Часть 10 (2/2)

– Тогда ему нужен психиатр! – твёрдо заявила Жади.

— Львеночек у психиатра? – хрипло рассмеялась Иветти.– Он никогда в жизни не переступит даже порог кабинета психоаналитика. Да Леонидас Феррас скорее наденет красное платье и будет танцевать кармен перед своими деловыми партнёрами! – заявила блондинка, вызывая приступ смеха у Жади, невольно представившей свёкра в таком виде.

– Зачем папе танцевать кармен перед деловыми партнёрами? – переспросил вошедший неожиданно Лукас у смеющихся женщин.

– Не обращай внимание, Лукас, это женские разговоры,– хитро улыбнулась марокканка. Она указала мужу на коробки, которые он должен отнести в машину, а сама подхватила небольшую сумку.– Это последние.

– Вот вы и уезжаете...— с грустью проговорила блондинка.— Кажется, что вы только-только приехали!

– Иветти... — улыбнулся Лукас, обнимая женщину.– Мы будем жить в десяти минутах ходьбы отсюда, потому увидимся даже раньше, чем ты соскучишься.

– И больше никто не будет разбивать твои вещи и сжигать кастрюли! Не нужно будет просыпаться рано утром от моего громкого будильника и стоять в очереди в ванную! — добавила Жади, тоже крепко обнимая подругу, тихо прошептала:– Спасибо тебе большое... И я тоже буду очень по всему этому скучать.

Вскоре молодые люди покинули квартиру, где прожили почти полгода. Блондинка с грустной улыбкой осмотрела опустевшее помещение и быстро смахнула слезу.

***</p>

Шумное Марокко просыпалось, когда на рынке появлялись первые торговцы, открывая лавки, чтобы начать торговлю. Вскоре улицы наполнялись многочисленными людьми: туристами и местными жителями, которые спешили пополнить запасы продуктов или сделать другие запланированные дела. Улицы Феса почти никогда не бывали полностью пустыми, в них бурлила жизнь, однако на деле город совершенно не изменился от того, что было сто лет назад: всё те же простые стены, скрывающие как богатые, так и бедные дома, звучная Медина — главное средоточие всех сплетен, величественные развалины, раскинувшиеся на окраине города около футбольного поля. По узкой улочке среди многих других спешила сплетница Карима, несущая охапки свежей мяты и другой зелени, за которой её отправила ещё утром Зорайде — главная служанка дома шейха Али эль Адиба. Она переживала, что женщина отругает и запретит потом выходить на Медину за то, что она так задержалась. Но как Кариме было удержаться, чтобы не узнать, не обсудить подробно все последние новости о жителях Феса, Мараккеша, Мекнеса, Агадира, и многих других городов, и не только в Марокко, но и в других странах? А как иначе? Ведь родственники многих местных жителей переехали за границу, скажем, куда-то в Париж, или в ту же Бразилию, где жили племянницы сида Али — обе его племянницы, хотя про одну из них предпочитали не говорить в доме, потому что она вступила в брак, который не одобрили родственники. Но ведь вышла таки замуж! И Кариме было интересно, как там поживает Жади, не один месяц прожившая с ними под одной крышей, родная кровь сида Али, который вслух говорил о ней только ругая, но сам выписывал куда больше газет из Бразилии, нежели раньше, и потом долго смотрел у себя в кабинете! А как иначе? Ведь Карима имела репутацию одной из главных информаторов на Медине, а это дорогого стоило! Женщина тихонько прошмыгнула мимо гостиной, радуясь, что Зорайде не ждёт её прямо на пороге, но надо было только войти на кухню, как послышался грозный окрик:

– Карима! Подойди!

– Карима, всегда Карима! — проворчала служанка, но таки пошла на звук голоса ”начальницы”.

Зорайде сидела на кухне с чашкой — кажется, пустой чашкой из-под кофе, как подметил острый взор сплетницы,– а напротив неё протягивала чай Лара Назира, сестра мужа Латифы. Женщина якобы равнодушно относилась к тому, чем занималась главная служанка, но её глаза внимательно следили за чашкой в руках Зорайде, как бы старательно она их не отводила.

— Карима, где ты была? Я когда отправила тебя за зеленью? Мне вечером лететь в Бразилию, и я не уеду, пока не буду уверена, что могу оставить дом на тебя! Где ты ходишь? Опять сплетни собирала?

