Осложнения (1/1)

Пока мы вместе шли от двери к своей парте, весь класс не сводил с нас глаз. Я заметил, что он не поставил свой стул так, чтобы снова сидеть от меня как можно дальше, с краешка парты. Вместо этого, он сел довольно близко, и наши плечи практически соприкасались. В этот момент в кабинет вперед спиной вошел мистер Баннер - какое же отличное у этого человека чувство времени! - таща за собой высокую металлическую стойку на колесиках. На верхней ее полке стоял тяжеленный на вид, давно устаревший телевизор, а ниже, такой же древний видеомагнитофон. Значит, сегодня день просмотра фильма - радость, разлившуюся по классу, можно было чуть ли не кожей почувствовать.Мистер Баннер запихал кассету в нехотя проглотивший ее магнитофон, и отошел к стене, чтобы выключить свет. И как только в комнате воцарилась тьма, я, внезапно, с невероятной остротой осознал присутствие Шу, менее чем в дюйме от меня. Я был ошеломлен неожиданным потоком электричества, разлившегося по мне до кончиков нервов, поражена тем, что оказалась способный чувствовать его еще острее, чем было до этого. Сумасшедшее желание протянуть руку и дотронуться до него, самыми кончиками пальцев прикоснуться к его совершенному лицу, только один-единственный раз, в темноте, с безумной силой обрушился на меня. Я плотно скрестил руки на груди, сжав кисти в кулаки. Я буквально терял рассудок. Начались вступительные титры, на толику осветив комнату. Мои глаза самопроизвольно метнулись к нему. И губы тут же изогнулись в смущенной улыбке, потому что его поза точь-в-точь повторяла мою: кисти рук сжаты в кулаки, кулаки прижаты к бокам, руки тесно скрещены на груди, а выше - глаз, так же искоса рассматривающие на меня. Он улыбнулся мне в ответ, и его взгляд потеплел, каким-то непостижимым образом это было заметно, несмотря на темноту. Я быстро отвернулся, прежде чем снова не забыл, как дышать. Было бы немыслимо сейчас снова почувствовать себя плохо на биологии. Час тянулся бесконечно. Я не мог сосредоточиться на фильме - так и не понял, по какой же он теме. Я безуспешно пытался расслабиться, но электрический ток, в поле которого я попал, и центром которого был Шу, не ослабевал ни на секунду. Время от времени, я разрешал себе бросить быстрый взгляд в его сторону, но и он, кажется, был так же напряжен от начала до конца. Непреодолимое желание коснуться его тоже отказывался пропадать, и я крепко-накрепко прижал свои кулаки к ребрам, пока мои пальцы не заболели от усилия.Когда в конце урока мистер Баннер вновь включил свет, я вздохнул с огромным облегчением, и вытянула руки вперед, чтобы стряхнуть оцепенение с затекших пальцев. Шу тихо усмехнулся за моим плечом. - Это было что-то, - пробормотал он. Его голос звучал мрачно, а глаза были полны опаски. - М-м-м, - вот все, что я смогл из себя выдавить. - Пойдем? - он грациозно поднялся. Я еле сдержал стон. Физкультура. Поднималась со стула я осторожно, переживая, не закружится ли у меня голова из-за этого нового напряженного поля, возникшего между нами. Он проводил меня до спортзала в молчании, и остановился у двери, я повернулся к нему, чтобы попрощаться. Его лицо взволновало меня - выражение было таким мучительным, почти болезненным, и столь невыразимо прекрасным, что жажда дотронуться до него вспыхнул с новой силой. Слова прощания застряли у меня в горле. Он поднял правую руку, и несмело - в глазах отражалась внутренняя борьба - мимолетно провел по моей щеке кончиками пальцев. Его кожа была ледяной, как всегда, но след его прикосновения на моей коже оставил жгучее тепло - как след от ожога, до того, как начинаешь чувствовать боль. Не проронив и единого слова, он быстро заскользил прочь по коридору.В спортзал я вошел с бабочками в голове, на ватных ногах. Я проплыл в переодевалку, и надел форму в состоянии, похожем на транс, весьма слабо соображая, что вокруг меня есть и другие люди. Реальность начал доходить до меня, только когда мне вручили ракетку. Тяжелой она не была, но в моих руках казалась весьма небезопасной. Ребята в зале начали опасливо на меня коситься. Тренер велел разделиться в команды по двое.