Глава 50. Возвращение Пэнси (1/2)

В субботу утром Рон вошел в Большой зал довольно поздно. Он никогда не понимал, почему кто-то добровольно просыпается раньше десяти в выходные, если только не из-за квиддича.

Сегодня утром была тренировка у когтевранцев, а Гриффиндор выходил на поле сразу после обеда — поэтому у студентов было время, чтобы поспать, поздно позавтракать, поработать над тактикой игры, легко пообедать, а затем пойти на тренировку.

Он не планировал прерывать этот график. Хотя, если подумать, надо было. Он знал, что Гермиона печатает статью. Знал, что она выступает как голос всей школы. Луна даже рассказала, что ее отец попросил об одолжении владельца «Хроник Фейри». Не случайно газета решила провести одну из своих редких акций именно в тот день, когда была опубликована статья Гермионы.

Вот уже одиннадцать утра, а в Большом зале всё ещё полно студентов и ни одного профессора.

Все ученики читали газету, о которой большинство из них, вероятно, никогда не слышало до этого года.

Студенты пили тыквенный сок и громко обсуждали содержание статьи.

Другие нервно поглядывали на двери каждый раз, когда появлялась какая-нибудь фигура, гадая, где Амбридж.

Долго ждать не пришлось.

Только Рон закончил есть большую кучу яиц и сосисок, как в дверях появилась фигура, одетая в ярко-розовое, но в остальном совершенно непохожая на себя.

Правая рука Амбридж была забинтована и прижата к груди в защитном жесте. Ее жабоподобные черты лица ещё больше оттеняла кожа, окрашенная в темно-фиолетовый цвет от гнева. Но по-настоящему эффектной частью были ее волосы.

Обычно ее прическа состояла из довольно плоских кудрей, завязанных сзади девичьими бантиками.

Не сегодня.

Сегодня ее волосы стояли дыбом и блестели. Рон видел, как от пряди к пряди пробегали маленькие искорки молнии, пока она неслась через зал, сопровождаемая взглядами всех студентов.

Одна девочка-первокурсница из Когтеврана настолько сильно была погружена в чтение газеты, что изображение на первой полосе оказалось на виду у глаз-бусинок Амбридж.

— Что. Это?! — закричала жаба, вырывая газету из рук девочки, отчего та поморщилась от боли. Рон видел, как первокурсница посмотрела на свои руки, а затем из уголка ее глаза на них упала маленькая слезинка, и Чжоу Чанг, капитан команды Когтеврана, быстро наклонилась исцелить ее руку.

Амбридж тряслась от ярости, просматривая газету.

Закончив, она вытащила палочку, и бумага вспыхнула ярким пламенем. В зале было настолько тихо, что Рон даже со своего места услышал ее шипение.

— Наказание, юная леди. Мой кабинет, час дня.

Она начала поворачиваться в сторону стола Гриффиндора, и Рон понял, что был единственным Новым Мародером в помещении. Он не был трусом, но и не хотел, чтобы глупое наказание испортило ему субботу.

Палочка выскользнула из рукава, и он быстро прошептал заклинание:

— Коруско Сомниум.

Амбридж окинула взглядом гриффиндорский стол, не видя ничего, кроме тумана лиц. Не узнав никого.

— За сим сообщаю, в Хогвартс допускается только «Ежедневный Пророк». Если у вас найдут любые иностранные газеты, то вы будете немедленно наказаны, — Амбридж взмахнула волшебной палочкой, и по помещению пронеслась волна пламени — все экземпляры «Хроник Фэйри» сгорели. Многие студенты вскрикнули, когда языки огня лизнули их ладони.

Амбридж мило улыбнулась:

— Желаю приятно провести субботу. Будьте хорошими мальчиками и девочками и идите учиться.

Она выскочила из зала, и с каждым шагом в ее волосах вспыхивали искры.

Как только она ушла, Рон снял заклятие и огляделся.

