И пожинай свои плоды (1/2)

Охваченные волной ликований после успешно проведенной операции по возвращении двух деревень обратно в Империю Акорн, сопротивление дожидалось тех секунд, когда купол Тейлза обрушится на завоеванные границы, дабы не допустить приближение подступающей армии Айво.

Ждать осталось не долго. Лис уже активировал с помощью подпитки изумрудами хаоса свое изобретение, которое в те же мгновения расположилось по заданным траекториям, которые навсегда прикрыли возможность хоть кому-то подобраться к Борцам за Свободу.

Улучшенный аппарат должен был работать без помех, роботы ни в коем случае не смогут войти в эти деревни, ведь полная мощность с легкостью могла расплавить их микросхемы, хоть и обновленные самим Роботником. К сожалению, сейчас все на стороне Акорн.

Приграничные территории насторожились, введен режим чрезвычайной ситуации, ведь после сокрушительного провала армии Эггмана головы сторонников Салли поднялись с новой силой. Фанатики не жалели своих сил, чтобы донести пропаганду до ушей обычных людей.

Они должны вычисляться быстро, словно опухоль, которую незамедлительно нужно удалить. Как быстро демократия приводит к тому, что в данный момент все вооруженные силы контролируют ситуацию? Когда невозможно ни выйти на улицу, ни сказать лишнего слова.

Но это все ради безопасности, ради сохранения того, что построили мобианцы вместе с императором. Если нужна жесткая рука, которая не позволит фанатикам добиться успеха в своей пропаганде, то так тому и быть, тем более СМИ пытались скрывать информацию.

Журналисты еще не полностью понимали обстановку, говорили в основном о том, что сопротивлению просто-напросто помогли внешние силы, которые настроены против Империи Эггмана. Никто не ожидал того, что враг скрывается внутри, а не снаружи, как все говорили.

Специальные службы развернулись на приграничных территориях, курирующие каждое слово, дабы выследить зарождающиеся ячейки сопротивления. Дух мобианцев, лояльных Акорн, больше не сломить, ведь это только первый шаг для них, только начало мести.

Те, кто не забыл прошлого, к сожалению, могут его повторить, еще хуже, чем когда-либо. Если репрессии тогда были направлены на предателей-аристократов, то что мешает Борцам за Свободу обвинить других жителей, тех, кто не смирился с правлением Салли.

Император выступил по телевизору, обещая, что в скором времени ситуация нормализуется, что все те ограничения, которые были введены, исчезнут, как только сопротивление будет навсегда уничтожено. Это не была та странная война, когда он допускал договоры.

На этот раз Айво решился уничтожить все, что только помешает другим мобианцам жить счастливо, без потрясений, без лишних жертв. Генералы находились позади императора, разрабатываю тактику для нанесения точечных ударов, Нира стояла возле самого Роботника.

Уверенный в себе Эггман затмевал речами все слухи о том, что сопротивление хоть как-то продвинется дальше. Он хотел в это верить, заставляя других успокаиваться, чтобы не наводить лишнюю панику. К сожалению, СМИ пришлось ограничить, ведь никогда не знаешь…

Кто захочет сыграть в героев, которые будут освещать новости со стороны сопротивления, а не с точки зрения императора. Возможно ли, что демократия навсегда исчезнет из-за таких обстоятельств? Конечно. Но Айво не хотел допускать этого, поэтому будет следить за всем.

Сонет не мог подвести, да и остальные партии, понимающие, что скорее всего в Империи Акорн будут объявлены предателями Родины, сплотились, чтобы вместе выстоять перед надвигающейся угрозой. Телевидение перестало вещать, как только Роботник закончил свою речь.

Все наблюдали за отважным императором, не боящегося ничего, за тем, кто объявил, что вскоре покончит с теми, кто до сих пор видит силу в тотальном контроле общества, в монархии, не столь прогрессивной, какой должна быть в эти темные времена.

Но за спиной… За спиной он дрожал, как осиновый лист. Каждый шаг давался с трудом, ведь ноги практически не держали. Ему доложили… Ему доложили те вести, которые он не хотел слышать, даже будучи в могиле. Эти вести из уст Майлза… Эти вести…

Хуже, чем кто-либо из всех существующих. Кошмар, который способен изничтожить практически все достижения Империи Эггмана, если замедлиться, если не сделать первые шаги. Дрожь охватывала и дыхание, сбивчивое, словно он сейчас задохнется от страха.