– На рынке была очередь, Зорайде! – принялась оправдываться Карима.– Пришлось подождать, чтобы купить самую лучшую зелень! Карима всегда покупает лучшую зелень, все дела всегда на Кариме! Я немного поговорила с ларой Наимой, у её дочери на днях была свадьба, но ведь мне всё равно нужно было ждать зелень! Карима только слушала, я никому не говорила того, о чём говорить нельзя! Карима ни слова не сказала никому о том, что Жади беременна от своего бразильца!

– Карима! Хватит, Карима! – разозлилась Зорайде.– Иди! Сид Али вот-вот вернётся с ковровой фабрики! А в кальян в гостиной до сих пор не готов! Подождёшь сида Али там же и спросишь, не хочет ли он чаю! Ты поняла, Карима?

– Вечно все дела на Кариме! Всегда виновата Карима! — не прекращая возмущаться ушла женщина.

Надо же, сказать такую новость при Ларе Назире, чтобы к вечеру знала вся Медина! А ведь только-только начал забываться скандал с отменой свадьбы: Жади спокойно жила в Бразилии, а Саид наконец вышел из затворничества и снова вернулся к работе, занявшись модернизацией ковровой фабрики, доставшейся ему по наследству. Даже сид Абдул, который не прекращал ругать бывшую невесту племянника, временно уехал в Агадир, чтобы помочь сосватать несколько пар, где он не станет много говорить, заботясь о репутации рода Рашид. Один только Мохаммед в Бразилии никак не мог успокоиться, хотя не он был обманутым женихом! Именно ради того, чтобы помочь Латифе, брак которой был под угрозой, как утверждала сама девушка, сид Али отправлял свою верную наперстницу в Рио-де-Жанейро. А ещё ему хотелось, конечно, узнать о жизни Жади,— хозяин не говорил об отвергнутой девушке, но женщина слишком хорошо знала сида Али, чтобы верить, что тот вправду выбросил племянницу из мыслей и сердца. Ведь Зорайде не удержалась и рассказала хозяину о состоянии Жади в надежде растопить его сердце! Видимо тогда и услышала Карима то, чего ей слышать не следовало! Или она подслушала телефонный разговор? Теперь уже и неважно, как именно узнала Карима, важнее, что знает Лара Назира! И она точно молчать не будет!

– Жади беременна? — ахнула Назира.— О, Аллах, значит у одалиски будет ребёнок! А у меня нет ни мужа, ни ребёнка! Ничего у меня нет, всю жизнь я отдала своим неблагодарным братьям, которым до меня нет никакого дела! Один женился на одалиске, другой продолжает страдать по другой одалиске! Саиду пора жениться, но он не хочет! Но разве ему не найдут невесту, если он только слово скажет? Конечно, найдут! Только для Назиры годами не находят жениха! А ты всегда защищала Жади, Зорайде! Наверняка помогала ей бегать на свидания с любовником, который позже стал её мужем! Я всё вижу, Зорайде! От меня ничего не утаить! — потрясла пальцем сестра братьев Рашид.

– Лара Назира...– покачала головой Зорайде, не находя слов, чтобы защитить себя. Ведь женщина во многом была права! Лару Назиру можно было назвать многими словами, но точно не глупой!

– Хватит, Зорайде! Не оправдывайся!– махнула рукой женщина.– Лучше скажи мне, что ты видишь! Что меня ждёт?

Опытная служанка, которая годами тайно занималась тем, что гадала на кофейной гуще, да ещё имела репутацию, ведь все гадания Зорайде всегда сбывались, начала внимательно изучать чашку Лары Назиры. Женщина следила за ней, изнемогая от любопытства:

– Ну, что ты видишь?

– Я вижу пустыню...— после небольшой паузы заявила Зорайде.

– Пустыню?! – взвилась Назира, хватаясь за голову.– О, Аллах, я никогда не выйду замуж! Навсегда останусь одна, чтобы прислуживать этим ослам, которых я называю братьями!— она вскочила и начала топать ногами от ярости и разочарования.– Я расскажу сиду Али, расскажу, что ты грешишь на его кухне! Ведь гадать на кофейной гуще — харам!

– Стойте! – Зорайде выставила ладонь вперёд, внимательно глядя на гущу.– Я вижу мужчину...