Ни одного чертова префекта.

Он застонал и посмотрел на Чжоу Чанг, которая всё ещё держала за руки первокурсницу.

Что ж, раз поблизости не было ни префектов, ни профессоров, видимо, его долг как капитана гриффиндорской команды вместе с Чанг взять на себя командование.

Он глубоко вздохнул и — изображая Перси — вместе с Чанг начал успокаивать рассерженных и испуганных студентов.

***</p>

Когда Гермиона услышала о происшествии в Большом зале, ее ненависть к Амбридж лишь возросла.

Поджечь руки студентов! Причинить людям боль без причины! Причинить боль детям!

Гарри и Джинни пришлось практически удерживать ее, пока Драко не смог вразумить девушку. Она не могла просто пойти к Амбридж. Она должна была сделать это на законных основаниях, пока Министерство было против нее. Она не могла нарушить закон.

Особенно сейчас, когда достигла совершеннолетия.

Но она отомстит Амбридж.

В воскресенье утром она заставила Джинни украсть у Гарри мантию и карту. Затем они вдвоем ворвались в кабинет Амбридж и наэлектризовали каждый кусок металла, оказавшийся в их поле зрения.

К сожалению, замок не впустил их в личные покои Амбридж.

Ее статья — и все иностранные газеты — были запрещены в Хогвартсе, но существовали копии.

В понедельник утром обнаружилось, что кто-то заколдовал весь мел летать по всей школе и писать различные цитаты из ее статьи на любой доступной поверхности.

Филч никогда ещё не выглядел таким разъяренным.

Во вторник в холле появились новые правила.

Личные домовые эльфы в Хогвартс без разрешения Генерального Инспектора не допускаются.

Всем студентам запрещается публиковаться без разрешения школы.

Ни один студент не может покинуть Хогвартс вместе со своими родителями без разрешения Генерального Инспектора.

Последнее, конечно, было сделано для того, чтобы никто не воспользовался Оборотным зельем или другим магическим методом похищения ребенка. По крайней мере, так утверждала Амбридж в разговоре с возмущенной профессором Лонгботтом, который Гермиона подслушала.

Это вызвало много гневных разговоров и шквал писем родителям. Гермиона была уверена, что ни одно не добралось до назначенных адресатов.

Во вторник вечером кто-то изменил вывески в коридоре с помощью магии на: Дерьмиса Амбридж, генеральная вонючка Хогвартса. Кстати, эта надпись не убиралась.

Амбридж несколько часов с воплями возмущения требовала профессоров помочь ей всё убрать. Но они лишь смотрели на нее с притворной беспомощностью и утверждали, что не знают решения проблемы. Гермиона была готова расцеловать того, кто это сделал. Атаковать образ Амбридж и образ ее драгоценного Министерства оказалось лучшим методом.

В среду кто-то сделал то, о чем Гермиона даже не подумала. Студенты нашли окно в личные покои Амбридж и левитировали через него один из нелегально выведенных соплохвостов Хагрида.

Повреждения были достаточно серьезными, поэтому дерьмиса оказалась занята в течение добрых двадцати четырех часов. Благодаря этому у Гермионы и Луны оказалось достаточно времени найти способ зачаровать директорское кресло в Большом зале, чтобы оно издавало громкие и довольно отвратительные хлюпающие звуки всякий раз, когда на него садились.

Всеобщий смех, когда Амбридж села за стол в четверг вечером, немного успокоил жажду мести Гермионы.

Но этого было недостаточно — даже близко. Гермиона хотела уничтожить это отвратительное подобие на женщину, даже если это будет последнее, что она сделает.

И каждая секунда ее уничтожения будет разливаться по венам Гермионы огромной радостью.

В пятницу было опубликовано новое правило, которое могло навлечь на Гермиону неприятности, по крайней мере в краткосрочной перспективе. Но, в отличие от других, оно было совершенно нелепым, поскольку несчастные случаи в магических школах были так же распространены, как жевание жвачки в маггловских.

