Жребий брошен или Одно бесполезное орудие (1/2)

Все было нормально.

Все было так, как и должно быть.

Ветер лениво перебирает травы, огромные настолько, что похожи на настоящий лес. Тем страшнее здесь бури — в шторм поля, должно быть, превращаются в настоящее неспокойное море. Не слишком безопасное место. Гримм даже раздумывал, прячутся ли местные жители от непогоды под землю, или они нашли другой способ спасаться.

— …И что целая Труппа забыла в этом негостеприимном месте?

На огне медленно закипает чайник. Маэстро сидит на любезно предложенном тюке с чем-то мягким и философски смотрит на танцующий под вертелом огонь, лижущий закопченное днище посудины.

— Дела, — коротко отзывается он. Посвящать едва знакомого жука в намерения алой братии в планы Гримма не входит — пусть довольствуется и таким односложным ответом. Настроения разговаривать все равно нет: хочется сидеть и молчать, смотря на пламя.

Торгаша, пригласившего его в свое подобие походного шатра, зовут Раоль. Раоль — работорговец.

— Ну и далече ли вам переть пришлось на своих двоих? — упрямо интересуется торгаш, поглядывая на чайник.

— Дальше, чем тебе кажется. — все так же отвечает Гримм коротко и без особого энтузиазма (в его голосе ни раздражения, ни особенной приязни), игнорируя грубость говора и отрывая взгляд от огня. — Тебе, Раоль, такие расстояния если только приснятся.

Торговец замирает под его взглядом на мгновение — хмыкает, тянется к чайнику; берется за ручку, начисто забыв о том, что посудина висит над огнем.

— Сволочь, горя…!

…Маэстро подхватывает едва не полетевший на пол чайник голой рукой. Хозяин смотрит на него со смесью удивления и недоверия:

— …И не жжется?

— Нет. — Гримм невозмутимо ставит ношу на пол.

— Совсем?

— Совсем.

— Что ж, хорошо… — по небольшим глубоким пиалам-кружкам разливают ароматный травяной отвар. — Про Труппу ходит много слухов…

Хозяин присаживается напротив; теперь он и Маэстро сидят друг перед другом, чуть в стороне от огня.

— О вас слагают целые легенды.

Гримм едва уловимо морщится, для собеседника ничуть не переменившись в лице. А даже если бы переменился — под фарфоровой идеально белой маской с алыми огоньками глаз все равно не видно.

— И о чем они, — интересуется он больше дежурно, чем всерьез. — эти легенды?

— Говорят, что встретить вашу братию — к несчастью. — хмыкает работорговец, — Если вы появляетесь — быть беде. Еще поговаривают, будто тому, кто с вами заговорит, это сулит скорую смерть.

— Ты, судя по всему, хочешь это проверить? — интересуется Гримм абсолютно нейтрально, без тени угрозы в голосе, и отпивает из чашки. — Не боишься смерти?

— Не боюсь. — усмехается тот. — Ты меня не пойми неправильно, Маэстро, — он почему-то избегает звать его по имени, — но я в этой жизни повидал достаточно дерьма, чтобы избавиться от такого страха. Я хочу проверить нечто другое…

Когда Раоль достает коробчонку с картами, Гримм с интересом наклоняет голову — а вот это уже что-то новенькое.

— Говорят еще, что Маэстро хитер настолько, что его невозможно обыграть в карты. — торговец тасует колоду. — Так что я предлагаю тебе сыграть.

— На что? — тут же интересуется Гримм. — Все нормальные жуки играют на что-нибудь. Предлагаю уговор, — начинает он, не встретив возражений:

— Выиграю я — отдашь мне один из своих «товаров». Любой, который я выберу.

— А если проиграешь, — азартно подхватывает Раоль и раздает карты, — откроешь мне одну из тайн Труппы!

— Заметано, — усмехается Гримм и сцапывает свои карты.

— Слово Маэстро?

— Слово Маэстро.

Партия занялась быстро: карта за картой — колода очень скоро кончилась, и осталось только то, «на руках». Гримм чувствует незримого в материальном мире Короля Кошмара рядом легким покалыванием по спине — о Пламя, неужто заинтересовался приземленной игрой смертных?

