(2) (2/2)

Мужчина спокойным и монотонным голосом стал посвящать Питера в детали своей новой разработки, заключенной в улучшении программы костюмов героев. Разговор помог Питеру прекратить волноваться и начать обдумывать задачу программирования вместе с Тони, вклиниваясь в диалог.

Питеру выделили комнату, где он должен был провести эти недели. Он позвонил Мэй, разложил свои вещи, немного осваиваясь в новой обстановке. Лекарства расставил в шкафу и поставил свой ингалятор около ноутбука.

Комната была достаточно просторной для парня его возраста, примерно раза в два больше, чем комната в его собственном доме. Большая кровать и стены серого цвета, аккуратные жалюзи и вид, открывающий весь город для взгляда восхищенного Питера.

Это было великолепно настолько, что даже жжение в легких ушло на второй план.

Комната казалась парню удивительно большой — хотелось дышать, находясь в ней. Серые спокойные стены и большая кровать успокаивали Питера, и он не ощущал пыль, которая была запрятана в его доме везде. Комната была стерильной, уютной, успокаивающей и расслабляющей и Питер старался вдохнуть полной грудью, чтобы прочувствовать этот момент в полной мере.

Начиная со следующего утра, дни Питера протекали спокойно и рутинно.

С этого момента началась совершенно новая и удивительная для Питера глава в жизни — каждый день он вставал, делал свои процедуры, откашливался, чтобы не кашлять при мужчине в мастерской, делал укол, готовил себе кофе и шел помогать Старку с разработками, часто показывая мужчине пропуски и недочеты в программах, за что получил искреннюю похвалу и это была лучшая часть дня.

Он был полезен.

Питер снова ощущал себя не просто существующим сгустком плоти, он ощущал, что нужен, как и было во время боя в Германии. То, что он так отчаянно хотел вернуть, было сейчас прямо перед ним.

Питер был полезен. Старк не воспринимал его как больного или слабого, Старк видел мозг парня и его способности и оценивал их по достоинству, и это заставляло парня покрываться мурашками от морального наслаждения.

Это вдохновляло и пугало одновременно, потому что он не мог быть здоровым рядом с мужчиной всегда. Они слишком часто виделись, Питер чаще занимался в спортивном комплексе самих Мстителей, много разговаривал. Его легкие вибрировали, тряслись и Питер боялся, когда же мокрота начнет выходить. Не забывай он ингаляции и не ленись он пить противогрибковые — возможно, бояться было нечего. Но Питер на то и был Питером, чтобы пропускать то или иное. Всего лишь маленькая слабость.

Приступы становились чаще, и Питер молился всем богам Вальхаллы, чтобы его не накрыло при мужчине.

Но, пока что, всё шло в действительности хорошо.

Неожиданности, окружившие Паркера, не заканчивались на сближении с мужчиной.

Утром третьего дня пребывания в Башне, когда парень только начал привыкать к окружающей его обстановке, его ошарашили новостью о том, что в комплексе теперь будут не только они с Тони.

Если бы это была хотя бы Пеппер Поттс, уехавшая в командировку вместо вечно занятого мужчины, который всеми силами избегал окружения журналистов и совещаний, Питер мог бы быть спокоен. Женщина казалась ему доброй и понимающей, и он знал, что женщины, по неизвестной ему причине, всегда начинают любить его, как своего сына.

Но новые гости были мужчинами. Более того, это были мужчины, которые надрали ему зад в Германии. И он им, но это уже не так важно.

— Мстители? Тут? Но почему, Мистер Старк?

— Это не моя инициатива, парень, — вздохнул тогда Старк, разводя руками, будто это делало ситуацию легче. Нет, не делало. — будь моя воля, их не было бы даже на этой планете, настолько я не хочу с ними пересекаться, но это часть наших заключенных совместных условий якобы примирения и сплочения, ради мира и всему тому подобному. Видите ли, вершина посчитала, что проживание в моей Башне поможет решить все разногласия. Ха-ха, если бы. Кажется мне, что мы скорее друг другу глотки перегрызем, чем это произойдет.