Ни одному студенту не разрешается причинять физический, ментальный или эмоциональный ущерб профессору, независимо от того, является ли он случайным или преднамеренным. Данный факт не будет учитываться при вынесении решений о последствиях.

Это новое правило не помешало дюжине студентов получить наказание в пятницу за то, что они «случайно» задели Амбридж, пока она наблюдала за занятиями.

Никто из Новых Мародеров не был задержан — но не из-за недостатка усилий, просто Амбридж ещё не успела их поймать.

В субботу профессор Лонгботтом застала Гермиону за занятиями в библиотеке с Драко, Луной, Тео, Дэвис и Забини. Гермиона не смогла сдержать улыбку от удивленного лица профессора Лонгботтом, когда та увидела Луну и Гермиону в компании четырех слизеринцев.

— Мисс Блэк, не могли бы вы прогуляться со мной?

— Конечно, — Гермиона отложила перо и закрыла книгу, — позвольте собрать вещи.

— Профессор Лонгботтом?

Мама Невилла посмотрела на Драко.

— Да, мистер Малфой?

— Ничего, если я пойду с вами?

Профессор Лонгботтом бросила на него взгляд, в котором, казалось, было больше понимания, чем Гермиона могла себе представить. Она не то чтобы избегала Драко всю неделю — да и не получилось бы у нее избегать человека, который мог запросто поговорить с ней по связи, — но она чувствовала себя неловко. Что-то переворачивалось внутри нее всякий раз, когда их руки соприкасались.

Большинство снов от Ветитуса поблекли, потеряв силу и связанные с ними эмоции. Гермиона до сих пор чувствовала печаль, думая о мире, где ее родители живы, но печаль эта была почти на том же уровне, что и любые другие мысли о родителях. Она ничего не могла изменить, так зачем же зацикливаться на мечтах, которые никогда не осуществятся?

Но Драко — это другая история.

Она практически видела их сейчас, как деревья за окном, идущих на свидание в Хогсмид — держащихся за руки, наблюдающих за спором Тео и продавца, натыкающихся на целующихся Гарри и Джинни — всё это было слишком реально.

Как и выражение лица Драко, когда он поклялся, что никогда ничего не сделает, пока она не поддержит желание его матери выйти за него замуж. Она знала это наверняка, но еще она знала, что если ее мнение каким-то образом изменится и он почувствует нарушение клятвы с ее стороны, то это навсегда изменит их отношения. Всё уже слишком изменилось, и Гермиона сомневалась, что сможет выдержать ещё. Не сейчас.

Идти на свидание в Хогсмид не означало выходить замуж — она это знала — но и не было чем-то несущественным. Особенно когда их жизни уже были так тесно связаны.

Гермиона запихнула последнюю книгу в сумку, а затем одернула рукава, скрывая конец буквы, которая высовывалась на всеобщее обозрение.

Почему она вообще об этом подумала? Не похоже, чтобы он хотел быть с ней. Точно не в таком смысле. Только Виктор проявлял к ней интерес — но он не знал о шрамах.

Драко знал.

Даже если бы она захотела испытать те чувства, которые были в снах от Ветитуса, она сомневалась, что сможет. Гермиона не могла пользоваться кремом каждый день, через некоторое время он всё равно перестал бы действовать.

И что тогда будет? Мысль о том, что кто-то, не говоря уже о человеке, к которому она испытывала чувства, увидит ее шрамы, прикоснется к ним, вызывала тошноту.

Она вздрогнула, когда Драко положил ладонь ей на плечо. Какое-то мгновение Гермиона смотрела на его бледную руку, лежащую на ее темной мантии. Его ногти снова были идеально ухожены, хотя волосы оставались длинными. Возможно, он решил больше никогда их не стричь, и она не могла винить его за это. Длинные серебристые волосы его отца были важной малфоевской частью образа. Важной частью, которая не была погружена в темноту или смерть. Той частью, за которую Драко мог ухватиться; частью, которой он мог подражать, не разрушая себя.