На мое счастье, какие-то следы рыцарства Зеро по отношению ко мне все еще сохранились, он подошел, и встал рядом:- Хочешь быть со мной в команде?- Спасибо,Зеро. Знаешь, ты же не обязан этого делать, - я сделал извиняющееся лицо.- Да брось ты. Я постараюсь не попадаться тебе под руку, - во все лицо просиял он. Иногда, почувствовать искреннюю симпатию к Зеру совсем не трудно.Конечно, пройти совсем гладко все не могло. Я каким-то образом ухитрился садануть себя по лбу ракеткой, и на том же развороте крепко приложил Зеро по плечу. Остаток урока я старался держаться в дальнем углу корта, пряча ракетку в безопасном положении - за спиной. Несмотря на то, что я, как второй член команды, его подвел, Зеро играл отлично, выиграв в одиночку три партии из четырех. Он незаслуженно поздравил меня с победой, когда тренер, наконец, просвистел в свисток, заканчивая занятие.- Так, что..., - начал он, когда мы уходили с корта.- Что "что"?- Ты и Куренац, да? - спросил он с вызовом. Вся моя недавняя симпатия мигом улитела.- Это тебя не касается, Зеро, - предупредил я его, внутренне желая Джеку угодить в самую страшную огненную яму в аду.- Не нравится мне это, - все равно пробормотал он.- Это не обязательно должно тебе нравится, - отрезал я.- Он на тебя смотрит как будто... будто съесть тебя готов, - продолжал он, и не думая слушать, что я ему говорю.Я подавил приступ истерики, который подступил близко-близко, но одному маленькому нервному смешку все же удалось выскочить из моего горла, несмотря на все усилия. Зеро сердито на меня уставился. Я помахал ему рукой, и ушел в раздевалку. Переодевался я в спешке, и теперь желудок холодел по-настоящему; спор с Зеро был давно забыт. Я не знал, будет ли Шу ждать меня, или мне пойти к его машине. А если там будет вся его семья? На меня накатила волна настоящего ужаса. А они знают, что я знаю? И должен ли я знать, что они знают, что я знаю, или нет?К тому моменту, как я вышел из спортзала, я уже практически решил направиться прямиком домой, и даже голову не поворачивать в сторону парковки. Но все мои волнения оказались напрасны - Шу ждал меня у выхода, небрежно прислонившись к стене, и его умопомрачительная улыбка была безмятежной. Оказавшись с ним рядом, я почувствовал какое-то особенное облегчение.- Привет, - выдохнул я, улыбка до ушей.- Салют, - его ответная улыбка лучилась радостью. - Ну, как физкультура?Мое лицо слегка опало: - Отлично, - соврал я. - Да что ты говоришь? - его моя ложь не убедила. Его глаза скользнули по чему-то за моим плечом, прищуриваясь. Я тоже обернулся, и уперлся взглядом в спину Зеро, быстро удаляющегося по коридору. - В чем дело? Его глаза снова скользнули на меня, но не расслабились. - Ньютон действует мне на нервы. - Ты же не подслушивал опять? - я похолодел. Все следы моей недавней вспышки радости испарились. - Как голова? - невинно поинтересовался он. - Ты невыносим! - развернулся я, топая примерно в направлении парковки, хотя на данный момент, я все еще подумывал о пешей прогулке домой. Шу легко шагал подле меня. - Это же ты мне напомнил, что я никогда не видел тебя на физкультуре... вот мне и стало любопытно, - раскаяния в голосе слышно что-то не было, так что я вознамерился его игнорировать. Мы молча шли - яростное и смущенное молчание с моей стороны - к его машине. Но, не доходя нескольких шагов, мне пришлось остановиться. Целая толпа - все мальчишки - окружали машину. И тут до меня дошло, что сгрудились они не вокруг "Вольво", они облепили красный кабриолет Дайго, и страсть в их глазах было не спутать ни с чем. Ни один из них даже головы не повернул, когда Шу проскользнул между ними, чтобы залезть в машину. Я быстро уселся на пассажирское сиденье, также никем не замеченная.