Питер взволнованно стоял и слушал мужчину, который будто бы чувствовал беспокойства парня. Питер ощущал себя настолько читаемым, словно бы он был перед Старком не просто открытой книгой для детей шесть плюс, он был просто брошюркой с рекламкой. С такой легкостью мужчина читал его всего.

— Тебе переживать совершенно не о чем, парень. Я не сказал им о том, кто ты такой, ни о геройстве, ни о ещё чем-либо, — Старк снова развел руками на удивленный взгляд протеже. — если тебе нужно будет — расскажешь сам, но я прослежу, чтобы тебя не трогали и не доставали, поэтому расслабься, весь удар я приму на себя.

На этом их диалог был окончен и Питер ожидал прибытия «гостей», как судного дня. Даже если они сами и не знают, кто он такой, но эти люди когда-то были его кумирами, он ими восхищался. Даже если они не знают, что Питер может часами кашлять в ванне, Питер ощущал какое-то детское волнение перед встречей с героями, даже если они считались предателями, преступниками и врагами страны некоторое время назад.

Однако, по непонятной для себя причине, он стал избегать их с первого же дня.

Услышав их громкие голоса на кухне, Питер разворачивался в противоположную сторону и уходил с пустой кружкой.

Слыша шаги по коридору, он старался исчезнуть в комнатах, как избегающий полицию преступник.

Знакомство с героями было выше его сил и его, если честно, устраивало оставаться незамеченным и помогать Старку в прежнем режиме.

Конечно, он хотел бы, чтобы так и продолжалось, но реальность очень редко идёт в ногу с нашими наивными ожиданиями. Его план и надежда оставаться незаметным до самого конца были разрушены, как корабль о скалы. Как Титаник о тот самый злополучный айсберг.

Крушение.

***</p>

Эта ночь была особенно тяжелой для Питера. Из-за загруженности работой он совершенно забывал свои процедуры и сейчас его легкие ощущались как бесконечно бушующий рой пчел.

Он кашлял и кашлял, снова и снова заходясь в приступе, чувствуя упадок сил и удушье от нехватки кислорода. Он сжимал челюсти, хватаясь за свою футболку и ощущая, как сотрясаются его ребра и легкие.

Слезы наворачивались на глаза из-за постоянно напряжения, горло было содрано, а мокрота не прекращала выходить.

Он был благодарен за то, что его легкие сами очищаются и считал справедливой ценой за его бездействие к собственному здоровью такую «пытку».

Не очищайся они таким образом сами — он, в конечном итоге, умер бы просто от объема жидкости в легких.

Но, сейчас, лежа в своей покрытой мраком комнате, Питер не ощущал радости и благодарности, он хотел, чёрт возьми, просто сдохнуть уже, исчезнуть и прекратить своё существование, потому что какого, мать его, чёрта, это было так сложно и выматывающе?

Обычно его «приступы» длились два часа. Чуть больше или чуть меньше — но два часа ему нужно было жить впритирку со своей проблемой.

Кашель вовсе не утихал со временем, он становился лишь сильнее и громче.

Вязкая слизь ощущалась на языке горьковатым, солоноватым и пресным привкусом и зеленые пятна постоянно сглатывались.

Когда его так накрывало, доходило даже до того, что он мог срыгивать недавно съеденную еду, ощущал спазмы в желудке и боль из-за напряжения в животе и груди.

Он ощущал, что его может стошнить и понимал, что сосуды в носу и глазных яблоках уже полопались. Нос закладывало, в ушах звенело, а кашель лишь усиливался, нарастал, накрывал Питера с головой, как цунами. Его личный апокалипсис. Он словно тонул в собственной мокроте, ощущал себя липким из-за пота, мерзким, опозоренным пред жизнью, до невозможности слабым. Он не хотел знать себя сейчас таковым, какой он есть — с отдышкой, горячий и раскрасневшийся, с красными глазами и потрескавшимися губами. С оглушающим его кашлем.

