй, он есть у каждого человека, включая и тебя. Ты не можешь жениться на разведённой женщине, это разрушит твои и без того трудные отношения с родными, а этого я не могу допустить, ты и без того достаточно пострадал из-за меня. Я не стала говорить с тобой лично, хотя соблазн был велик, я боялась, что не сумею поступить правильно, если снова увижу тебя, особенно если ты станешь меня отговаривать. У меня никогда не было особенной силы воли, что является одним из главных моих недостатков. Ты ещё будешь счастлив, действительно счастлив с хорошей женщиной, более достойной и интересной, нежели когда-то смогу стать я сама. Лучше расстаться сейчас, нежели потом разочроваться, когда будет слишком поздно отступить. А я не выдержу, если разочарую тебя, если сделаю тебя несчастным после всего, что ты сделал для меня. Пожалуйста, будь счастлив без меня...»

И как можно было на неё злиться после такого? Он просто не знал, какие эмоции испытывать, такая неразбериха творилась в этот момент в его душе. Зейн тяжело вздохнул, десятый раз подряд наверное перечитывая написанные её аккуратным почерком строки, впрочем, на этот раз буквы выглядели немного размытыми и более неряшливыми, что говорило о том, что она либо писала в спешке, либо много раз переписала это послание, прежде чем уложить в конверт окончательный вариант. Молодой человек по-прежнему потрясённо молчал, не говоря ни слова, будто напрочь забыл о присутствии другого человека в палате. И он действительно забыл, настолько его захватили собственные тревожные мысли, вкупе с предположениями, куда же могла податься его возлюбленная. Зейн почти наверняка знал, что Латифа в последних строках попросит не искать её, слишком хорошо он её изучил за эти годы, именно потому он не дочитал до конца: он не собирался отступать и упускать её, даже если она вздумала отправиться на Северный полюс, он её там отыщет!

— Я так понимаю, ты не знал о побеге Латифы?— прочистил горло сид Али, чтобы привлечь внимание египтянина. Впрочем, даже спрашивать не нужно было: шок Зейна при прочтении письма был неподдельным, невозможно столь искусно притворяться.

— Понятия не имел...— голос Зейна прозвучал хрипло.— Но я намерен её найти.

— Здесь наши цели совпадают. Но где же её искать? Возможно, тебе что-нибудь известно? Латифа не оставила ни одной зацепки! Я собирался поговорить с Жади, но Зорайде уверяет, что моя племянница ничего не знает.

— И она говорит правду, Жади понятия не имеет, что Латифа сбежала. Я говорил с ней по телефону не больше часа назад, мы связывались по поводу рабочих вопросов, она нашла кое-что очень интересное для моей квартиры и советовалась со мной...— объяснил египтянин, прочитав невысказанный вопрос в глазах зрелого марокканца, на сей раз выдержка Зейна не подвела, он не выдал ни одной лишней эмоции, поскольку отлично понимал, что даже желающий Латифе добра сид Али не должен узнать известную ему отныне тайну, пока они не отыщут Латифу, пока она не станет его законной супругой, когда уже никакой Мохаммед не посмеет оспорить их брак, иначе не знать им покоя ещё очень долго!

— Час от часу не легче...— вздохнул сид Али. Не надо было таки затягивать развод, возможно тогда Латифа не решилась бы на столь отчаянный шаг! Очередной раз он расплачивался за попытки переломить судьбу, казалось бы, на этот раз он старался поступить верно, прислушиваясь ко всем сторонам конфликта, однако и этого оказалось недостаточно!— Я не буду лгать, Зейн: я понятия не имею, где может быть моя племянница. И мне очень тревожно, Латифа не привыкла жить в одиночестве, она может попасть в беду...

— Не беспокойтесь, я её найду...— тяжело опираясь на трость для опоры, Зейн начал поспешно собирать свои вещи в сумку: чего бы там ни говорили врачи, а он не собирается оставаться здесь и бездействовать, узнав последние новости! Вязкая тьма заслонила солнце, и это не изменится, рассвет не наступит для него, пока он не найдёт Латифу...