Конечно, он мог не верить тому, что сообщил его лис, но когда он увидел, что Слеш вместе с Сонетом среагировали на это, словно на конец света, то тут же опустил руки. Но ведь это не конец! Он — император, который сможет сплотить народ, дабы отразить подступающий ад.

— Соник вернулся, — сходило с уст Майлза.</p>

Два слова, а сколько страданий они принесли всем робианцам, включая самому Айво. Он думал, что покончил с героем, способного выстоять против сотни натренированных роботов, против профессиональных убийц, на знатоков своего дела, но как же ошибался.

Он вздыхал, когда входил в помещение, где собрались генералы. Он скрывал холодный пот, когда смотрел на Ниру, ведь никто не должен узнать, что символ свободы, эмблема, которая сплотит всех сторонников Акорн в его Империи, вернулась, дабы уничтожить все, что ему дорого.

— Ваше Императорское Величество, вам плохо? — спросил один из мобианцев.

— Нет… — сошло с уст Айво. — Так что там с планом?

— С превеликим удовольствием сообщим, Ваше Императорское Величество, — произнес второй.

Пока верхушка Империи Эггмана не могла прийти в себя, то как же поживал ученый? Тот, кто относился к другим, как к простым подопытным, не способным ни на что, кроме как дать шанс новым научным открытиям? Майлз — любитель сделать совершенство.

В данный момент он находился в госпитале, расположенным рядом с его лабораторией. В палате, куда никого кроме хирургов не пускали, да и знающих специалистов. Лис же по особым правам наблюдал за ходом одной из важнейших операций.

Он не смел прикоснуться к Космо, ведь не хотел ранить ее, ибо знал на что способен азарт в его крови, мания, способная из одного подопытного попытаться совершить нечто новое, неизведанное далее. Он наблюдал за тем, как его Синдрианку пытались спасти.

Как гром среди ясного неба, всего час назад, прямо посередине его комнаты свалилась девушка в ужасном состоянии, тем самым разбудила от снов. Те чувства, которые он испытал тогда, невозможно передать, ведь он пытался контролировать себя.

Он не выдавал страха, когда тащил ее сюда, он не выдавал из себя переживаний, хотя душа кричал от того, что любая секунда на счету, что, если он не успеет, она умрет мучительно, смотря прямо на своего создателя, как на того, кто был так дорог сердцу.

Майлз уже сообщил все сказанное Космо своим друзьям, даже Айво. Он, конечно, мог дрожать, как все, мог бояться того, что Экс придет за ним, в его лабораторию, дабы уничтожить все старания, разрубить пополам его самого, но охватывал ли его страх сейчас?

Нет. Ему было плевать, что какой-то восставший синий еж попытается его убить, ведь сейчас важнее другое. Космо. Тот идеал, который он создал для себя, а сейчас видит, как хирурги пытаются зашивать поврежденные части тела, которые, что странно, не регенерировались.

Синдрианка была способна к этому с самого начала, чтобы отращивать конечности, которые потеряла во время битвы, но почему-то не смогла этого сделать, словно что-то блокировало способности, заставляло организм ослабнуть. Майлз стиснул зубы, когда слышал звуки со стороны операционного стола.

Душа разрывалась на куски, ведь был шанс того, что она не выживет. Раны слишком серьезные для нее. Если присмотреться, то остались у нее только колени, а дальше них ничего. Пустота, которую сейчас пытаются зашить хирурги, дабы кровь больше не шла.

А лицо. Оно изуродовано. Майлз, каждый раз глядя на ее милое некогда личико, не отворачивался, как это сделали бы остальные, нет, он с тоской смотрел на отсутствующее ухо, на следы от когтей, которые проходили прямо по голове, не задевая конкретно мозг.

К счастью, зрение тоже не задето, но щека, щека разодрана вместе с волосами, череп можно было увидеть, а мозг работал. Это можно зашить, что и делали хирурги, но это зрелище только усугубляло самообладание лиса. Он желал найти того ублюдка, который это сделал.

Пусть он превышает лиса своими силами, способен разгоняться на небывалые скорости. Плевать. Он смел дотронуться до идеала ученого, до Синдрианки, до той, которую он создал, по-своему лелеял в лаборатории, обучал и пытался изучать, если была возможность.

