Сказки города холодных туманов. День второй. (2/2)

— Что-что? Громче, Сэмми!

— П… придурок…

Дин расхохотался бы, если бы у него тут не было дела поважнее. Он высовывает язык и самым кончиком слизывает выступившую каплю смазки.

— Сучка, — с удовольствием отвечает он. И вбирает в себя шелковистую головку, наконец-то дождавшись того, чего хотел — хриплого стона, от которого переворачивается всё внутри.

Он мог бы мучить брата и дальше, но ему самому больше хочется проверить, насколько быстро он сможет довести Сэма до разрядки.

Он впускает его в себя насколько может — остальное обхватывает ладонью — и начинает двигаться, практически сразу добившись ещё одного стона. Сэм выгибается навстречу и вцепляется обеими руками в простыни. Он не пытается контролировать процесс, не пытается протолкнуться глубже, он позволяет Дину вести так, как ему будет комфортно. И это настолько в его характере…

Чёрт.

Только Сэм, не шевельнув и пальцем, может добиться того, что Дин чуть не пускает слезу во время того, как делает ему минет.

Сэм снова стонет, его выгибает на постели в последний раз, и во рту у Дина становится очень тепло, солоно и вязко. Он сглатывает всё, облизывает головку и поднимает голову.

Ха.

Полторы минуты.

Кажется, это его личный рекорд.

Сэм распластан на кровати, всё ещё тяжело дыша и сжимая в пальцах простыню. Грудная клетка ходит ходуном, и Дин снова засматривается на это потрясающее зрелище.

Ему это никогда не надоедает.

Он наклоняется, чтобы царапнуть зубами чувствительную внутреннюю часть бедра брата, добившись возмущенного возгласа и прилетевшей в голову подушки.

— И это вместо «Спасибо»? Сэмми, чему тебя учил отец?

— Сначала стрелять, потом спрашивать…

Дин смеётся, подтягивается выше, чмокает брата в губы и скатывается с кровати, чтобы отправиться в душ —  в боксерах уже засыхает сперма, и это очень и очень неприятно.

Они завтракают в первой попавшейся кафешке, по привычке заняв самый последний столик, с которого просматривается всё кафе.

Официантка, симпатичная брюнетка, приносит им заказ и смущённо краснеет в ответ на улыбку Дина и подмигивание.

Впрочем, улыбка тут же сползает, когда он видит на подносе прозрачный пластиковый стакан с какой-то зелёной жижей.

— Дин, это всего лишь смузи. Он не вылезет и не съест тебя.

— Он выглядит так, как будто не только вылез и съел меня, но уже и переварил, и выблевал. И собственно, в стакане как раз то, что от меня осталось после всего этого.

Сэм поднимает стакан и демонстративно нюхает.

— Надо признаться, пахнешь ты неплохо. Как думаешь, попробовать тебя на вкус?..

Вот сучонок.

Дин прикипает к месту и загипнотизированно наблюдает за тем, как брат кончиком языка касается отверстия широкой соломинки (видимо, через узкую эту жижу пить невозможно), проводит языком вокруг, потом немного сверху вниз и обратно, и наконец смыкает губы на соломинке. Делает глоток так, что щеки втягиваются внутрь, отпускает изнасилованную соломинку и медленно, со вкусом, облизывается, глядя в глаза старшему.

Дин осторожно встаёт и неровной походкой удаляется в сторону туалета, слыша за спиной смех младшего.

Я тебе это припомню.

Остаток дороги проходит без приключений, они только раз останавливаются перекусить в придорожном кафе и заправить полный бак.

К вечеру они въезжают во Фриско.

Всё с тем же грозным видом Дин просит в мотеле комнату с двуспальной кроватью, не обращая внимания на смешок Сэма сзади.

Ужинают захваченными по пути сэндвичами и пивом, и Дин, который 12 часов практически не вставал из-за руля, почти засыпает на диванчике перед телевизором. Сэм поднимает его за шкирку, как нашкодившего котёнка, и тащит в душ. Дин пробует возмущаться и сопротивляться, но на него цыкают, раздевают, запихивают в душ, моют, крутят как хотят, вытирают полотенцем и отправляют в постель.

Только футболку и боксеры разрешают надеть самостоятельно.

Дин не очень понимает, что это нашло на брата, но этот процесс словно вынимает из него все кости, так что он бы не возражал против помощи и в одевании тоже.

В конце концов он растекается на кровати морской звездой и блаженно выдыхает.

Минут через пять из душа выходит Сэм, уже в чистой футболке и боксерах, плюхается на кровать к Дину и подгребает его к себе. Подтыкает под себя полностью.

Дин снова ощущает себя в руках младшего брата то ли плюшевым мишкой, то ли марионеткой на веревочках, и чёрт его побери, если это не самое правильное ощущение на свете.

Он принадлежит Сэму. Целиком и полностью. И Сэм никогда не причинит ему вреда.