- Слишком вызывающе, - пробормотал он. - Что это за машина? - М3 - А можно на языке, понятном простым смертным? - Это "БМВ", - закатил он глаза, все еще не глядя на меня, пытаясь вырулить с места, не наехав на парочку автолюбителей. Я кивнул. Про такую марку я слышал. - Ты все еще сердишься? - поинтересовался Шу, осторожно подавая назад, чтобы все успели расступиться. - Однозначно. Он вздохнул: - Ты простишь меня, если я извинюсь? - Может быть... если ты искренне попросишь прощения, и если пообещаешь больше так не делать, - упорствовал я. В его глазах промелькнула хитринка: - А если так: я искренне прошу прощения, и я согласен, чтобы в субботу ты села за руль? - выдвинул он свои условия. Скорее всего, лучших предложений не поступит. - Договорились, - согласился я. - Тогда, искренне прошу прощения, за то, что огорчил тебя, - его глаза вспыхнули неподдельной чистосердечностью - мое сердце замерло, и вновь затрепетало - и через полминуты зажглись озорством. - И в субботу, я буду у твоего порога с утра пораньше. - Знаешь, тогда ведь придется все же что-то говорить Ккнто... если у дома останется стоять твой "Вольво", без объяснений не обойтись. Его улыбка стала снисходительной. - Я не собирался приезжать на машине. - А как тогда... Он оборвал вопрос: - Просто, не думай об этом. Я - буду, машина - нет. Я решил оставить эту тему. У меня есть и более важные вопросы: - Ну как, "позднее" уже наступило? - многозначительно напомнил я. Он нахмурился: - Полагаю, да, так или иначе, уже наступило. Я сделал вежливое лицо, и принялся ждать ответа на утренний вопрос. Он остановил машину. Глянув за окно, я обнаружил, что мы, конечно же, уже подъехали к дому Кенто, и стоим за моим пикапом. С Шу проще ездить, если смотреть на улицу, только когда поездка закончена. Когда я обернулся к нему, он пристально смотрел на меня, пронизывая глазами. - И ты все еще желаешь знать, почему тебе нельзя посмотреть, как я охочусь? - голос был мрачным, но мне показалось, что в глубине глаз промелькнула искорка юмора. - Ну, - решил пояснить я, - Меня больше смутила твоя реакция. - Неужели я тебя напугал? - Да точно, он снова подшучивает. - Нет, - солгал я, но он не поверил. - Прости, что напугал тебя, - продолжил он с легкой улыбкой, но затем, все признаки иронии улетучились. - Я просто представил себе, что ты можешь оказаться там... когда мы охотимся... Его челюсти сжались. - Закончилось бы плохо? Он пробормотал сквозь сжатые зубы: - Крайне плохо. - Потому что...? Он глубоко вздохнул, и стал рассматривать темные, набрякшие тучи, которые, казалось, нависли так низко, что можно было достать рукой. - Когда мы охотимся, - начал он медленно, словно нехотя, - мы полностью отдаемся во власть органов чувств... разум практически не вмешивается... И особенно, во власть обоняния. И если бы ты оказался неподалеку от меня, когда я таким образом потеряю контроль над собой... - он вздрогнул, и помотал головой, продолжая угрюмо сверлить глазами черные тучи. Мне удалось отлично справиться с выражением своего лица, так как я ожидал быстрого взгляда его проницательных глаз, который действительно вскоре последовал, чтобы оценить мою реакцию. Мое лицо меня не выдало. Но наши взгляды встретились, и молчание затянулось... и переменилось. Искры электрического поля, которое я впервые почувствовал сегодня на уроке, начали накалять воздух между нами, пока он неотрывно заглядывал мне в глаза. И пока моя голова не начала кружиться, я не осознал, что какое-то время не дышу. Мой судорожный вдох нарушил тишину, и Шу опустил веки. - Вальт, мне кажется, тебе пора в дом, - его голос был сиплым, а взгляд снова вперился в облака. Я открыл дверцу, и пронизывающий порыв ветра, ворвавшийся в салон, помог мне прочистить голову. Опасаясь, что в таком одурманенном состоянии, я мог легко споткнуться, из машины я вылез очень осторожно, и дверь за собой захлопнул не оглядываясь. Звук опускающегося окна заставил меня обернуться. - Вальт, - позвал он меня, почти ровным голосом. Он наклонился через сиденье к открытому