Ошибка по-колорадски. День шестой. (1/2)

Когда Дин проснулся, на улице ярко светило солнце. Занавески были задёрнуты не до конца, и весёлое солнышко игриво заглядывало в окно, радостно даря свои лучи рейхсмаршалу.

Геринг, правда, от такой щедрости был совсем не в восторге, слабо шевелился и мычал от боли сквозь кляп.

Похоже, именно эти звуки и разбудили Дина.

Он подобрался к окну и осторожно, чтобы свет не попал на кожу, задёрнул занавески до конца.

Кажется, он проспал самый отвратительный этап трансформации, и чувствовал себя довольно сносно. Если бы ещё не эта прорезавшаяся оглушающая жажда…

— Дин?!

Старший Винчестер замер возле окна и осторожно оглянулся на мелкого. Сэм только что проснулся и тут же сел на кровати, почуяв в комнате не одного вампира, а двух. И в его голосе было столько недоумения, обиды, злости, страха от мгновенного осознания того, что теперь у него не получится оставить брата в относительно безопасном месте, что Дин заалел ушами, словно его, пятилетнего, застукали на том, что он стащил пирожное из буфета.

— Хей, — неловко сказал он, опустив глаза.

— Хей, — помолчав, хрипло отозвался брат, глядя в сторону.

Ему не требовалось ничего объяснять. Он и сам всё понял. И в глубине души — Дин уверен — был ему благодарен, несмотря на то, что был жутко расстроен и злился на него сейчас так, что покраснели скулы.

Он злился.

Сэм злился.

Ха.

Ха.

У Дина, кажется, уже выработался рефлекс, как у собаки Павлова, потому что он полыхнул как спичка от одной этой мысли. Он решился, и дальше не терял ни мгновения, пока Сэм ещё не успел перейти от злости к сучности.

Стащить Геринга с крюка, спеленать так, чтобы не дёрнулся, даже когда окончательно пройдут последствия инъекции крови мертвеца, и закатить его в ванную, закрыв за ним дверь.

Оскалить зубы на изумлённо наблюдающего за ним брата и медленно, пригнувшись, подобраться к кровати, следя, как изумление на лице Сэма сменяется сначала поджатыми губами, но потом всё же обессиленным вздохом и знакомым закатыванием глаз.

Дин постарался не улыбнуться слишком явно — он почти прощён.

Он выбрал момент, когда глаза мелкого смотрели точно вверх, и сделал бросок, стараясь подмять его под себя, но через секунду оказался перевёрнутым на лопатки и прижатым к кровати всем телом. Всё-таки организм ещё был дезориентирован недавней трансформацией, иначе ещё неизвестно, кто остался бы сверху.

Большая ладонь брата крепко держала его за горло, не давая пошевелиться.

— Дин, ты что, пьян?! — пряча улыбку спросил Сэм и даже наклонился, чтобы демонстративно принюхаться, хотя это ему и не требовалось, он мог бы почуять брата и его состояние даже в противоположной точке земли. Они принадлежали к одному гнезду, со всеми вытекающими.

— Да я уже почти неделю в рот не брал! — возмущённо прохрипел Дин.

Хватка ладони на его горле слегка ослабла.

— А вот это ты зря, — ровным голосом, с непроницаемым выражением лица сообщил ему Сэм. — Надо это исправить.

И скатился с брата на постель, глазами указав в сторону «исправления».

Мог бы и не показывать. У Дина уже буквально рвало крышу от близости, от бьющего в нос запаха брата.

Конечно же, он «исправился».

Но этого было катастрофически мало.

Во-первых, когда ещё выпадет такой шанс — почувствовать, что такое секс в шкуре вампира.

А во-вторых — от запаха Сэма его вело, как будто он снова был тинейджером, вспыхивающим, как порох, от любой картинки, мысли, прикосновения. Как будто рядом с ним снова была его недостижимая мечта, его влажная фантазия, на которую он мог дрочить по пять раз на дню — его четырнадцати(а также пятнадцати-, шестнадцати-, семнадцати-, восемнадцати-)летний младший брат со своими голенастыми жеребячьими ногами, взлохмаченными волосами, крыльями лопаток, которые торчали под старыми Диновыми футболками, и сверкающей улыбкой, которая была только для Дина. Всегда только для Дина.

Пока Дин не сбежал от него, как от чумы, всего лишь после одного поцелуя. И потом чуть не умер, когда мелкий в свою очередь сбежал в Пало-Альто, в этот свой богом проклятый Стэнфорд.

