Глава 3. Граждане своей тоски (2/2)

-И кому же ты сопереживаешь больше всего? Полю, - который никак не может забыть свою прежнюю любовь, увязая в новой трясине отношений или Стефани, что даже не может различить те самые настоящие, искренние чувства прямо перед своим носом? - чуть ехидно, перебивая, спрашивает сценаристка, не сводя разъедающего взгляда с декоратора.

-А в котором из героев тебя больше? - вопрос на вопрос, и вроде даже в безыскренности не упрекнешь... но уж больно интересно Елене было узнать про это у главной. И впервые, возможно, нашлось на подобное более подходящее время...

-Меня? Я в каждом из них. Всегда. Люблю зашифровывать коды в сценах, диалогах и фразах. Все они - моя плоть и душа. - выпалила Бурцева внезапно, не сильно заботясь, зачем она Это открыла постороннему человеку. Но отчего-то глубоко внутри верила, что Лена правильно ее поймёт - без лишнего второго, третьего дна.

-Откроешь пару тайников-смыслов, запрятанных в твоем сценарии? - пошла ва-банк Елена Николаевна, сжимая руль под собой сильнее в предвкушении.

-Зачем мне это делать? Какое бы ни было мое личное послание в тексте, его всегда прочтут и поймут по-своему, со своей стороны. Потому то, что нашла в нем ты - навсегда останется только твоим. Неизменно правильным. Здесь и сейчас. В этом и прелесть современного искусства. - чрезвычайно умиротворенно прояснила Бурцева, все также вглядываясь в вечерние парижские пейзажи за окном дождибельной тоски (ударение здесь может быть и не оперное).

-В чем же?

-В ненавязывании своей правды жизни. Ведь она у каждого своя. Кстати, мы уже приехали. Куда тебе положить референсы, я там кое-что поправила, глянешь завтра. - зашуршала бумагами режиссер-постановщик между фонарными секундными вспышками.

-Кинь на заднее сидение. - поверхностно мило стрельнула Юрченко, совсем забыв...

В то время, как Анна Викторовна прогнулась через свое сидение, ей на глаза попалась целая охапка других чужих листочков, состоящих из нот и каких-то четверостиший. Одно из которых уже впилось (совершенно случайно!) Бурцевой в сознание:

”У тебя есть - ты, у меня, - что логично, - я.

И пусть не гнушается мир в претензиях...”

-Это все твое? Ты пишешь? Играешь? - слишком удивленно протянула режиссер, бегло осматривая нечаянные драгоценности.

-Нет! Это не мое! Положи, пожалуйста, на место! Реферы можешь оставить там же! - впервые за последнюю рабочую неделю Анна Викторовна видела Юрченко настолько обеспокоенной и смущенной, что сама ненароком покраснела от произошедшего недоразумения. ”Я наткнулась на ее шрамы! Точно! Но, ведь, нельзя же держать их неприкрытыми так близко к опасным окружающим...” - последняя фраза у женщины отчего-то вырвалась вслух:

-Ну нельзя же держать такое неприкрытым столь близко к опасным окружающим? ”Например, ко мне...” - еще добавила про себя Бурцева, пытаясь сквозь собственное неудобство добиться ответного взгляда темно-карих, но тщетно.

-Этого никто и не видел ранее... просто забыла их сложить и убрать. - на этой скупости машина резко остановилась в паре метров от отеля постановщицы.

-Я - могила. Может когда-нибудь ты сможешь мне их сыграть? - последняя фраза звучала из уст Бурцевой удивительно просяще, перед тем, как покинуть теплый мягкий салон автомобиля.

-Спокойной ночи, Анна Викторовна. - лишь искренне, словно и не слыша того вопроса, улыбнулась Юрченко.

-До завтра. Спасибо. - скупо скинула в ответ режиссер, все еще пережевывая в мозгу те первые строчки, что увидела под нотным станом. ”У каждого из нас есть скелеты в шкафу, которых совсем не хочется будить и тревожить. Но, что-то мне подсказывает, - Юрченко слишком интересная личность для простого рядового сценографа...”

В тень и в след ее словам сразу поплыли облачные образы Елены Николаевны: ее прямой осанки, длинной шеи, царственной тянучей походки, укладки чуть рыжеватых вьющихся волос, проницательного темного взгляда... и все той же неизменной теплой полуулыбки.

Утро, как обычно, испаряет за собой все дымки доброты и вечерней обаятельности, уступая место хмурой, жестокой, трезвой реальности.

-Елена Николаевна. - тихо, спокойно, без намека на улыбку выпалила и кивнула Бурцева, проходя в театр между, разгоряченно беседовавшими на улице, Юрченко и Лейтцом.

-Анна... Викторовна. - быстро сообразила декоратор, что они снова на работе и профессиональные деловые отношения никто не отменял. ”Забавно даже... между нами уже отношения - да, профессиональные, да, деловые...”- усмехнулась собственным глупым мыслям сценограф.

И будто услышав ее, в ответ Бурцева закатила беззвучно глаза и продолжила свой путь.

В это время Лейтц мгновенно подлетели к Анне Ви:

-Вы сегодня читаетесь или уже ставитесь? - как ни в чем не бывало, с интересом спросил Миша, наконец докуривая сигарету и открывая дверь для обеих женщин.

-До обеда крайняя читка, после - собираю всех на первый ”став”. - твердо обрезала Анна Викторовна, уже заходя в здание. -Так что времени зря там в рубке не тратьте, жду от вас нормальной работы в сумасшедшем режиме - все как обычно, понял!?

(Елене женщина почему-то так ничего и не сказала - только долго вкрадчиво посмотрела, не более).

-Будет сделано, Анна Ви! - и жестом парень комично встал по стойке смирно, приставив вытянутую ладонь к виску, как военный, чем заслужил у режиссера очередное закатывание глаз и звучную усмешку от Елены.

-К пустой голове, как говорится, Миш ... - лишь бросила через спину Бурцева. И все трое прошествовали в святую святых обитель.