***</p>

Для Латифы обычная поездка на автобусе оказалась маленьким приключением, поскольку раньше девушке никогда не приходилось путешествовать в одиночестве, особенно когда дорога была неблизкой. Собственно говоря, она никогда не была одна: сколько себя помнила, с ней всегда кто-то был, потому что неприлично женщине выходить куда-то в одиночестве, а уж тем более — отправляться в путешествие. Путеводитель Латифы, будь у неё такой, оказался бы довольно скучным: единственная поездка с родителями в Париж, которую она едва запомнила, окончившаяся в итоге трагически, после чего дядя Али забрал её на воспитание в Марокко, короткая поездка с дядей и одной из его жён в Каир, а ещё — перелёты из Бразилии в Марокко, и обратно, уже после замужества. Во всех этих путешествиях ей не нужно было особенно беспокоиться, поскольку от неё никогда не ожидалось, что она будет бронировать билеты или контролировать отправку багажа, даже говорил с таксистом или перевозчиком поклажи кто-нибудь из мужчин. Жизнь бывает странной: иногда вынуждает нас померять роли, каких от нас никогда не ожидали. Разве могла Латифа подумать, что будет путешествовать и жить одна, без мужа! Тем не менее, именно это она и планировала делать на этом жизненном этапе.

Удивительно, но чем дальше она находилась от Рио-де-Жанейро, тем легче было дышать: ни один нормальный человек не выдержит с лёгкостью всё то, что ей пришлось пережить, не сможет бороться с постоянными препятствиями, ни на секунду не опуская руки. А может дело в том, что она слишком слабая, Латифа не знала ответ на этот вопрос, но знала, что если бы не уехала, сошла бы с ума. Она не привыкла бороться с вечным осуждением, а в последнее время она постоянно чувствовала себя, будто на её плечах лежит тяжесть всего мира, Латифа не хотела быть причиной споров и раздоров, не хотела лишний раз проверять, на какие ещё ухищрения пойдёт Мохаммед, упрямо вознамерившийся её вернуть вопреки всем отказам. К слову, следовало бы оценить настойчивость бывшего мужа, никогда не отличавшегося особенно сильным и непреклонным характером (если речь не шла о её сестре Жади, его сестре Назире, и никто не пытался оспорить мудрость дядюшки Абдула, с которой и сам Мохаммед не всегда соглашался, но при этом неизменно бросался грудью на защиту старшего родственника), если бы только она не была совершенно неуместной в сложившейся ситуации. Возможно, прояви он такую настойчивость годами ранее, пожелай он понять что у неё на душе, их брак ещё можно было бы спасти, но те времена уже прошли.

Но если уж быть совсем честной, сбежала она вовсе не от Мохаммеда, хотя бывший муж изрядно действовал ей на нервы, и даже не из-за своей родни, пусть даже впрямь не желала стать обузой для кого-то из них. Она просто знала, что не сумеет устоять перед Зейном, если останется где-нибудь, где он сумеет её найти. Слова его матери до сих пор били наотмашь своей резкостью и безжалостностью, а ещё — уж себе следовало в этом признаться — были отражением её собственных страхов. Нет, она вовсе не хотела его разочаровать, сделать несчастным, стать причиной ссор с родными! А нежелание родителей Зейна принимать разведённую невестку, что встречалась с их сыном ещё будучи связанной узами брака, Латифа легко могла понять, будучи воспитанной в традиционных ценностях и морали. Разве она сама желала бы подобную жену своему сыну? Латифа нашла бы Амину лучшую из жён, если бы только он до сих пор был с ней... Но её мальчик никогда не пойдёт в школу, не вырастет, не полюбит... От этих мыслей глаза невольно начали слезиться, Латифа не сумела подавать короткий всхлип, наспех вытирая слёзы уголком рукава.

— Эй, вы в порядке?— тронула её за плечо соседка, прежде занятая разгадкой кроссворда.

— Да-да, всё хорошо,— поспешно кивнула Латифа, не желая привлекать лишнего внимания.

