Глава IV: Внутренний свет укажет дорогу (1/2)

Если ты в полной темноте, нужно просто сидеть спокойно, пока твои глаза не привыкнут к этой темноте.

Харуки Мураками</p>

Нет, это… сложно было назвать домом или поместьем — самый настоящий старинный замок-крепость. Но ни одной прямой линии, большое керамическое панно с изображением античных руин; разнообразие материалов отделки фасада (камень, плитка, штукатурка); барельеф с изображением льва у входа; химера над арочным окном; совы в основании угловых колонн; лепнина в виде цветочных и растительных орнаментов и орлов, везде изображения Ирисов, то цветущие, то увядщие; всевозможные формы оконных проёмов; ассиметрия. Слишком много пространства внутри, большие залы. Легко затеряться.

Благо, Дамблдор оставался с ней и это немного успокаивало. Он сам им всё объяснит, ей останется только лишь сидеть и тихо пить сладковатый чёрный чай, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Куда уж больше.

К удивлению Гермионы, миссис Рейзендер пересекла огромный зал, по всей видимости, столовую с громадным столом, готовым поместить по меньшей мере тридцать человек, женщина прошла мимо и зашла в другую комнату. Дамблдора это не смутило, потому девушка решила довериться своему наставнику. Мистера Самюэля это, видимо, встревожило:

— Джен?..

— Я не собираюсь завтракать за этой могильной плитой, Сэм. — бросила женщина через спину, а затем обернулась и обратилась к гостям. — распологайтесь, мы пообедаем за другим столиком.

Они находились в просторной кухне, отделанной в черно-белых тонах, посреди — широкая стойка. Ни одного пятнышка, даже пылинки, словно здесь и вовсе не готовят. Будто всё пространство вокруг, весь этот дом, всё это — замерло во времени, покрылось воском, чтобы сохранить первозданный вид. Неживое. Наконец-то она смогла подобрать к этому слово. Всё это было неживым, неправильным. Как они тут живут? Как она сама здесь будет жить? Будет ли? Ответ напрашивался сам собой. Сократить общение до минимума, постараться максимально не тревожить их, раз ей что и остаётся, так это жить в этом времени. Поместье большое, пересекаться они не будут. Она не доставит им неудобств, будет примерной ученицей, засунет своё всезнайство подальше, её не должны замечать. Сейчас многие семьи, что магглокровные, что чистокровные, страдают от развернувшихся войн, бегут, кто куда. Помимо неё ещё будут другие студенты, с других стран. Она не вызовет подозрений. Станет одной из многих, не более. А как быть с Риддлом, об этом… об этом она подумает потом.

Но вот, ещё одно удивление дня: чай на стол подаёт сама миссис Рейзендер. Ставит железный чайник на плиту, рукав расшитого платья задирается и обнажает запястье женщины, открывая всяким зрителям белую полоску — шрам. Женщина не замечает, ждет, пока закипит чайник, расставляет фарфоровые кружки с цветочным орнаментом; всё это без магии, хотя, она, конечно, не могла бы ею воспользоваться. Но, насколько девушка знала, в чистокровных семьях всю работу выполняли эльфы, тем более — принять гостей и заварить им чай. Их фактическое рабство не устраивало Гермиону, она даже иногда думала, как облегчить положение бедных существ, ведь с ними так обращаются… но, видимо, не в этой семье. Возможно, всё не так плохо, и они даже найдут общий язык?

— Так что, Альбус, как ты это объяснишь? — наконец все собрались за небольшим обеденным столом и первой начала женщина, явно недовольная сложившейся ситуацией.

— Я понимаю, Джейн, это нелегко принять, но… — профессор не успел договорить, как его перебили.

— Не легко принять? Не легко принять! Ты опять бесцеремонно врываешься в нашу жизнь и несёшь что-то про спасшегося ребёнка. Ты думал, я поверю в эту чушь?! Ты думал…

— Джени, успокойся, дорогая, тут же девочка рядом… — мистер Рейзендер попытался вклиниться, но был остановлен своей супругой.