Он вышел из своей комнаты, стараясь задержать дыхание, чтобы

успокоить легкие.

Мысли путались, сознание не подчинялось ему.

Фраза о том, что человек может хотеть умереть ради другого человека, что люди могут настолько проникать друг другу в сердце, немного вдохновляла Питера идеей того, что в мире все люди уникальны, но можно найти по-настоящему уникального человека именно для себя, за которого действительно можно было бы захотеть лишить себя жизни. Собственновольно. Но, при этом, Питера пугала идея, что такого человека можно не найти вовсе. Такие мысли легко привели его к вопросам о том, почему для человека тем самым человеком, из-за которого или ради которого хотелось бы умереть, не мог бы быть сам человек? Сам для себя.

Сейчас Питер ощущал именно это — это жжение вязкой мокроты в легких и в трахее заставляло его хотеть умереть прямо сейчас. Любым путем, чтобы самому не мучиться, чтобы пожалеть себя и не заставлять себя проходить через всё это.

Провести срочную и безотлагательную эвтаназию, чтобы навсегда забыться.

В такие моменты Питеру совершенно не было важно, чего он мог бы добиться или какими людьми окружен, Питер хотел обычного совершенно человеческого существования без отдышки и холода в локтях и шее при кашле. Без чертового першения в своей груди. Без каких либо мучений.

Под ребрами горело и булькало при судорожных вдохах, Питер цеплялся за рукава футболки и дрожал, пытаясь вновь и вновь задержать своё сбитое дыхание, чтобы как-то прекратить судороги во всем теле из-за долгого приступа кашля.

Мокрота выходила и выходила, а конца даже близко не предвиделось, она словно возвращалась бумерангом, моментально накапливаясь и выводясь. Питеру даже немного, до черноты в глазах, казалось забавным, что, попади он в Африку, он смог бы быть бесконечным источником влаги.

Он бы посмеялся, не будь ему настолько паршиво.

В глазах темнело, а желудок из-за долгой тряски сводило в спазмы.

В этот момент и случилось то, чего Питер совершенно не хотел бы для себя. Только не так. Не сейчас. Нет.

Именно в таком состоянии, всего красного и вспухшего, его нашли те, кого он видеть не хотел совершенно — Вдова и Стив. Оба совершенно взволнованные подхватили парня под руки и трогали его лоб, грудь, смотрели в глаза и не понимали. Было сразу видно, даже через дымку усталости на глазах, их вопросы. Вопросы, вопросы.

Питеру потребовалось много сил и долгие минуты, чтобы оттолкнуть их руки, пройти в гостиную с ними на диван, через кашель объяснить ситуацию, объяснить без углубления в тонкости болезни, донести им — помочь нечем.

Ни медблок, ни ингаляции сейчас не помогут — нужно лишь ждать.

Ожидание всегда было самым сложным пунктом.

Он был невероятно взволнован, кашляя и слушая, как Стив пытается его отвлечь от напряжения, возникшего после монолога о проблеме. Они приняли, хоть и выглядели очень взволнованными. Естественно, какими ещё должны они выглядеть, когда нашли парня, задыхающегося и хрипящего им, что всё якобы нормально.

Парень ощущал опасность, исходящую от них, ждал осуждения, но слушал лишь, как Стив рассказывал о своей астме, а Наташа заваривала им всем чай с надеждой успокоить раздраженное из-за кашля и хрипа горло Питера, хотя бы смочить, потому что даже голос у парня уже был осипшим.

Его приступы, он знал это наизусть, длились всегда в районе двух часов. Не ровно, но близко к двум.

Кашель начался час назад, оставался всего один единственный час и Питер, наслаждаясь теплым чаем, был действительно благодарен Наташе и Стиву за их безмолвную поддержку и, что самое главное — он не видел осуждения или брезгливости в свой адрес со стороны этих людей, действительно готовых ему помочь. Впервые.

В их глазах читалось лишь искреннее беспокойство за парня, которого они видели впервые в жизни.