Должно быть, она не слышала, как профессор Лонгботтом разрешила Драко пойти, потому что он последовал за ними из библиотеки. Мама Невилла лениво болтала с ними о предстоящем матче Когтеврана и Гриффиндора.

На выходе из замка они встретили нескольких студентов, но никто им ничего не сказал. Разговор полностью прекратился, когда они вышли из замка. Небо было серо-стальным, и дул резкий ветер. Он вонзился в лицо Гермионы, проткнув согревающее заклинание, которое она наложила на себя. Девушка тут же вспомнила о теплой зимней мантии, находящейся в Гриффиндорской башне.

Наверное, стоит начать складывать весь гардероб в маленькую сумочку на шнурке. Тогда она всегда будет готова.

Не то чтобы у нее не было свободного места.

Профессор Лонгботтом повела их через двор к главным воротам. Когда они приблизились, Гермиона увидела несколько фигур по другую сторону. Поняв, что одна из них — Пэнси, она бросилась бежать.

Это произошло неосознанно, и она знала, что Драко следует за ней.

— Пэнси! Ты очнулась! Как ты себя чувствуешь? Ты возвращаешься в Хогвартс?

Вопросы вырвались изо рта Гермионы, когда она затормозила по другую сторону железных ворот. Только когда ее глаза сфокусировались, она поняла, что лицо Пэнси было всё ещё бледным и осунувшимся, глаза — слишком большими, а волосы безвольно свисали вниз.

Невилл обнимал ее за плечи, словно защищая, а она держалась за него, чтобы не упасть.

— Пэнси? — прошептал Драко позади Гермионы.

На лице слизеринки появилась короткая улыбка.

— А, Драко, смотрю, ты превратился в тень.

Гермиона нахмурилась и обернулась, понимая, что Драко остановился в шаге позади, охраняя ее спину и позволяя ей идти впереди.

Она не видела, но чувствовала, как ментальная цепь, соединяющая их, дрожит в знак признания.

Его магия хотела, чтобы всё было именно так. Хотела, чтобы она взяла на себя ответственность, притянула его к себе и позволила защищать себя. Охранять. Держать их спины в безопасности, пока она защищала спереди.

Эта мысль успокоила, но и выбила из колеи.

— Гермиона отбрасывает довольно большую тень. Осмелюсь предположить, что вся школа попадает под ее влияние, — ответил Драко.

Пэнси слабо усмехнулась.

— Даже не поздороваешься?

Гермиона отвела взгляд от Пэнси и посмотрела на тех двоих, что сопровождали ее друзей. Она покраснела от стыда, увидев обиженное выражение на лице Бродяги.

— Ой, тише ты! — сказала Алианора, ударив Бродягу по руке и заставив того поморщиться. — В последнюю вашу встречу ты уже шел на поправку. Пэнси — нет. Знаешь, ты не всегда должен быть в центре внимания.

Бродяга показал Алианоре самое жалкое, щенячье выражение, хотя оно было несколько испорчено шрамами на лице. Особенно тем длинным, который пересекал его лоб, спускался по виску и исчезал под воротником.

Гермиона поморщилась, хотя сейчас он выглядел намного лучше.

— Привет, Бродяга. Ты встречаешься с мистером Франком, как и обещал?

— Четыре раза в неделю, — Бродяга фыркнул. — А ты, — он уставился на нее своим пронзительным аврорским взглядом, — не хочешь рассказать, что именно произошло в кабинете Амбридж?

Гермиона изумленно уставилась на отца, а потом перевела взгляд на Невилла, который старательно избегал смотреть на нее.

Гермиону захлестнул с головой гнев. Она сказала ему, что рассказывать Бродяге — плохая идея! Разве он не ее друг? Зачем он…

«Тихо, Гермиона».