Только гнев в душе. Можно было прямо сейчас послать всех роботов Империи Эггмана на поимку Соника, но нужно ли это делать? Чувства затуманили разум так сильно, что он хочет сделать необдуманные поступки? Вместо этого лис только вздыхал.

Тяжело, слишком, он смотрел в сторону своей Космо, не способной пошевелиться, говорить, находящейся под наркозом. А он… ничего не мог поделать сейчас. Стоял рядом, словно дерево, которое ни на что не способно, кроме наблюдения со стороны.

Конечно, он мог сам в нее заглянуть, сделать так, чтобы тело регенерировало, но… здесь было что-то не так, он чувствовал. Зачем рисковать, если можно посмотреть со стороны на то, что может произойти с другими мобианцами, если вдруг ему подослали бомбу замедленного действия.

К счастью, этого не произошло. Вскоре операция прошла, ей смогли зашить те части, которые кровоточили, оставляя ту наедине с лисом. Он сидел рядом, держа ту за руку, пытаясь дождаться того момента, когда она придет в себя после наркоза, дабы поговорить.

Он допускал ошибки в своей жизни, да кто их не делает? Но это — самая главная из них. Отпустить Синдрианку на верную гибель. Это то, за что он хочет ударить самого себя, но не может из-за того, что отчетливо понимает, что сам не знал какая напасть поджидала в той деревне.

Пошел целый час ожиданий, а он все не сдвигался с места. Затем пошел второй час. Он все еще наблюдал за Космо, пытающийся хоть что-то вымолвить из себя. Действие наркоза давно прошло, но она ничего не может сделать, хотя обычно современная медицина это позволяла.

Другие мобианцы уже спустя два часа могли спокойно говорить, даже ходить, если не были лишены такого шанса, ведь хирурги умели сотворить чудеса благодаря новым технологиям, предложенным самим же Майлзом. Но почему же она до сих пор не реагирует.

Она, будто полностью ушла в себя, не отвечая на реальность. Он провел руками по ее лицу, но ноль реакции. Пульс присутствовал, но девушка, будто застыла на месте, будто заснула, хоть и глаза открыты. Один из врачей подошел к лису, смотря за его попытками.

Мобианец, хоть и знал, что перед ним находится главный ученый Империи, тот, кто может с легкостью уничтожить любого своими изобретениями, тем, что будет проводить эксперименты, наслаждаясь каждой секундой страданий, но сейчас это словно другой робианец.

Выражение лица хоть и было спокойным, даже серьезным, будто он находился перед самим императором, но эта маска быстро спадала, как только взгляд был устремлен на девушку. Он мог в любую секунду сорваться, ведь единственное, что его выдавало, хвосты.

Они, словно в испуге, словно сейчас наблюдают картину, которую навсегда хотят забыть, но не могут. Еще и нервный тик, сопровождающийся нервным постукиванием одной ногой по полу, словно ожидает какого-то результата, но его все нет и нет.

— Уважаемый главный ученый всея Империи… — произнес мобианец, выводя того из транса.

— Говори, — спокойно сошло с его уст.

Если не знать того, что творилось на самом деле в его сердце, когда он хотел кричать, дабы Космо пришла в себя, рвать и метать, лишь бы найти того ублюдка, который это сделал, то можно с легкостью сказать, что лису плевать на Синдрианку.

Повернувшись, он вновь принял ту надменную позу ожидания, какую обычно применяет те, кто выше по званию, с надменностью, присущей Майлзу в эти мгновения. Он наблюдал за каждым движением врача, словно изучал его.

— Только без этих терминов, ненавижу их, — произнес Майлз. — По существу и быстро.

— Хорошо… — он повернул страничку. — Пациентке ничего не угрожает, жить будет.

Серьезный взгляд сбивал с толку врача. Он пытался вглядеться в эти стеклянные зарницы, чтобы понять, что именно чувствует лис, но он закрыт от глаз остальных. Не выдает ничего, ноль, дабы никто ничего не смог понять, не копался в его переживаниях, как паразит.

— Славно, — произнес Майлз. — Что еще?

