Кровь Старой Валирии (2/2)

Напоминание о ранах будто бы выбило из Эймонда дух. Принц пошатнулся и выпустил Алисенту. По знаку Коля, двое стражников настойчиво взяли его под руки и вывели прочь.

Сир Кристон подошел к двери и легко выдернул кинжал, после чего наглухо захлопнул створку.

Аларра вздрогнула, когда рыцарь развернулся к ней. Обратный хват, которым он держал кинжал Эймонда, был ей прекрасно известен: с такого крошечного расстояния он мог всадить лезвие ей в грудь по самую рукоять быстрее, чем кто-либо успеет что-то понять.

Намеренно или нет, ее прикрыла Алисента. Королева оказалась точно на линии возможного удара, когда взяла со стола записку.

— Оставьте нас с леди Старк наедине, — приказала она, а когда зал опустел, указала ей на один из стульев. — Сядь. Ты много пережила.

— При всем уважении, это не я упала с дракона.

Алисента прикрыла глаза рукой. Унизанные зелеными перстнями пальцы некоторое время оставались неподвижны, кроме безымянного, который мелко подергивался под весом печатки Таргариенов.

— Я вижу, чего ты добиваешься, — наконец, произнесла она. — Только решение останется прежним.

— О каком решении речь?

От Алисенты не ускользнуло то, что Аларра не назвала ее королевой.

— О свадьбе моего сына с одной из Баратеон. Ты далеко не глупая и должна понимать, на чьей стороне твой Дом, — она аккуратно сложила записку и поднесла к свече. — Я делаю тебе одолжение в первый и последний раз. Ради Эймонда. — Некоторое время Алиссента в молчании наблюдала, как пламя пожирает бумагу. — Визерис не научил меня валирийскому. Однажды он сказал, что во мне есть все, кроме крови Старой Валирии. Сказал и забыл. Я могла сколько угодно разделять его любовь к истории, охоте, глупым легендам, но не драконий огонь. — Она посмотрела на Аларру, статная женщина, много лет державшая в крепком кулаке весь Вестерос. — А ты лишь появилась и уже оседлала дракона, за которого мой сын готов убивать.

Взгляд леди Старк стал тяжелым и по-волчьи опасным. Встреться они в Винтерфелле, неизвестно, чьи кости глодали бы крысы. Поначалу она напомнила Алисенте юную Рейниру в годы, когда их дружба стремительно сгнивала под свадебными покровами. Теперь же позади Аларры – раненой и измученной – стояла тень Дэймона.

— Никто, кроме Таргариена, не осмелится приказывать дракону, — произнесла Аларра, и даже в тоне ее слышилось язвительное эхо Порочного принца.

— Полагаю, ты бы осмелилась.

— Вам идет зеленое, мне не идет серое. Несправедливо.

— Мир вообще несправедлив. Аларра. Из всех Великих Домов, Старки последние, кому будет предложено соединиться с Таргариенами.

— То же говорили о Хайтауэрах. Ваша милость.

Теперь Алисента смотрела на нее иначе.

— Тебя некому защитить. Ты одна. Так что лучше держи рот на замке, пока твои речи не завели тебя на плаху.

На этом стоило бы закончить – королева направилась к своему месту, показывая, что больше не желает ее присутствия.

— Со всем уважением, Ваша милость…

— Ты наговорила достаточно. Ты не Север, а лишь заносчивая девчонка, выросшая в глуши на романтических сказках о великой любви. — Алисента очертила кончиками пальцев резную спинку королевского кресла. — Любви не существует. Есть только долг.

— И покорность, судя по всему, — добавила Аларра желчно. — Благодарю за аудиенцию, моя королева. Я ее не забуду.

Алисента дождалась, пока створки дверей снова сомнкутся, затем подняла из гнезда шар из цельной яшмы, оттягивавший ладонь куском мертвого льда, и положила на место.

Внутри нее клокотала ярость, подобной которой она не испытывала со времен похорон Лейны Веларион.

Вернувшись в покои, она застала Лариса Стронга за рассматриванием карты Вестероса. Алисента велела повесить ее вместо расшитого цветами гобелена над камином в ночь свадьбы Рейниры и Лейнора Велариона.

— Я не в настроении, Ларис, — выпалила она, едва увидев Лорда Стронга.

— А я принес вам любопытные вести, — флегматично отозвался он, не прерывая своего занятия.

Алисенте пришлось прикусить язык, чтобы не сорваться на него зря.

— И какие же?

— Над Лунными горами видели Караксеса.

Взгляд королевы метнулся к карте.

— Во владениях Арренов? Стоило ожидать, — она ощутила боль в кончике пальца и осознала, что неосознанно подковырнула ноготь. — При всех своих недостатках, Рейнира не идиотка.

— А затем его заметили на побережье Пасти, здесь, — Ларис указал на устье одной из крупнейших рек.

— Белая Гавань? — нахмурилась Алисента. — Как давно?

— Около недели назад.

— Город принадлежит дому Мандерли. Этот порт важен для северян, не для нас. Что понадобилось там Дэймону?

— Вы, вероятно, не знаете, Ваша милость, — вопреки ожиданиям, Ларис уставился не на ее подол, а на грудь, где тускло поблескивал знак Семерых, и обронил так, словно Алисента сразу должна была все понять: — Мириам Мандерли.

***</p>

Аларре позволили вымыться и переодеться, лишь после этого мейстер осмотрел ее раны и в присутствии доверенных лиц подтвердил ее невинность.

Выпроводив всех вон, включая дочь и сына, Мириам заперла двери.