Какой же он был дурак.

Ещё столько лет назад он мог бы целовать эти идеальные губы, обнимать это тело греческого бога, поклоняясь каждой чётко прорисованной мышце. С благоговением следить, как тонкое, гибкое тело тинейджера превращается в это потрясающее пособие по анатомии, и отслеживать эти изменения руками, губами, языком…

Дина трясло.

Он весь потерялся в запахе брата, в его вкусе, оставшемся на языке. Сверхчувствительное обоняние вампира сейчас почему-то работало только в одну сторону — он чуял исключительно Сэма. Растворялся в нём. Его запах, который всегда был для Дина словно запах валерьянки для кошек, окутывал его сейчас полностью. Но и этого было недостаточно.

Он с отчаянием смотрел на Сэма, который сейчас, после минета, выглядел как кот, обожравшийся сметаны, но продолжающий хищно следить за канарейкой в клетке.

Они чувствовали друг друга.

Сэм прекрасно знал, что происходит с братом, но лежал, заложив руки под голову и просто наблюдая, несмотря на то, что его член уже снова наполовину встал.

Дин понимал, что это его наказание. За то, что превратил себя в вампира, не предупредив, не посоветовавшись. За то, что отказался оставаться в безопасности.

Но он не мог по-другому.

А сейчас он буквально терял себя, терял остатки самообладания, растворяясь в запахе брата, растворяясь в диком, бешеном желании.

Желании принадлежать. Быть единым целым.

Но ему отказывались это давать, отказывались его брать. Практически отказывались от него.

Сэм находился всего в нескольких сантиметрах от него, но Дин чувствовал себя так, словно тот снова был в Пало-Альто, на другом конце страны.

Трясущейся рукой он коснулся выступающей тазовой косточки там, где боксеры брата были небрежно приспущены для минета целую вечность назад.

Сэм резко втянул в себя воздух и прикусил нижнюю губу, но не двинулся с места.

— Сэм… — окончательно отчаявшись выдавил из себя старший Винчестер.

— Да? — ровным тоном, чуть хрипло отозвался младший, продолжая его разглядывать со странным выражением в глазах.

Дин молчал.

Он протянул вторую дрожащую руку и положил её на живот брата, забравшись под футболку.

Сэм, наконец, шевельнулся, только чтобы взять за запястья обе лежащие на нём руки и убрать их с себя.

Но не отпустить.

— Сэм… — шёпотом повторил Дин, чувствуя, как в уголках глаз начинает жечь.

Не хватало ему только ещё слезу пустить… Дин Винчестер в слезах умоляет, чтобы его трахнули. Достойный сюжет для фильма ужасов.

Сэм слегка повернул голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Попроси, Дин, — тихо сказал он. — Просто попроси. Попроси, наконец, чего-то для себя. Это не стыдно — просить то, чего ты очень хочешь. Если бы ты умел это делать ещё тогда, думаешь, всё дошло бы до Стэнфорда? Дин сукин сын Винчестер. Слишком гордый, чтобы просить для себя. Может встать на колени, чтобы просить за кого-то другого, может просить помощи в деле, но никогда для себя лично. Может бросаться на помощь другим, даже если от этой помощи отказываются, может превратить себя в вампира, чтобы не пустить меня одного в их логово, но не может попросить меня сделать то, что он хочет. Может разозлить или выбесить, чтобы добиться своего, но никогда — просто попросить. Сделай это, Дин. Я хочу, чтобы ты это сделал. Видишь, это несложно — сказать, чего ты хочешь.

И он сломался.

Не выдержал.

— Сэмми… — практически рыдание, — Сэм…

— Да, Дин?

— Пожалуйста…

— Пожалуйста что?

— П-пожалуйста…

Сэм ждал, по-прежнему держа в своих ладонях запястья брата.

— Возьми меня… — еле слышно закончил Дин.

Сэм резко вздохнул, но его голос остался мягким.

— Ты этого хочешь?

— Да… — Дин поднял глаза на брата. Он тяжело дышал, но голос постепенно окреп. — Да, я этого хочу. Хочу, чтобы ты меня взял. Хочу, чтобы ты меня трахнул. Хочу чувствовать тебя в себе. Мне это нужно. Сейчас, Сэм. Пожалуйста…

Сэм издал какое-то горловое рычание и дёрнул руки на себя так, что Дин буквально впечатался в него.