– Мужчина... Ты видишь мужчину... — прошептала Назира, немедленно оседая на пуфик, словно вот-вот лишится сознания.

— Даже двух мужчин. В вашей жизни скоро появится сразу двое мужчин. И один из них станет вашим мужем, да, я вижу, что вы выйдете замуж, и рядом с ним несколько детей...

– О, Аллах! Я выйду замуж! — закричала Назира, теперь уже бросаясь обнимать ту, которую недавно собиралась проклинать, готовая обнять весь мир.– Спасибо! Спасибо тебе, Зорайде! – вдруг она насторожилась:– Ты точно говоришь мне правду, а не врешь, чтобы спасти свою шкуру?

– Я говорю правду, Лара Назира! Всегда говорю только то, что вижу, когда читаю по кофейной гуще!

Примерно полчаса спустя, продолжая восхищаться тому, что и у неё на горизонте вероятно намечается личная жизнь, на что у неё оставалось мало надежд после последнего фиаско, когда Саид отверг предложение на временный брак от одного мужчины, Назира таки засобиралась домой:

– Мне нужно вернуться и приготовить ужин! Ведь мой неблагодарный брат не собирается жениться и все дела ложатся на хрупкие плечи Назиры! Неужели я наконец буду избавлена от этого рабства? Аллах пошлет мне мужа и детей! Ты знаешь, как тяжело жить одной, каждый вечер ложиться спать без мужа? Ты знаешь, Зорайде!

– Лара Назира молода и красива! У вас в жизни ещё всё будет! – уверенно заявила Зорайде, однако в голосе женщины отчётливо слышалась тайная печаль:— Но Зорайде... Зорайде умрёт без мужа, никогда не прижмёт к груди родное дитя. Но разве можно спорить с судьбой? Моё время давно прошло! Нужно принять и благодарить Аллаха за новый день, еду и коврик для молитв. Что ещё нужно Зорайде?

Многолетняя служанка в доме сида Али даже не догадывалась, что последние её слова были сказаны не только для Лары Назиры: хозяин дома стоял за колонной и слышал каждое слово многолетней соратницы и подруги по духу. Но Зорайде этого не заметила. Женщина привычно поправила многочисленные подушки на диване и ушла на кухню, чтобы убрать чашки, оставленные после гостьи.

Позже, когда миновал обед, прежде чем подняться в свою комнату, чтобы последний раз проверить, все ли вещи готовы для поездки в Бразилию, Зорайде заглянула в тайник, где хранила чашки своих девочек. Именно на кофейной гуще служанка однажды прочитала судьбу Жади, что подтолкнуло юницу к борьбе, теперь же, сама не зная для чего, ведь перед свадьбой уже гадала Латифе, она снова перечитывала давно засохшие символы, медленно бледнея. Но как же она могла столько всего не видеть раньше? Не могла ведь написанная заранее судьба измениться! Или Жади, преломив собственную судьбу, невольно изменила и судьбы других людей, незримо связанных с ней невидимыми нитями проведения, какие человеку видеть не дано?

– О, Аллах! — взмолилась Зорайде, поднимая руки к небу.– Защити мою девочку! Защити Латифу!

***</p>

– Беременна? — переспросил Саид ничего не выражающим, бесцветным голосом, глядя на осколки разбившейся кофейной чашки, выпавшей из внезапно ослабевших рук молодого человека.— Жади беременна?

Последние месяцы Саид старался не упоминать бывшую невесту при людях, притворяясь, что забыл, но в то же время в рабочем столе молодого бизнесмена продолжала расти стопка бразильских газет, из которых он методично вырезал фотографии Жади, при этом сжигая изображения того, кто отнял у него любовь всей жизни,— в этом он был уверен, потому что ядовитая лиана горечи продолжала сжимать тисками сердце обманутого жениха, как бы он не старался выбросить из мыслей образ девушки. Она — чужая жена, пусть даже жена бразильца, и против всяких приличий фантазировать о чужой жене, да ещё в таких образах, как она являлась ему во снах: танцуя в чёрном костюме с саблей, пока глаза горят вызовом, который так его в ней зацепил, извиваясь под ним на простынях, крича до исступления его – только его — имя.