— Но ее организм пережил потрясения, — продолжал мобианец. — Регенерация, как вы говорили перед началом, действительно, как будто выключена, но мы не нашли никаких отклонений.

«Это что-то извне… — думал про себя Майлз. — Это что-то… чужое в ней, но в то же время слито с органами… Что же это… Хм… Нужно будет провести свою экспертизу…»

Задумчивое лицо только сильнее оттолкнуло мобианца. Он уже с полной уверенностью мог заявить, что перед ним бесчувственная скотина, которой важен лишь результат и то, что подопытный скорее жив, чем мертв. Вздохнув, врач продолжил свой рассказ.

— А еще повреждена часть мозга, — уже с легкостью произнес мобианец. — Считайте, что она стала единой с природой.

— Что? — произнес Майлз.

— Овощем, — заявил мобианец. — Мы, конечно, постараемся, но…

— Понимаю, это трудный процесс реабилитации, — заявил Майлз, а затем добавил. — Но завтра она должна быть в моей лаборатории, надеюсь, поняли?

— Н-не… совсем… — произнес врач. — Как минимум год! А как максимум… всю жизнь в палате…

— Я смогу ее поставить на ноги за два-три месяца, — произнес лис, усмехнувшись. — Завтра уже забираю, точка.

Врач, смотря на это безразличие со стороны, вовсе не смог больше терпеть. Они потратили слишком много времени, чтобы хоть как-то вытащить ее из лап смерти, а тот, кто не должен был допустить этого, сейчас вновь заявляет, что лучше всех из-за своей завышенной самооценки?

— Извините конечно, но… — мобианец уже не мог терпеть. — Даже если вы сможете это сделать, то она останется дефектной.

Майлз застыл. Одно неправильное слово из уст врача… Одно чертово слово, которое напрочь выбило из колеи ученого. Он не отрывал взгляда от наглого мобианца, прожигая его взглядом, словно готов в ту же секунду вскочить, схватив за горло, а затем придушить на месте.

— Дефектной? — повторил Майзл. — Ты называешь мою Космо… Дефектной?

— Она инвалид на всю жизнь, — произнес мобианец. — Но как хотите. Мы выпишем ее завтра по вашему желанию.

Майлз медленно, словно тянул время, встал со стула. Его пустой взгляд, который только настраивал на безразличие к Космо, сейчас пугал мобианца. Он, словно уничтожал только одним своим видом, из-за чего врач слегка отошел, дабы не попасть под удар.

Никто не смел обзывать его творения дефектом, даже если у них отсутствуют несколько конечностей. Он вложил свою душу в нее, улучшал, как мог, а сейчас какой-то незнакомец называет ее чем-то вроде мусора, так еще думает, что после этого останется безнаказанным?

— В моих руках сила, способная уничтожить тебя за пять секунд, — произнес Майлз. — В моих руках та сила, которую желают иметь почти все мобианцы.

Мобианец задрожал, так как Майлз подошел ближе, а его выжигающий взгляд только сильнее нервировал, но лис ничего не делал. Он только стоял, будто бы сейчас главный в этой комнате, словно готов вершить судьбы, выжидая определенного момента.

— В моих руках — власть, — заявил Майлз. — И не дай бог я воспользуюсь ей, чтобы обвинить тебя в растрате лекарств для больных раком. Ты понимаешь, что тогда с тобой будет?

Было два пути — тюрьма или же лаборатория Майлза, куда попадали только те, кого уже невозможно реабилитировать в обществе. К сожалению, перед мобианцем находился именно второй вариант, ведь ученый сейчас нависал над ним, а отходящий назад врач загнал себя в тупик.

За ним не было двери, а только стена. Ученый вглядывался в его глаза, а на лице практически нет эмоций, что еще больше устрашало. Он мог сделать все, что угодно сейчас: разорвать, ударить, прямо сейчас провести свой бесмобианский эксперимент с помощью подручных средств.

— Поэтому, чтобы твоя жизнь не закончилась в застенках моей лаборатории, дам шанс, — тон сменился на тихую, но в то же время лютую ярость. — Спрошу последний раз. Кто Космо?

Дрожащий доктор, который не мог ничего поделать сейчас, только подчинялся лису. Действительно, власть — та сила, которая может заставить любого подчиниться, сказать то, что именно ты хочешь. А если он этого не делает, то просто-напросто уничтожить.