«Бей сразу тремя, — наконец советует тот задумчиво. — у тебя останется одна карта.»

«И у него останется две, — мысленно буркает Маэстро. — жизнь знает, что у него там торчит, так что это не даст мне особого выигрыша.»

«Даст. Ты веришь своему богу или нет?»

Гримм вздыхает и выкладывает сразу три карты: четверка Мечей, Рыцарь Мечей, десятка Мечей.

— Трипл-пасс, — хмыкает он, подпирая голову кулаком. — твой ход, торговец.

— Вот же дьявол, — бормочет Раоль, с трудом отбиваясь от выложенных карт; Гримм крутит в коготках единственную оставшуюся у него карту — и улыбается одним взглядом насмешливо.

— Семерка… — тихонько произносит он.

— Ходи, — Раоль выбрасывает предпоследнюю свою карту, семерку Чаш — и Маэстро расплывается в ухмылке (не зря Короля послушал, не зря!):

— Что ж, — хмыкает он и бросает карту: на стопку метко приземляется Справедливость. — козырь. Бито. Ты проиграл.

— Да Черные ветра тебя побери! Невозможно! — Раоль сжимает карту в лапках. — Я же…

— Был так близко и продул? — Гримм тянется к пиале с отваром, допивает оставшийся на донце глоток и смеется — с хрипотцой и оттого немного зловеще. — Что ж, легенды предупреждали тебя, торговец.

Раоль поднимается с насиженного места и с явным неудовольствием дергает плечом, жестом приглашая Маэстро последовать за ним.

— …Выбирай, — с неохотой буркает он, когда они после пары минут ходьбы через травы наконец останавливаются. — твоя взяла, а я словами не разбрасываюсь.

Гримм хмыкает, деловито осматривая задворки лагеря, вдоль и поперек заставленные клетками всех возможных размеров и форм.

— И куда вы везете все это добро? — интересуется он, чиркнув коготками по прутьям какой-то клетки: под пальцами что-то рычит и клацает зубками. Маэстро искоса смотрит на два мерцающих в полутьме глаза какой-то твари — через секунду та шарахается от сгустка пламени в дальний угол клетки и скулит, как последняя шавка.

— Товар-то не порти! — подает голос из-за спины Раоль. — Ежель брать не будешь! А везем неблизко, в Адалард.

— В Адалард? — Гримм сначала даже не поверил; аж плечом непонимающе дернул. — Это же королевство бабочек. А у них какое-то… чрезмерно обостренное чувство прекрасного.

— Бывал там?

— Да, пару раз… — мазнув взглядом по клеткам, тянет он буднично. — И что, кто-то из местных берет таких оборванцев?

— Обижаешь! — глухо смеется Раоль. — Разлетаются, как горячие лепешки с вареньем!

«Торгаш как он есть, — не сказал Гримм почти с непонятной неприязнью. — толкает товар на милосердии сердобольных крылатых. Умно, что сказать… Умно…»

Вот какой-то долгоносик — щитки надкрыльев потертые и ободранные, а взгляд — потерянный; гусеница, замызганная и запуганная… Какая-то многоножка… Из одной из клеток слышатся стрекот и приглушённые рыдания: Маэстро поворачивает голову на звук.

— А это что?

— А, это, — фыркает Раоль, — не обращай внимания, просто термит какой-то.

— Не особо похожа на термита, честно говоря.

— Похожа-а-а! — подвывает пленница тихонько.

— Ого, — удивляется Маэстро почти по-настоящему, присаживаясь возле клетки на корточки. — ты что, даже умеешь разговаривать?

— Да без разницы, — безразлично отзывается торгаш. — все равно бесполезный кусок хитина. Ни рожей не вышла, ни навыками. Третий раз уже туда-сюда таскаем, никто не берет. Уродина, как она есть.

Из клетки тут же зло, на грани истерики, застрекотали:

— Сам-то! Воняешь, воняешь, воняешь!

