Часть 41 (2/2)
— Следующим сосудом для него мог стать ты?
Мобэй помолчал и неохотно кивнул.
— Мог бы стать, но был слишком мал. Сильнейший демон рода Ша стал новым телом правителя. Правитель гневается — тело сильно, но не имеет склонности к огню. Ему пришлось превратиться в Повелителя теней, но он стал от этого только опаснее.
У Му Цинфана голова пошла кругом. Помолчав мгновение, он уточнил:
— Я могу рассказать об этом главе Юэ?
Мобэй с недоверием прищурился.
— Я пришел рассказать, чтобы рассказал ты, — медленно объяснил он и потерся головой о живот целителя. — Искупить. Я не могу не подчиниться, но и рабом его не стану. Ша Хуалин он сделал своей наложницей, горда ли она? На уме у нее только ваш лорд. Вы меняете нас, мы меняемся из-за вас день за днем. Раньше демоны считали людей мусором или едой, но вы бываете сильнее нас и страшнее нас. До тебя… всего было слишком мало. Бой длиной в целую жизнь, награда за который мне не нужна.
— Быть может, все вместе мы что-нибудь придумаем, — вздохнул Му Цинфан и недовольно поерзал. — Даже голова у тебя слишком тяжелая, поднимайся.
Посмотрев на целителя ясным и невинным взглядом, демон приподнял обрубок плеча:
— Я ранен, — скорбно сообщил он и для верности хвостом обмотал запястье Му Цинфана. — Пожалей меня?
Целитель только тяжело вздохнул.
Боль — единственное, что окружало Юэ Цинъюаня.
Бесконечная и беспросветная боль возвела вокруг него высокие стены, сквозь которые совсем не видно было света. Человек не должен испытывать таких мучений, его человек не должен так страдать!..
Оставалось только надеяться, что забираемая половина боли даст А-Цзю больше времени и сил. Он забрал бы все, но совсем лишать человека боли неправильно — он может стать безрассудным и скорым на действия, но совсем не обдумывать их последствия.
Первый удар едва не вытряхнул душу Юэ Цинъюаня обратно во тьму, в которой он оказался после первой своей смерти, однако с помощью Му Цинфана ему удалось вернуться. Он старался не думать о том, что сейчас происходит с Шэнь Цинцю, но и не думать об этом не мог.
Однако на исходе второго дня случился еще один удар.
Внутри у Юэ Цинъюаня что-то словно с треском лопнуло, как перезревший плод, и по телу пополз холод. Словно разом потухло солнце и все тепло исчезло, не оставив даже надежды; сердце стянуло тугой петлей, не давая вдохнуть.
Теперь не запястье стало местом их связи — весь Юэ Цинъюань вибрировал в едином ритме с канувшим в Бездну братом, словно не было между ними ни расстояния, ни даже крошечного промежутка. Единое целое кровоточило и мучилось, отчаянно вожделея хоть на минуту ощутить покой.
Тьма снова заволокла глаза, и глава Юэ едва успел ухватиться за стену, с трудом пережидая отчаяние и боль. Удержаться на ногах ему не удалось, и он медленно сполз на пол, спиной ощущая прохладу камня. По подбородку потекло горячее и соленое, но боль от прокушенной губы на фоне страданий А-Цзю была слишком ничтожна.
Мир вокруг мигнул в последний раз и погас, погружая сознание в ватную тишину. Одно крошечное мгновение Юэ Цинъюань еще ощущал собственное тело, тяжело заваливающееся набок, но вскоре пропало и это чувство.
Вот и все. Либо не выдержало его сердце, либо А-Цзю…
Он хотел бы забрать больше.
“Господин? — неловкий хрипловатый женский голос просочился в уши, как когда-то Система. — Уважаемый могучий… заклинатель? Глава… Юэ?”
Этот голос был живым и человеческим, но что таким голосам делать в посмертии среди равнодушных богов?
“Система? — равнодушно спросил Юэ Цинъюань. — Ты обещала уйти.”
Оставьте ему немного покоя хотя бы по эту сторону. Он слишком устал.
“Она ушла, — голос зачастил торопливо, сбиваясь на грубоватый говор. — Я — не она. Я пришла попросить… Попросить вас об одолжении. Раньше я смогла попасть только к одному заклинателю, но вы убили его.”
“Я уже мертв. Какое тебе нужно одолжение? — искренне удивился Юэ Цинъюань. — Если ты хочешь снова меня воскресить…”
Червяк в червяке, вдруг мелькнуло у него в голове. У Системы есть паразит.
“Я не могу вас воскресить, — голос шумно вздохнул. — Я просто оказалась здесь и могла говорить только с тем стариком, которого вы убили, и то прятаться приходилось… а до вас только сейчас достучалась, когда Системы больше нет. И вы не мертвый, совсем нет, просто тело не справилось.”
“Так чего ты хочешь от меня?”
Он еще не мертв. Где-то в самой глубине души затеплился огонек, но он был таким крошечным и жалким, что окружающей тьме и безразличию ничего не стоило погасить его.
Голос помолчал, а потом заговорил сухо и болезненно. Слова рассыпались, словно бусины из разорванного ожерелья.