пассажирскому окну, с легкой улыбкой на губах. - Да? - Завтра моя очередь. - Твоя очередь куда? Он улыбнулся еще шире, сверкнув ослепительными зубами. - Задавать вопросы. И тут же сорвался с места, секунда - и машина уже в конце улицы, еще мгновение - и уже исчезла за углом, быстрее, чем я сумел прийти в себя. С улыбкой, я прошел в дом. Как минимум, он собирается завтра появиться, если не сказать больше. И в эту ночь, Шу снова был героем моих снов. Вот только атмосфера моего беспамятства переменилась. Теперь она была пропитана тем же электричеством, которое пронизывало меня сегодня, и я беспокойно крутилась и переворачивалась, часто просыпаясь. Только перед рассветом, мне удалось провалиться в изможденный сон, наконец, без сновидений.Утром проснулся усталим и измотанной, да к тому же, еще и нервозность появился. Натянув коричневый свитер с длинным воротом и неизменные джинсы, я вздохнул, грезя на яву. Завтрак прошел ожидаемо тихо и спокойно. Кенто поджарил себе глазунью, я съела чашку хлопьев. Интересно, не забыл ли он насчет субботы... Отец ответил на мой невысказанны вопрос сам, вставая, чтобы поставить тарелку в раковину. - Насчет субботы... - начал он, открывая кран. Я поморщился от досады: - Да, пап? - Ты все еще планируешь в Сиэтл поехать? - Ну, план был такой, - еще больше скукожился я, жалев, что он поднял эту тему и мне придется теперь аккуратно сочинять полуправду. Он выдавил на тарелку капельку геля для посуды, и начал размазывать его щеткой. - Ты уверен, что на бал не успеваешь? - Пап, на бал я не иду, - сердито напомнил я. - Тебя что, никто не пригласил? - спросил он, пытаясь скрыть свое беспокойство тщательным мытьем тарелки. Я постарался сойти с этого минного поля: - Вообще-то, на этот бал парны приглашают. - Вот как, - нахмурился Кенто, вытирая несчастную посудину. Я сочувствовал ему. Наверное, трудно быть отцом, жить в постоянном страхе, что твоя сын встретит девушку(парня), который ему понравится, и в то же время, беспокоиться - а вдруг не встретит? И все же было бы кошмарно, подумал я, внутренне содрогнувшись, если бы Кенто хотя бы мельком догадался о том, кто понравился мне. После этого Кенто ушел, махнув рукой на прощание, и я поспешил наверх - почистить зубы и собрать учебники. Патрульная машина отца отъехала, и, не выдержав и пары секунд, я прильнул к окну. Серебристый "Вольво" был уже там, прямо на подъездной дорожке, на месте Кенто. Я рванул вниз по ступенькам, и вылетел через входную дверь. Не знаю, как долго продержится этот ошеломительный порядок вещей, но мне бы хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Шк ждал меня в машине, и не стал подглядывать, когда я беззаботно захлопнул за собой дверь, даже не заперев ее на ключ. Я подошел к машине, и смутился, открывая дверцу и несмело усаживаясь. Он улыбался, совершенно расслабленный, и, как обычно, идеальный и прекрасный до невероятности. - Доброе утро, - сказал бархатный голос. - Как ты сегодня? Его глаза так внимательно рассматривали мое лицо, что казалось, вопрос этот был задан не из простой вежливости. - Спасибо, все отлично, - я всегда чувствовал себя отлично, и даже более чем отлично, когда он был рядом. На темных кругам под моими глазами его взгляд остановился. - Выглядишь невыспавшейся. - Не мог уснуть, - признался я, автоматически перекинув волосы на другое плечо, чтобы хотя бы как-то отгородиться. - Ну, так и я не мог, - пошутил Шу, заводя мотор. Надо же, как легко привыкнуть к его тихому урчанию. Уверен, когда мне в следующий раз придется сесть за руль своего пикапа, я буду вздрагивать от его громогласного рева. Я рассмеялся: - А ведь верно. Думаю, я проспал лишь на капельку больше чем ты. - Готов поспорить, что именно на капельку. - А что ты делал ночью? Он усмехнулся: - А вот и не выйдет. Сегодня моя очередь задавать вопросы. - Ах, ну да. И что же тебе интересно? - мой лоб напрягся и сморщился. Мне в голову не приходило ничего такого во мне, что могло