А дальше мир вокруг них перестал существовать.

Они целовались, забывая дышать. Всего несколько секунд хватило, чтобы сорвать друг с друга футболки и нижнее бельё, а дальше руки заскользили по обнажённым телам, сталкиваясь, впиваясь пальцами в бока, в бёдра, в ягодицы, пока Сэм рывком не перевернул Дина на живот и не положил тяжёлую ладонь на поясницу, другой рукой подхватив под низ живота, заставляя прогнуться, выставив вверх зад.

Дин подтянул к себе подушку и уткнулся в неё лицом, задыхаясь, слыша, как Сэм отщёлкивает крышку флакона со смазкой. Яркий клубничный аромат забил ноздри, и Дин недовольно замычал — он мешал ему чувствовать запах брата.

Сэм понял его без слов и, выдавив на одну руку смазку, другую поднёс ко рту Дина, надавил большим пальцем на подбородок, заставив открыть рот, и положил ему на язык три пальца, одновременно с этим вводя в него столько же влажных от смазки пальцев с противоположной стороны.

Дин застонал, принимая и то, и другое, сжался вокруг пальцев, наслаждаясь вернувшимся вкусом и запахом брата.

Сэм не пытался быть нежным или аккуратным, Дину никогда это не было нужно, скорее наоборот — чем жёстче, тем лучше. А уж сейчас, когда их тела практически не чувствовали боли, ему тем более это не требовалось. Медленное и вдумчивое растягивание всегда скорее было выбором Сэма, который опасался порвать брата или причинить ему излишнюю боль.

Сэм слегка согнул пальцы, безошибочно отыскав простату, добившись горлового стона от брата, и попытался развести пальцы ножницами.

Туго. Слишком туго.

Но сейчас это именно то, что нужно.

Он убрал руки опять одновременно, чтобы ухватить Дина за бёдра с двух сторон — ему нужна была устойчивая позиция, чтобы втиснуться в такое тугое отверстие.

Дин протестующе застонал, лишившись сразу двух игрушек, но тут же подавился воздухом, когда почувствовал, как большая, горячая головка члена ткнулась ему между ягодиц.

Сэм развёл их большими пальцами. Его огромные ладони накрывали каждую ягодицу полностью, и он даже смог дотянуться большими пальцами до ануса, раскрывая его с двух сторон, выставляя напоказ розовую плоть внутри.

Старший Винчестер всхлипнул, прогибаясь ещё сильнее.

— Это, Дин? Ты этого хочешь? — хрипло спросил Сэм.

Это было уже слишком.

— Да, да, да, да, пожалуйста, Сэмми, я больше не могу, мне надо, Сэм…

— Хорошо, Дин. Всё, что попросишь.

Он быстро размазал ещё порцию геля по члену, покрепче упёрся коленями в кровать между разведённых ног брата и медленно, неотвратимо вдавил головку в розовое кольцо мышц.

Дин уткнулся лицом в подушку, заглушая крик. Он дрожал всем телом.

Это не было больно (что даже немного разочаровывало — оказывается, ему нравилась эта острая, болезненная растянутость в первые мгновения, это предвкушение скорой заполненности, вибрирующее ожидание того момента, когда неприятные ощущения смоются волной жара и вернутся не раньше, чем через несколько часов), но было настолько всепоглощающе, это медленное, мощное продвижение внутри сквозь узкое, практически нерастянутое отверстие, моментальная заполненность, давление на стенки вокруг входящего члена, словно проминающего, пробивающего себе дорогу сквозь внутренности — Дин не мог не сравнить это неотвратимое движение с их угрозой посадить рейхсмаршала на кол.

Когда целую вечность спустя Сэм остановился, войдя до самого конца, Дин коротко всхлипывал в подушку, крупно дрожа, весь покрытый потом, промочив простыню под собой предэякулятом, и практически в шаге от оргазма.

Невероятно, но Сэм, двинув бёдрами, вдавился даже ещё глубже.

Как никогда.

Дину даже показалось, что головка сейчас прорвёт ему кожу живота, выйдя наружу, словно детёныш в фильме «Чужой».

Он невольно сунул руку вниз, чтобы пощупать живот — цел ли ещё.

И действительно нащупал что-то, упиравшееся в него изнутри.

Дин слегка прижал это ладонью, и Сэм зашипел, вдавившись ещё сильнее, надавливая на лежащую на животе ладонь.

Это оказалось последней каплей.