“Тот старик… я просила не трогать Бинхэ, и он подчинился, но поговорить не позволил. Могу ли я попросить вас передать послание моему сыну? Я так много не успела сказать ему, а теперь… Теперь я застряла здесь и знаю, как жизнь за жизнью он превращается в чудовище и несет только боль и страдания. Наверное, я была не слишком хорошей матерью…”
“Су Сиянь? — Юэ Цинъюань ощутил, как картинка рассыпается на части и снова складывается заново. Этот грубый неправильный выговор никак не мог принадлежать той надменной юной красавице, какой была Су Сиянь. — Твой дух заблудился в посмертии?”
“Су Сиянь? — недоуменно переспросил голос. — Ах, что вы. Как я могу сравниться с заклинательницей, что могла одной рукой небо заслонить! Жизнь не была к ней благосклонна, как и ко мне… Меня звали Ма Юй, и была я простой прачкой. Но я не хотела оставлять своего сына в одиночестве так рано. Да простят меня небеса, я и правда не хотела уходить. Я прошу вас передать кое-что Бинхэ, чтобы он не держал на меня обиды. В обмен я покажу вам то, что покажется вам куда страшнее смерти.”
Любая жизнь страшнее смерти, подумал Юэ Цинъюань и усмехнулся. Любая жизнь тащит за собой такой хвост боли и бед, что смерть покажется избавлением.
Однако они все еще живы и отчаянно цепляются за свое существование, как будто мир не заметит их отсутствия. Цепляются окровавленными пальцами за светлые моменты и память о людях, которые были дороги.
“Ты можешь просто поговорить с ним через меня.”
“Он такой большой вырос, — с нежностью пробормотала Ма Юй. — Такой красивый и сильный. Я им так горжусь… Не дайте ему стать плохим, хорошо? Это каждый раз приводит мир к концу. Я снова и снова прихожу вместе с ним в новую жизнь, забываю все и ращу его, чтобы в конце концов оставить. Он не должен быть один. Пойдемте, я покажу вам. Вы все поймете.”
Темнота перед глазами Юэ Цинъюаня поредела, но свет исходил только из двух странных окошек — узких и длинных, словно листья. Окна вдруг потемнели, словно их шторами накрыло, и снова посветлели.
Глаза, с ужасом понял Юэ Цинъюань. Он смотрел изнутри на чьи-то глаза, словно голова — это пустой дом, в который можно зайти и прогуляться от стены к стене, смахивая паутину.
“Где мы? — едва слышно спросил он, опасаясь привлекать к себе внимание. — Кто этот человек?
“Это Создатель, — печально проговорила прачка и вдруг тихонько хихикнула. — Он — само зло.”
Создатель? Бог? Разве может бог умирать от старости?
“Подожди минутку, — Юэ Цинъюань остановил Ма Юй на полуслове. Будь у него голова, она бы закружилась, но его тело в счастливом неведении лежало где-то в коридорах секты. — Разве может одно существо создать целый мир? Какова его мощь и почему он зло?”
“Он написал о том, как мой сын уничтожает мир. Сочинил мою смерть, чтобы сыну было больнее, заставил вас умирать от тысячи стрел, а вашего брата обрек на ужасающие мучения и пытки. Он создал нас, даже не понимая, что мы живые. Он делает нам больно ради собственного удовольствия… Только однажды все изменилось — когда он сам стал частью своей истории. Тут минул один миг, а там прошла целая жизнь. Он провел ее вместе с возлюбленным и был счастлив, а потом вернулся сюда. В этом мире у него нет ни любви, ни заботы, только дряхлое тело да дырявый, на части рассыпающийся разум. У него есть собственный мир, но он больше не может туда попасть, а реальный мир его пугает и приносит только боль. Он озлоблен и погружен в свои больные грезы. Он умирает.”
Окна чужих глаз медленно погасли и снова разгорелись мертвенным светом. В них виднелись силуэты людей в белых халатах, напомнивших главе Юэ пик целителей.
“С ним нельзя говорить, но можно кричать, и эхо принесет тебе ответ, — деловито объяснила прачка и вздохнула. — Я так долго пробыла в его голове, что знаю его лучше себя. Он придумал себе возлюбленного, провел с ним одну жизнь и больше никогда, ни одного разочка не дал ему ни любви, ни тепла. Он так ревновал, что бедный демон из жизни в жизнь оставался никому ненужной кровожадной ледышкой. А теперь у него совсем прохудилась крыша, и он редко приходит в себя. В те моменты, когда его рассудок крепнет, очередные миры начинают катиться по накатанному пути, и мой сын становится злее, а ваш брат вдруг начинает исходить ядом почище любой змеи. В этом нет их вины, они никогда не вели бы себя так, если бы не Создатель. Озлобленный озабоченный старик только и думал целыми днями, что о крови, смертях и бессмысленных соитиях, а мысли его тянули очередной мир в бездну. Только знаете что? Пусть я уже и мертва, но и он скоро умрет. Он умрет, и все мы станем свободными. И в следующей жизни я не оставлю своего сына, если вдруг найду его на той реке. Ни за что не оставлю…”