Понимая, насколько неправильные, порочные мысли приходят ему в голову, Саид не мог от них избавиться. Глаза ни одной воспитанной восточной девушки не горели этим огнём, который горел в глазах Жади,— не зная вкуса истинной свободы, они никогда её не жаждали. Этих девушек не нужно было покорить, завоевать, они готовы были сдаться без боя, вручая на расписном блюде с печеньем и своё сердце. Что ему их дух, когда он скован цепями приличий! Парень работал на износ, лишь бы поздно вечером упасть на кровать в изнеможении, не думая о безвозвратно утерянной для него женщине, но она вновь появлялась и он ждал визита этой дикой тигрицы; иногда его ум был настолько ясным, что Саид мог здраво рассудить, что это вовсе и не настоящая Жади, ведь настоящей девушки он никогда не знал, а лишь его — вполне возможно – ошибочные представления о ней, но затем наваждение вновь накрывало, манило, как вино манит к себе отчаявшегося грешника, и молодой человек сдавался. Вспоминая слова сида Али, он продолжал цепляться за надежду, что однажды, пусть даже двадцать лет спустя, судьба может вновь свести его с ней, и тогда уже он точно не упустит своего, но сегодня его мечты, надежды окончательно разбились, когда Назира вернулась домой с новостями, которые разделили жизнь её брата пополам.

– У неё будет ребёнок,– очередной раз повторил Саид, словно не мог поверить, что такое недоразумение могло действительно произойти.

Как она могла носить чужого ребёнка, если судьбой была предназначена именно ему? Она должна быть его женой и рожать ему детей, а не какому-то бразильцу! Иначе почему его сердце горит так сильно, почему не может успокоиться? В этот час он ненавидел Жади, ненавидел соперника, который увел его женщину прямо из-под носа Саида, но ещё больше ненавидел этого невидимого захватчика, растущего в утробе Жади!

– Да-да, у неё будет ребёнок! — раздражение явно слышалось в голосе Назиры.– Она живёт и не вспоминает тебя! Так почему ты, как последний верблюд, продолжаешь думать об этой одалиске? Знаешь, я устала, Саид! Всю жизнь я посвятила вам, а теперь хочу пожить и для себя! Потому можешь сколько угодно предаваться мечтам о чужой жене, а я умываю руки! Думаешь, я не слышу, как ты продолжаешь стонать имя этой женщины по ночам, метаться, как одержимый? Я умываю руки! Первым же свободным рейсом я улетаю в Бразилию!

— Я пошлю слугу, чтобы он купил тебе билет. Собирай вещи!– твёрдо ответил Саид, удаляясь из комнаты, чем настолько удивил сестру, что она даже прекратила свою нотацию.

Молодой человек заперся в своём кабинете, не в силах находиться рядом с людьми, пока в его жилах продолжала кипеть пугающая его самого ярость. Он не хотел становиться убийцей, о чём напоминал себе каждую минуту относительной ясности, но иногда чувствовал, как дьявол искушает его поддаться соблазну, дать уму отдых, обрести полную свободу, покорившись жажде крови; он боялся, что в приступе ярости убьёт даже не Лукаса Ферраса, а сам корень всех его проблем – Жади. Ведь кто сказал, что потом не появится другой человек, который может вновь отобрать у него любовь, вновь заставит пережить ту же агонию? Дьявол кружил над ним, смеялся над его неудачами мелодичным голоском бывшей невесты, шептал, что она навеки будет его, если он вонзит кинжал в самое её сердце. Саид сжимал кулаки, пока скупые мужские слёзы угрожали упасть с его глаз, что только больше приводило парня в ярость.

– Что ты со мной сделала, женщина? — обращался он к девушке, которая находилась на другом континенте, и точно не слышала его.— Я безумец. Я становлюсь безумным из-за тебя.

Саид вскочил на ноги и вытащил из ящика уже изрядно потёртую фотографию юной смеющейся девушки. Или он был во власти безумной иллюзии, или просто показалось из-за случайно проникшего в комнату солнечного луча, но в какой-то момент парню показалось, что глаза Жади на фотографии двигались, смеясь над ним за то, что он не может ею обладать. Повинуясь неизвестному порыву, он схватил спички и поджёг фото, наблюдая, как изображение Жади быстро плавится и сгорает, превращается в пепел, не отпуская, пока огонь не обжёг его руки.