бы показаться ему заслуживающим внимания. - Какой твой любимый цвет? - поинтересовался он с каменным лицом. Я закатил глаза: - Каждый день по-разному. - Какой твой любимый цвет сегодня? - его лицо по-прежнему сохраняло спокойствие. - Скорее всего, красный, - как правило, я одеваюсь под цвет своего настроения. Он фыркнул, и вся серьезность слетел с его лица. - Красный? - скептически спросил он. - Да. Красныц - теплый. Мне так не хватает красного... Все, что должно быть красный - красные глаза , - пожаловался я. Шу, казалось, был заворожен моей короткой тирадой. Он на минуту задумался, пристально глядя мне в глаза. - Ты прав, - решил он, вновь посерьезнев. - Красный действительно теплый. Он протянул руку, и быстро, но, в то же время, как-то несмело, откинул мои волосы с плеча за спину. Мы уже подъехали к школе. Он снова обернулся ко мне, въезжая на парковку. - Какая музыка сейчас у тебя в плеере? - задал он следующий вопрос, и лицо его было до того мрачным, будто он требовал от меня признания в убийстве. Я вспомнил, что так и не вытащила тот диск, что мне подарили Ника и Токо. Когда я произнес название группы, он улыбнулся своей ироничной улыбкой, и, с новым выражением в глазах, открыл дверцу под CD-плеером. Оттуда, из тридцати или даже более дисков, втиснутых в такое маленькое пространство, он выудил одну плоскую коробочку, и протянул ее мне. - Променяла Дебюсси на это? - он поднял бровь. Это оказался такой же точно диск. Я рассматривал знакомую обложку, не поднимая глаз. И это продолжалось весь день. Пока он провожал меня на литературу, когда затем он встретил меня после испанского, и весь обеденный перерыв, он не переставал без устали задавать мне вопросы о каждой, самой незначительной, подробности моего существования. Какие фильмы я люблю и терпеть не могу, и о той горстке мест, где я успел побывать, и том великом множестве, где я побывать бы хотел. И о книгах... о книгах до бесконечности. Я уже и забыл, когда мне в последний раз приходилось столько говорить. Большую часть времени, мне было неловко, ведь все это определенно должно было быть ему скучно. Но выражение полной поглощенности не покидало его лицо, а поток вопросов не иссякал, и это заставляло меня продолжать. В основном, вопросы были простыми, и только парочка заставил меня зардеться. Но мое смущение вызвало целый фонтан новых вопросов. Например, когда он спросил о моем любимом драгоценном камне, и я, не подумав, брякнул - топаз. Он осыпал меня вопросами с такой скоростью, что все это напоминало психологический тест, когда нужно называть первую ассоциацию, которая приходит в голову. Я был уверен, что он продолжит задавать вопросы дальше, по неведомому мне списку, который он составил в своей голове, но все нарушила краска на моих щеках. А покраснел я потому, что до недавнего времени, моим любимым камнем был гранат. Было невозможно, глядя в топазы его глаз сейчас, не отдать себе отчет в причине такой перемены. И, разумеется, он не успокоился, пока я не признался, почему я так смутился. - Ну, скажи же мне, - просто потребовал он, когда все уговоры на меня не подействовали - и не подействовали они только потому, что мне удавалось удержаться от взгляда на его лицо. - Просто, это цвет твоих глаз сегодня, - вздохнул я, не отрывая взгляда от своих пальцев, теребящих кончик локона. - Наверное, если бы ты спросил меня на две недели позже, я бы назвала оникс. Так вышло, что в своей невольной искренности, я сново сказал слишком много, и теперь переживал, что опять вызову вспышку странного гнева, который появлялся каждый раз, когда я, по неосторожности, слишком ясно признавался ему в том, как сильно я увлечен им. Но он помедлил всего лишь секунду. - А какие цветы ты предпочитаешь? - выпалил он следующий вопрос. Я, с облегчением, вздохнул, и наш сеанс психоанализа продолжился.