Пытаясь не выдать свою панику, девушка поправила крупные рыжие локоны парика, который ей удалось купить в магазине уценённых товаров. Очень непривычно было без платка, но она себя успокаивала тем, что её-то волосы никто не сможет увидеть в любом случае. Их она тщательно собрала и закрепила с помощью шпилек, а маленькими зажимами закрепила за ушами парик, чтобы тот не слетел при резком порыве ветра. В том же магазине она стала обладательницей больших солнечных очков, закрывающих большую часть лица, нескольких ярких — таких она раньше не носила никогда — юбок и лёгких блузок с рукавами, пары кофточек на прохладную погоду и крепких сандалий, в каких будет удобно ходить в деревне, куда она и собиралась отправиться. Где ещё можно жить по средствам и не привлекать к себе лишнего внимания? Правда выбрать деревню оказалось несколько сложнее, чем она думала изначально. Оказывается, в Бразилии множество крохотных городков и селений, иногда уходящих в самые джунгли. Потому в итоге девушка остановила выбор на деревне, что подальше от Рио-де-Жанейро. Могла бы выбрать и другую, но тогда пришлось бы ждать ещё три дня до автобуса, а жить в мотеле несколько дней, рискуя в городе столкнуться с кем-то из родственников она считала рискованным. Конечно, Рио — очень большой город, теоретически в нём легко будет затеряться, но Латифа постоянно нервно оглядывалась через плечо даже пока шла к магазину, а потом — на автобусную станцию. Тем более, она знала, что её будут искать!

К слову, ещё в самом начале путешествия с ней произошла неприятность: она умудрилась потерять карточку, которую дала ей Жади! Впрочем, повезло, что ей удалось снять по крайней мере немного денег, которых должно хватить на первое время. Она подозревала, что карточку украл странный парнишка около кассы, но не могла заявить на него, иначе привлекла бы к себе внимание инспектора, чего допустить никак нельзя было! Потому пришлось смириться, хотя чувствовала себя Латифа крайне неудобно: и потому что в принципе взяла эти деньги, и потому что умудрилась потерять такую важную вещь. Но сделанного не вернуть, и вот уже несколько часов Латифа наблюдала как города сменялись тропическими лесами и водопадами, в районе которых дороги становились особенно ухабистыми, маленькими деревнями, где смуглые детишки прямо босяком выбегали поглядеть на автобус, которые приезжали довольно редко, потому их появление в деревне казалось почти праздником, неизменно привлекая внимание младших жителей деревни, как объяснила её соседка, заметив удивление Латифы. После этого женщина больше не говорила с ней, а теперь вот снова нарушила молчание. Но к добру ли?

— Говоришь, хорошо всё?— скептически покачала головой незнакомка.— Ну-ну, так я тебе и поверила! Когда всё хорошо люди всегда рыдают, прямо как ты сейчас!

— Я просто впервые путешествую одна...— оправдалась Латифа.

— А что так? Где твои родители?

— Их уже давно нет,— ответила Латифа.

— Прости, не знала. И молодого человека нет?

— Я в разводе. А жить одной в городе очень дорого, потому я решила переехать в деревню.

— Это дело житейское,— кивнула женщина,— я сама своего за шкирку схватила и выкинула прочь где-то год назад. А что с ним было делать, если ничего не делал толком? В домишке совсем крыша-то прохудилась, дети без обуви, а он всё на бутылке сидел, негодяй эдакий, да на девок заглядывался! А он не больно-то расстроился, как выгнала Тьяго год назад, так он и испарился непонятно куда, жулик эдакий! Ты же понимаешь как это бывает, правда?

— Наверное...— неуверенно ответила Латифа, натянуто улыбаясь. Она себе не представляла, что могла бы таким образом обращаться с мужчиной. С другой стороны, если муж этой женщины впрямь был таким плохим, он заслуживал осуждения и порицания!

— Вот и славненько! Я всегда так и говорю: женщина женщину всегда поймёт! Ты же в нашу деревню, да?— не успела Латифа ответить, а женщина уже снова заговорила.— Ну конечно в нашу, куда же ещё, это же конечная остановка! Тебя как звать-то?

— Латифа...

— Хм, редкое имечко, в наших краях редко встречается... Редкое, но красивое! А меня зови Сильвия! — она была женщина простая, и по манерам, и внешне: смуглая кожа, тёмные волосы в строгом пучке, не худая, но и не полная, не особенно прихотливая к одежде и работящая, как и причиталось быть деревенской женщине.

— Очень приятно познакомиться.

— Мне тоже. А ты молодец! Редко бывает, чтобы к нам ехали из города, у нас надо много работать! Тебя это не пугает?

— Я привыкла работать по дому. Но я готова учиться, если чего-то не умею....— а что ей ещё оставалось?

— Вот молодец, это по-нашему! Не неженка значит!— улыбнулась Сильвия.— С жильём у тебя как? Уже решила где жить собираешься?

— Пока не знаю...— растерялась Латифа. Она решила решать проблемы по мере их поступления.

— Ну это не проблема! Поживёшь у меня, я своих мальчишек на чердак выгоню, вот и комната освободится!

