1. Частичка и чай (1/2)

Это, наверное, глупо. Вот так вот смотреть на крепкую, напряженную спину, словно дырку в непробиваемой стене сверлить, но продолжать молчать. Прикусывать губы в каком-то забвенном чувстве, треплющимся в грудной клетке, грозясь изнутри потрескаться. Как поэтично тонкий фарфор о камень – разбиваться на миллион осколков и наблюдать за, по-детски бережными, попытками склеить, ориентируясь на лазурные ниточки узоров.

Глупо, безумно глупо.

Вот так вот просто тонуть в блестящей ртути чужих глаз, не прикладывая усилий всплыть. Погружаться в раскалённую лаву металла, понимая, что эта холодная, выкованная морозами, сталь плавится при взгляде на нее. Захлебываться в той нежной любви, которую стараются дать в чернильных разводах руки, преподнося ее в лодочке шершавых ладонь.

Давным-давно нужно было признать, что Кейтлин тает быстрее воска, когда в очередной раз на пороге пустой, промерзлой – батареи включат не скоро – квартиры является Вай и улыбается самими глазами; по-щенячьи влюбленно сверкает серыми омутами. Промокшая до нитки, с погрусневшим от излишней влаги букетом цветов; прилипшие ко лбу, алые пряди небрежно зачесывает – и так быстро, словно боится отвести взор, страшась исчезновения стройной фигуры перед собой.

Кейт задыхается от чувства мозолистых костяшек на щеке, ласково оглаживающих каждую чёрточку; забывает о существовании кислорода – осознает насколько сильно ею дорожат – и шепчет едва губы разомкнув:

— Простынешь же.

А Вайолет кажется, что сейчас посыпется от столь нежного произношения обыденной фразы. Будто горсть золотого песка сквозь пальцы – рассеется в потоках ветра.

Вай в глубине души стыдится своей наивной, будто подростково-первой, радости при виде глубоких удивленных озёр. Стыдится накрученных домыслов и отбитых в дерьмо кулаков. Тревога хватает за горло каждый раз, когда этими руками она хочет коснуться желанного тела.

Хочется провалится сквозь землю; упасть с утеса и разбиться о морскую гладь, но сделать так, чтобы она не видела отвратительных ушибов и шрамов на ладонях и кистях, вечно покрытых бинтами.

«Чтобы Кейт не смотрела на мои разбитые в щепки костяшки с таким взглядом, будто жалеет обо всем» – снова воспалившиеся, неправдивые догадки.

И Вай знает, что ей по тупому обыкновению мерещится, ведь Кейтлин диаметрально противоположна ее наглухо ложным предположениям: Кейт исцеляет; терпимо обрабатывает раны, а под конец, (завязавшейся в тугой узел традицией между ними) сердечно подносит к своим персиковым губам тыльные стороны ладоней – каждую поочередно – и целует. Тепло так. Бормочет что-то про красоту сложных витков чернил, сковывающих спину и руки; любовно заглядывает в самое нутро, все там переворачивая вверх дном.

Вот и сейчас, в горле пересыхает от смущенного волнения и ощущения молочной кожи под грубыми подушечками пальцев; и сердце колотится, как сумасшедшее – не так, как после пробежки под проливным дождем.

Меж девушками незыблемая, но почти что осязаемая, ломкая связь, рушить которую не хотелось от слова совсем. Тишина – звонкая, точно прозрачный хрусталь – вот-вот лопнет, разлетаясь острой пылью.

Вай слышит тихий гудок мобильника где-то в стороне, мысленно отказывается прерывать зрительный контакт с сияющими своей огранкой сапфирами. Но все же, нехотя-медленно отстраняет руку от порозовевшей кожи аристократично-бледного лица.

— Это тебе. Кхм, извини за...это, — Влажный букет тускло качнулся в цепких, холодных пальцах. Вайолет замялась, говорила прерывисто, чуть сипло, делая короткие запинки. Неловкое чувство, как думалось, испортившегося подарка ядовитой кислотой разъедало внутренности, капало в глотку вымеренными дозами. Веселья поубавилось, когда мозг начал приукрашивать последующую реакцию Кирамман, ее возможное недовольство сюрпризом, как это бывало с прошлыми пассиями.

Кейт мазнула взглядом по тяжёлым бутонам, тут же возвращаясь к исследованию проницательных глаз, уставившихся прямо на нее. Искры-бесенята плескались в неподдельном желании осчастливить, ожидали реакции, чем кружили голову сильнее всяких американских горок.

— Спасибо, мой герой, — подавив приступ смеха от забавно нахмуренных бровей, Кейтлин приняла букет, запечатлев в памяти такую Вай – вмиг оживленную, с чеширской лыбой во все тридцать два, искреннюю. Крыша едет от того, насколько она привлекательна.

— Снимай куртку, разувайся, а я пока отвечу на звонок и поставлю чайник.

Вайолет и моргнуть не успела, как Кейт уже скрылась на кухне. Деловой тон ее голоса доносящийся до ушей обрывками речи лишь уверил Вай в том, что шутить или отвлекать – не время. Она пришла не для того, чтобы ее выперли спустя пару минут, потому послушно выполнила все, о чем просили.

Тихонько проследовав по привычному пути к заветной комнате-где-готовится-еда, девушка оперлась плечом о дверной проем, наблюдая за Кирамман, отстраненно поддакивающей кому-то. Ее сложно было назвать увлеченной – Кейт то и дело засматривалась в окно, за горизонт. Не то чтобы Вайолет против – она могла любоваться профилем Кейтлин до бесконечности и дальше; гравировать на сердце и вбивать в память, как новую, смысловую татуировку. Вай пускает негромкий смешок. Ей думается, что она бы точно нашла путь вколоть иглу с прожженой краской в подкорку мозга, чтобы оставить и там приторно-сладкий след их отношений.

Мысли – ну точно уж – варенье: сахарные, неспешно стекающие на язык, не решаясь приобрести звук; пузырятся, соприкасаясь с воздухом; липнут к стенкам пищевода, стеклом кристальным застывая.

Кирамман краем глаза замечает расслабленную фигуру сбоку, осекается при ответе на сухой вопрос, искаженного динамиком телефона, мужского голоса. Последнее, что Кейтлин слышит перед тем, как окончательно потерять нить разговора – что-то о страховке ее машины. Которой, в общем-то, не существовало как таковой.

У Кейт, вместо серого вещества, в черепе – сплошное месиво из мыслей, копошащихся в самых укромных закоулках; идей, треснутыми лампочками лежащих на отдельных полках рассудка. Она с трудом понимает, о чем ей толкуют на другом конце провода, всем своим естеством находясь где-то около Вай. Прямолинейной, обольстительно-пылкой, трепетно-обходительной Вайолет.

Как и следовало ожидать, после длительных секунд молчания телефон издает гудки – хладнокровие мошенника закончилось. Кейтлин отстраняет экран от уха, поднимает задумчивый взгляд на лохматую девушку. На серой – темнее, чем тучи за окном – футболке виднелись мокрые вкрапления. Черные, растянутые в коленях, спортивки облегали в районе бедер, оставляя пространство для Кейт и ее фантазии.