Биология снова прошла сложно. Шу продолжал свою викторину, пока в комнату не вошел мистер Баннер, снова притащив аудиовизуальный набор. Когда учитель подошел к выключателю, я заметил, как Шу отъехал на своем стуле, чтобы быть чуточку подальше от меня. Не помогло. Как только комната погрузилась в темноту, между нами проскочила та же искра, и та же самая, что и вчера, бесконечная жажда сократить короткий промежуток между нами, протянуть руку и прикоснуться к его холодной коже наполнила каждую мою клеточку. Я лег на стол, положив подбородок на сложенные руки, так, чтобы невидимыми для посторонних глаз пальцами, сжать край парты, борясь с иррациональным желанием, которое выбило меня из колеи. Я не осмеливался смотреть в его сторону, боясь, что если и он смотрит на меня, то мой самоконтроль удерживать станет куда сложнее. Я искренне старался смотреть фильм, но по окончании урока, понятия не имел, что же там только что было на экране. Я вздохнул с огромным облегчением, когда мистер Баннер, наконец-то, включил свет. И только сейчас осмелился взглянуть на Шу. Он смотрел на меня, и выражение его глаз было противоречивым. Не проронив ни слова, он поднялся, и неподвижно замер, поджидая меня. И снова мы молча шли к спортзалу, как вчера. И снова, как вчера, он, без слов, дотронулся до моего лица - на этот раз, тыльной стороной ладони легонько проведя от виска до линии губ - и тут же развернулся, ушел прочь. Физкультура прошла очень быстро - я наблюдала за одиночным матчем Зеро в бадминтон. Он со мной сегодня не разговаривал, может быть, видя мое отсутствующее выражение лица, а может, потому что все еще сердился из-за нашей вчерашней перепалки. Где-то в дальнем уголке моего мозга, засело чувство вины перед ним. Но долго думать о Зеро я не мог. После урока, я полетел в раздевалку, в спешке пытаясь поскорее сменить одежду, нервничая, и понимая, что чем быстрее я шевелюсь, тем скорее я буду с Шу. Это напряжение сделало меня еще более неуклюжим, чем обычно, но, наконец-то, мне все же удалось добраться до двери, ощутив то же самое облегчение, когда я увидел его, стоявшего на том же месте, и широкая улыбка автоматически расплылся на моем лице. Он улыбнулся мне в ответ, а потом продолжил свой допрос. Теперь его вопросы изменились, и отвечать на них стало не так просто. Он хотел знать, о чем я скучаю из того, что было в Аризоне, настаивая на подробных описаниях всего, с чем он не был знаком. Мы сидели перед домом Кенто несколько часов. Небо потемнело, и резко пошел дождь, сделав весь мир вокруг нас иллюзорным. Я пытался объяснить ему невозможные вещи, например, запах креозота - горький, немного смолистый, но все равно приятный - высокий звон цикад в июле, шелушащуюся голую кору деревьев, саму необъятность неба, эту бело-голубую ширь, раскинувшуюся от горизонта до горизонта, на фоне которой виднеются низкие горы, покрытые розоватой вулканической породой. Самым сложным было объяснить, почему мне это кажется таким прекрасным - обосновать красоту, которая не зависит от редкой колючей растительности, которая, к тому же, зачастую выглядит полузасохшим, красоту, которая принадлежит просторным открытым рельефам тех краев, где неглубокие чаши долин прячутся меж скалистыми холмами, и как они льнут к солнцу. Описывая все это, я поймал себя на том, что начал жестикулировать. Его тихие, осторожные вопросы помогали мне свободно рассказывать обо всем, не обращая внимания, в тусклом свете грозы, на то, что говорю только я один. Наконец-то, когда я закончил описывать мою захламленную комнату в нашем доме, он промолчал, вместо того, чтобы задать очередной вопрос. - Ты закончил? - спросил я с облегчением. - Не закончил даже близко... но твой отец скоро будет дома. - Кенто! - я внезапно вспомнил о его существовании, и вздохнул. По потемневшему от дождевых туч небу, невозможно было сказать, который сейчас час. - Сколько уже времени? - вслух спросил я, бросая взгляд на часы, и удивляясь- в такой поздний час, Кенто, и правда, скорее всего, уже едет домой. - Уже сумерки, - пробормотал Шу, разглядывая западный горизонт, полностью