Дин кончил, не коснувшись себя, содрогаясь на члене, вцепившись пальцами в простыни, а зубами в наволочку подушки.

Сэм держал его всё это время, не давая упасть на постель, сохраняя для них эту абсолютную заполненность.

Когда последние волны оргазма прошли сквозь Дина, и он обессиленно повис в крепкой хватке брата, тот наклонился и очень нежно поцеловал его в шею.

— Ну вот, это же было несложно, правда, Дин? Думаю, нам стоит потренироваться. Что ты хочешь сейчас? Скажи мне. Попроси. Я это сделаю.

Сучка.

Дин почувствовал, что у него горят не только щёки, но и уши и даже шея. Это он всегда был тем, кто спрашивал у девушек, чего они хотят. Это он был мастером постельных разговоров, от которых девушки заводились с полоборота. Это он заставлял их просить, умолять, и потом сполна выдавал им всё, что они просили. И даже больше.

Чёртов Сэм.

И ведь он сейчас просто отстранится и пойдёт в душ, если Дин не ответит.

А Дин знал, что умрёт, если в нём сейчас станет пусто.

Он с трудом заставил язык шевелиться.

— Хочу…

— Да?

— Хочу тебя, — дальше пошло легче. — Со мной. Во мне. Хочу, чтобы ты никогда меня не оставлял. Хочу вот это, — он снова коснулся ладонью выпуклости на собственном животе, погладив её пальцами и наслаждаясь тем, как Сэм втянул при этом воздух. — Пожалуйста, Сэм. Только не уходи. Хочу, чтобы ты меня трахал. Хочу почувствовать твой оргазм, то, как ты кончаешь внутри меня. Хочу ещё раз кончить без рук, только от того, как ты меня трахаешь.

Сэм дрожал всё сильнее по мере того, как голос брата становился всё увереннее. Он вдавил пальцы в бёдра Дина так, что кое-где прорвал ногтями кожу.

Их обоих это совершенно не волновало.

— Всё, что попросишь, Дин, — прошептал Сэм и качнул бёдрами назад и снова вперёд, в прижатую к животу ладонь.

Они не сразу поняли, что их эмпатическая связь вампиров одного гнезда работала в обе стороны.

Когда ты буквальным образом чувствуешь, что происходит с партнёром, это удваивает, утраивает, удесятеряет ощущения.

Они будут скучать по этому, если им удастся вернуться в человеческое тело.

Дина вело ещё с того самого момента, когда он вспыхнул, поняв, что Сэм разозлён, и окончательно сорвало голову, когда он окунулся в запах мелкого. В то, что всегда было его гаванью, его прибежищем.

А Сэм в первый раз за всё это время мог не опасаться порвать брата, мог, наконец, выпустить всё то огненное, ослепляющее, что он чувствовал по отношению к старшему, мог втрахивать его в матрас на всю амплитуду, выходя практически полностью и снова врываясь до самого конца. Без устали, без единой мысли в голове, только одно, бьющее набатом: «Дин. Дин. Дин. Дин».

Мой.

Навсегда.

До конца.

И раз за разом показывать брату это собственническое, хищное: «Мой».

И знать, что он это чувствует, видит, осознаёт, с жадностью принимает и отзеркаливает, на том уровне, которого они не могли достичь раньше.

Всё недосказанное, все сомнения, вся остававшаяся неуверенность ушли.

Они принадлежали друг другу. Полностью.

Не то чтобы они раньше об этом не знали. Просто сейчас у них на руках были все доказательства.

То, что за дверью ванной при этом валялся их сир, который, скорее всего, мог не только слышать, но и чувствовать то, что тут происходило, придавало всему этому сумасшествию налёт истинного безумия.

Их это не волновало.

Они словно дорвались друг до друга.

И им было мало, мало, мало, мало.

Когда они, задыхаясь, наконец оторвались друг от друга, уже наступил вечер. Сквозь задёрнутые занавески не просвечивало солнце, и в комнате была полная тьма.

— И с чем из всего этого я должен был помочь? — раздался знакомый голос с того места, где стоял стол со стульями.

Голос прозвучал нечеловечески, хотя бы потому, что в нём не было ни миллиграмма сарказма.

Винчестеры переглянулись и синхронно зажали рты, потому что ещё и засмеяться в такой момент — это немного моветон.

Геринг, видимо, не считал это моветоном, потому что из ванной послышались булькающие звуки — вампир задыхался от хохота.