— Право слово, мне неловко вас стеснять...— признаться, предложение было заманчивым, ведь жить ей негде.

— Да какое там стеснять? Эти сорванцы только рады будут перебраться на чердак, там места побольше! Вот заставлю их потолок побелить, поставим кровати — и будет им раздолье!

— А сколько у вас детей?

— Пятеро. Две дочки и три парня. Девки — золото, чего не скажу — всё сделают, всем помогут. Старшая школу уже закончила, учится у местного аптекаря, а у младшей пока блажь: актрисой стать хочет, ты это себе представляешь? Но это ничего, ещё пара-тройка лет — и блажь эта пройдёт! А мальчишки те ещё сорванцы, с ними без ремня не справиться, учиться не хотят совсем, вечно чего-то вытворяют, что мне за них краснеть приходится. Только на прошлой неделе со школы сбежали и соседского кота синей краской всего покрасили, сеньор Рауль потом мне три часа выговаривал, позор да и только!

За рассказами общительной женщины прошёл остаток пути: Сильвия успела рассказать Латифе не только о своих детях, но и о жизни всех обитателей деревни, о том как местные гонялись за хитрым попугаем, что вечно умудрялся украсть что-нибудь у продавца овощей и фруктов, о всех национальных праздниках и еженедельной ярмарке, где сама женщина часто продавала собственное рукоделие. Если некоторые истории были не очень интересны Латифе, потому что этих людей она совсем не знала, другие оказались довольно забавными. Кроме того, всегда лучше провести время за разговором с человеком, нежели за тягостными мыслями.

Приехали они уже после полуночи, потому что по пути водитель умудрился пробить колесо и пришлось его менять, искать готовых помочь в соседней деревне, куда по словам водителя нужно идти пешком не меньше двадцати минут. Она почти спала, когда вместе с новой знакомой подходила к широкому деревянному дому с неровными пристройками наверху, помогая последней донести одну из вместительных сумок, где по словам Сильвии были ткани (она была швеей) и гостинцы из города для детей.

— Завтра уже устроим тебе комнату, там будет и мебель, и щеколда на двери, а сегодня придётся тебе спать в гостиной. Не против?

— Что вы, конечно не против, я вам очень благодарна,— откровенно говоря, она бы уснула и под открытым небом, настолько уставшей себя чувствовала Латифа. И хорошо, значит спать она сегодня будет крепко, а об остальных трудностях подумает завтра — утро вечера мудренее.

***</p>

— Представляешь, мама, мы бросались в неё вещами, и она едва не упала, и у неё вместо живота была подушка! Странно, зачем кому-то делать из себя толстую, если она не толстая? А ещё Пьетро её укусил, и она так забавно кричала, визг был как от поросёнка в мультике! А потом я упала, но ничего не почувствовала, а проснулась уже здесь, и потом доктор сказал, что я смогу нарисовать у себя на гипсе всё что захочу! Я уже решила что хочу нарисовать, а Мел мне поможет, потому что другой рукой рисовать неудобно! Правда здорово, мама?— без конца болтала Тина, которая казалось никак не могла передать весь свой восторг от недавнего ”приключения”, а именно так девочка и восприняла произошедшее в доме Феррасов.— Когда я пойду на балет, я всем-всем расскажу, что к нам в дом забрался вор и мы его побили! Только доктор сказал, что мне нельзя танцевать, пока рука не заживёт...

— Помедленнее, детка,— рассмеялась Иветти,— ты говоришь так быстро, что я просто не успеваю тебе отвечать! Ты знаешь, что жутко напугала нас с папой?— на её памяти Леонидас впервые так гнал машину по городу, вероятно нарушив кучу правил, что для него обычно было табу.

— Но я не хотела вас пугать, правда-правда не хотела...— нахмурила брови девочка.— Если честно, я тоже испугалась, но совсем немного, ты только никому не говори, что я испугалась... Я звала всех, но никого не было! Только та тётя в папином кабинете, она сказала, что пришла к папе по работе, но я ей не поверила! Она очень нехорошая!

— Это точно,— пробормотала женщина,— если бы она мне попалась, я бы её...— она остановилась, заметив пристальный взгляд ребёнка: если она скажет больше, её дочь потом непременно это повторит, а в четыре года такие слова знать пока рановато.— Ты права, детка, очень нехорошая!

— Её отправят в тюрьму?— поинтересовалась Тина.