затянутый облаками. Его голос стал таким задумчивым, как будто мысли унесли его куда-то очень далеко. Я просто любовался им, пока он отрешенно смотрел сквозь лобовое стекло. Я так и не отвел взгляд, когда он, внезапно, заглянул мне в глаза. - Для нас - это самое безопасное время суток, - ответил он на мой невысказанный вопрос. - Самое легкое время. Но и самое печальное, в своем роде... окончание очередного дня, возвращение ночи. Темнота так предсказуема, тебе не кажется? - с тоской улыбнулся он. - Мне нравится ночь. Если бы не темнота, мы бы никогда не увидели звезд, - и тут же нахмурился. - Хотя, не сказать, что тут их особо увидишь. Он рассмеялся, и его настроение снова внезапно поднялось. - Кенто подъедет через несколько минут. Так что, если, конечно, ты не решил рассказать ему, что в субботу поедешь со мной... - он приподнял бровь. - Спасибо, но спасибо - нет, - я поднял сумку, только сейчас почувствовав, как затекли ноги от долгого сидения. - Значит, завтра моя очередь? - Разумеется, нет! - он состроил возмущенное выражение, подшучивая надо мной. - Я же сказал тебе, что еще не закончил, разве нет? - Неужели можно придумать еще какие-то вопросы? - Вот завтра и узнаешь, - он потянулся к ручке на моей дверце, чтобы открыть ее для меня, и его внезапная близость заставила мое сердце учащенно затрепетать. Но его рука замерла на ручке: - А вот это не хорошо... - Что не хорошо? - я удивился, увидев, что его челюсти сжались, а глаза наполнились беспокойством. Он бросил на меня короткий взгляд из под ресниц. - Еще одно осложнение, - хмуро произнес он. Одним мимолетным движением, он распахнул дверцу настежь, а потом отодвинулся, почти отпрянул, от меня. Вспышка фар в струях дождя привлек мое внимание - темная машина свернула на обочину, остановившись всего в нескольких шагах, чуть ли не нос к носу с нами. - Кенто уже за углом, - предупредил меня Шу, не сводя глаз с этой машины сквозь стену воды. Я быстро выскочил наружу, несмотря на замешательство и любопытство. О мой дождевик, капли застучали еще громче. Я старался различить контуры фигур на переднем сидении машины напротив, но было слишком темно. Зато Шу был отлично освещен фарами этого автомобиля. Он все еще неотрывно смотрел вперед, на что-то или на кого-то, кого мне было не разглядеть. Выражение на его лице было странной маской досады и демонстративного вызова. Потом его мотор глухо взревел, и шины заскрипели по мокрому асфальту. Через секунду, 'Вольво' скрылся из виду. - Привет, Вальт, - позвал меня знакомый, сиплый голос с водительского кресла маленькой черной машины. - Минато? - сощурился я, пытаясь разглядеть его. И в этот момент, машина Кенто вынырнула из-за угла, и свет ее фар осветил пассажира и водителя этого автомобиля. Минато уже вылезал наружу, и его широкая сияющая улыбка была видна даже в темноте. Пассажирское сидение было занято куда более взрослым человеком, грузного сложения, с запоминающимися чертами. Лицо его было изрядно оплывшим, щеки обвисли до плеч, а морщины ветвились по бронзовой коже, словно по старой кожаной куртке. И на удивление знакомые глаза... черные глаза, которые казались одновременно странно молодыми, и невероятно древними для того широкого лица, с которого они смотрели. Это был отец Минато - Аро Минари. Лицо это я сразу узнала, хотя за те пять лет, которые прошли с тех пор, как я видела его в последний раз, я успел позабыть его имя, и припомнил его, только когда Кенто упомянул его в день моего приезда. Он уставился на меня, внимательно разглядывая мое лицо, и я несмело улыбнулся. Его глаза распахнулись, будто его пронзил страх, а крылья ноздрей взлетели. Улыбки моей как не бывало. "Еще одно осложнение" - так сказал Шу. Аро продолжал сверлить меня напряженным, нетерпеливым взглядом. Я внутренне застонал. Аро что, вот так сразу узнал Шу? Неужели он верил во все эти легенды, которые поднимал на смех его сын? Ответ ясно читался в глазах Аро. Да. Да, он в них верил.