— Заткнись, мерзкая шавка! — свирепеет Раоль, подхватывая стоящую рядом с клеткой палку и со всей дури ударяя ей по прутьям; Маэстро втягивает голову в плечи от резанувшего по слуху скрежета проржавелого железа. После смотрит на пленницу, на Раоля, снова на пленницу — и неожиданно хватает торговца за плечо когтистой рукой:

— …Хватит. — тот непонимающе смотрит на него. — Слушай, оставь-ка нас одних.

Раоль смотрит на Гримма с лицом в духе «ты всерьёз заинтересовался этой швалью? шутишь, что ли? я был о тебе лучшего мнения», но все же отворачивается:

— Лады, — бросает он недовольно. — палка, если что, у левого угла.

— Она мне не понадобится. — копируя тон, отзывается Гримм. — Ступай.

— Я в шатер.

Он выжидает, пока Раоль отойдет достаточно далеко. Не начинает говорить, даже когда шаги затихают вдали, а шестое чувство перестает говорить, что рядом есть кто-то свободный, кто-то не-пленник — кроме него самого. Гримм чувствует на себе выжидающий взгляд из полутьмы клетки.

— …Ну что, — наконец, начинает Маэстро. — давай начинать сначала.

В ответ — ожидаемая тишина.

— Послушай, я не Раоль. — продолжает Гримм, пытаясь звучать чуть мягче, чем обычно. — Я не стану причинять тебе боль. Я выиграл у этого торгаша в карты право забрать с собой отсюда любого, кого я выберу, и пока мой выбор пал на тебя. У тебя есть имя?

— Нету-у-у-у, — наконец тихонько завыли из клетки. Гримм едва заметно ухмыляется — одним уголком рта и под маской. Ему ответили. Хорошо. Прогресс.

— Тебя забрали, когда ты еще была слишком маленькой, чтобы носить имя?

— Я не помню-ю-ю-ю…

Пленница подползает к решетке клетки, что для нее определенно тесна: Маэстро только теперь может рассмотреть незадачливую заключенную внимательнее. Скомканные усики, осунувшееся лицо — бледное, грязное и в ссадинах; в рисках содранного хитина запекся темный вязкий ихор. Левый глаз заплыл, нагноился и потемнел. Длинные ресницы слиплись от ихора и грязи.

«Травма или болезнь… — думает Гримм как бы между делом. — Ничего. Пламя милосердно. Пламя все выправит.»

Огромный несуразный рот, тонкая шея (как только башку держит?), судорожно прижимаемые к тщедушной грудной клетке клешни на манер богомольих — тоже расцарапанные и с обломанными зубцами кое-где. Она такая… нескладная, вся несуразно-гротескная, но вместе с тем так жалко сейчас выглядящая, что Гримм начинает понимать, почему как товар это несчастная никого не заинтересовала.

Никого — кроме него. Потому что он чувствует. Гримм пока, правда, не понял, что конкретно — но надеется докопаться до истины.

С минуту они молча смотрят друг на друга. Пристально, изучающе. Гримм — с придушенным внезапно навалившейся усталостью интересом (близость Ритуала все же дает о себе знать свербящим холодком где-то у хребта); термит — с искоркой страха где-то в мутной глубине здорового белесого глаза без намека на зрачок.

Она молчит еще какое-то время (Маэстро не торопит, времени предостаточно) — и наконец выдает:

— Странный запах. — и сучит покоцанными клешнями. — Странно. Очень странно. Не жук. Не жук, не зверь. Не бог. Кто ты?

Гримм чуть наклоняет голову. Значит, почувствовала. Смутные догадки, которые глава алой братии отложил до того, как Раоль изволил наконец избавить их от своего присутствия и любопытствующих ушей, начинают потихоньку подтверждаться.

Она находит в алых глазах напротив смутное понимание — и, кажется, удивляется; стрекочет коротко почти испуганно.

— Кто ты? Я не понимаю. У тебя столько запахов. Но твой — особенный. Не понимаю. Не знаю. Не могу понять.

Гримм не перебивает, слушая с молчаливым вниманием.

— Ты не такой. Ты другой. Запах… Твой запах. Он другой. Не отсюда. Незнакомый. Чужой. Ты пришел издалека?

— Можно и так сказать. Очень издалека.