— Ты как будто сомневалась, — буркнула Аларра.

Мириам опустилась в кресло подле потушенного камина, похожего сейчас на черную пасть.

— Кем ты себя возомнила?

Аларра принялась прочесывать мокрые волосы. Несмотря на произошедшее, после бессонной ночи ей хотелось упасть в подушку и забыться.

— Я допустила ошибку.

— Твоя ошибка, — Леди Старк хлопнула ладонью по подлокотнику, — может стоить тебе чести, Серене брака, а Рикону Винтерфелла! Не говоря уже о наших жизнях!

— Он не даст им убить нас.

Мириам вскочила и вмиг оказалась перед ней.

— Думаешь, ему понравятся твои ночные свидания с принцем, где ты занималась неизвестно, чем? — Она выхватила у нее гребень и швырнула на стол. — Не делай вид, что не понимаешь моих слов! Тебе прекрасно известны способы ублажить мужчину, сохранив при этом невинность.

— Не суди меня по себе, — процедила Аларра. — Я знаю свою роль, так дай мне уже сыграть ее. Беспокойся лучше о своих детях, они – наследие Старков, а я сама разберусь.

— Разберешься, как с письмом?

— Я не писала его! — взвилась Аларра.

— Тогда кто это сделал?

— Не знаю!

Они некоторое время прожигали друг друга взглядами, потом Аларра встала и обняла Мириам.

— Мне тоже страшно.

Та в ответ провела рукой по ее мокрым волосам.

— Мы на одной стороне, Аларра. Мне больно оттого, что ты не доверяешь мне.

— Я просто не смогла устоять, — призналась она. — А ты бы не позволила лететь с Эймондом. Как тогда на Сиракс.

Она не видела, как крепко зажмурилась Мириам, прежде, чем ласково произнести:

— Драконы очень опасны.

— Но я…

— Аларра, — Мириам отстранилась, заглядывая в ее прозрачные глаза, будто нарисованные неестественной фиолетовой краской, — я беспокоюсь, как любая мать. Уйди пока в тень, а остальное оставь мне. — Она убрала ей за ухо серебряную прядь. — Рыжий тебе больше к лицу.

Аларра сделала вид, что прониклась, хотя на самом деле ей не терпелось увидеть Эймонда. Дело было не в любви, тут она разделяла мнение Алисенты: любовь – очередная стоящая разума ложь.

Так она повторяла себе, пока новая служанка помогала ей подготовиться к выходу. Тщательнее, чем обычно.

Лишь многим позже Аларра вспомнила, что Мириам не спросила ее про ранний уход с вечернего пира.

***</p>

Во всеобщей суматохе никто не заметил в небе стремительно удаляющегося ворона.

***</p>

Эймонд провел в постели несколько мучительных часов, упорно отказываясь от макового молока. Он видел, что оно сделало с отцом, и меньше всего желал в беспамятстве исторгать бессвязный бред, пока вокруг творится хаос.

Единственной, кому он позволил остаться, была Хелейна.

Сестра монотонно перемешивала лечебные отвары и отвлекала его от боли рассказами о подрастающих племянниках, новой вышивке и прочей женской ерунде.

В уютном мире Хелейны не было места коварству и предательству, а в этот час его границы любезно распахнулись для Эймонда. Ненадолго он предался воспоминаниям о детстве, в котором задумывался о браке с ней. Каково было бы иметь такую жену? Прежде Эймонд верил, что с удовольствием сделал бы Хелейну своей душой и сердцем.

Они всегда вполне хорошо ладили и относились друг к другу с уважением.

Однако в их браке не было бы места страсти, зато доставало бы любви и заботы.

Не было бы ночных полетов.

Воспаленный разум играл с Эймондом на грани сна и яви, тасуя воспоминания, коварно подсовывая те, что заставляли его сгорать.

— Ты вновь грустишь, — заметила Хелейна.

— Слышал, ты потеряла ребенка. Мне очень жаль, — ответил он искренне.

Сестра отрешенно пожала покатыми плечиками.

— Я не знала о нем. Эйгон расстроился больше. Его все еще не нашли.

— Пусть уже обшаривают отплывающие корабли, — буркнул Эймонд, вызвав у сестры игривую улыбку.

— Дай ему шанс.

— Только если такой, какой он дал твоему пауку: оторву руки и ноги, а потом посажу в шкатулку и буду кормить личинками.

Теперь она рассмеялась по-настоящему, а успокоившись, вдруг коснулась его лба, но Эймонд опередил ее:

— Останется след?

Сестра удивленно моргнула, ее крошечный пухлый рот сложился в очаровательное ”о”.

— Яркий. Он украсит тебя, — она вернулась к отварам и бережно процедила один через ткань.

Тошнотворная вонь мазей, которыми мейстеры смазали ожоги на его лице, стала еще невыносимее.

— Разве что-то способно украсить меня?

— Мы красивы, когда влюблены, — ответила Хелейна и протянула ему до краев наполненную пиалу. — Там, где лилась кровь, однажды вырастут зеленые рощи. Так ночь сменяет день, а день – ночь, самую долгую. Пастухи седлают драконов и взмывают в небо, — ее голос уподобился колыбельной, которую она пела ему в детстве, пока его не оставили кошмары о Вхагар, сжигающей его заживо. — Оно синее, как глаза тьмы, спящей на Севере. Дуют ветра зимы, тревожат чертог. Падает белый снег.

Эймонд спал, тревожно хмурясь во сне. Единственный глаз метался под закрытым веком. Ему снилась зима.