— Нет, Сэм, нет, ты не понимаешь! Пусть знает, — женщина обратилась к Гермионе. — А я тебе сейчас расскажу, дорогая! Когда твоя мать пропала, то это стало неприятным сюрпризом не только для тебя, но и для всей Магической Британии в целом, как же, подружка двух величайших волшебников, Альбуса и Геллерта, их соратница — внезапно исчезла! Я же всегда знала, что их «дружба» не доведёт её до добра. Как в воду глядела. Моя версия, если ты хочешь знать, девочка, это то, что один из них, и это был скорее всего похотливая скотина Альбус, — женщина с ненавистью посмотрела на спокойное лицо волшебника и всё продолжала. — обрюхатил мою сестру, а она попыталась уберечь своё невинное и скорее всего единственное дитя. Родовая магия в нашей семье, чтобы ты знала, передается не каждому и с большим трудом. Была бы жива наша мать, пищала бы от восторга — есть наследник великому дару! Чтоб его. Этот «дар» отнял у меня сестру. А ты — в сторону Гермионы тыкнули пальцем. — всего лишь глупое, неразумное дитя, свалившееся почему-то мне на голову на старости лет. Так как же ты объяснишь невероятное спасение ребёнка, а, Альбус? Она бежала от вас, бежала, потому что в итоге, как я ей и говорила, — вы оказались монстрами. Чёртовыми тварями. И она умерла тогда. Она…

Под последнее предложение голос её сорвался на крик, в уголках глаз серебрились слёзы-жемчужинки, так что женщина отвернулась, шумно вдыхая и выдыхая воздух. Все её слова были пропитаны желчью, ненавистью и болью. Особенно болью. Наверняка она каждый день, на протяжении стольких лет жила с этим каждодневным разъедающим душу чувством. Гермиона даже представить не могла, что испытывала миссис Рейзендер все эти долгие годы. Её вдруг стало неожиданно жаль, а все гневные слова, её недовольство, её неверие — обоснованы и понятны сердцу Гермионы, насколько могло понять сердце пятнадцатилетней девочки. Не понять, так посочувствовать точно.

— Я понимаю вас, Миссис Рейзендер, я тоже потеряла близкого человека. — Гермиона опередила Дамблдора и решила высказаться, как-то поддержать. — так получилось, что я попала сюда, случайно или нет, это не имеет значения… И я не рассчитываю, что вы примете меня, или полюбите, я этого не прошу, так как сама узнала о вашем существовании несколько дней назад. Потому, если вы хотите, то я уйду и придумаю что-то, я…

— Я хочу проверку, — миссис Рейзендер наконец повернула голову, но смотреть на Гермиону не решалась, скорее вцепилась в кружку, как за спасательный круг, чтобы не потонуть в этом безумном дне. — проверку рода в этом вашем Гринготсе, и, что первоочерёдно, проверку девчонки в Поместье..

От взгляда Альбуса наверняка не укрылось, с каким недоверием посмотрел супруг на свою жену, явно обеспокоенный предложением.

— Это может убить…

— Не убьёт, если она действительно является Рейзендер. — прошипела женщина.

— Джейн, могу ли я узнать, что за проверка, которая может убить мою ученицу? — до того молчавший профессор наконец подал голос, пытаясь уберечь Гермиону от опасности.

— Не можешь. Семейные тайны. — она встала и подошла к девушке, хватая её за руку, и прежде чем Дамблдор смог что-то сделать, произнесла. — в подземелья.

Их обволакивала темнота и запах сырости, вперемешку с плесенью: — Н-но, как… вы же…

— Сквиб? — её не было видно, но женщина явно усмехнулась. — Езус! А кто сказал, что перенесла нас я? Рокки, свет, пожалуйста.

Яркая вспышка осветила узкий проход, Гермиона на секунду зажмурилась, привыкая, а затем оглядела помещение, в котором оказалась. Позади — дубовая и наверняка закрытая дверь, каменные стены по бокам, от которых веет холодом, и больше ничего, кроме сгущающейся темноты впереди, что не освещается эльфийским светом.

— Мы находимся в подземельях нашего родового Поместья, эти проходы — артерии, которые ведут к самому центру, сердцу замка. Найдёшь к нему путь и замок тебя примет — хорошо. Если нет — тебе же хуже. Можешь приступать.

— Что? Постойте! Подождите! — не обращая внимания на крики, миссис Рейзендер аппарировала вместе с эльфом, подальше от этого места. — Нет-нет-не-ет… чёрт! Чёрт!

***</p>

— Люмокс, чёрт, давай же. Люмокс. — несложный пас палочкой, заклинание. Ничего. Заклинание первокурсника. — Люмокс! Люмокс Максима!

На секунду загорелся тусклый огонек и тут же погас. Гермиона почувствовала, как вытянуло силы из неё простое заклинание света. Что за чертовщина тут происходит?

Ладно. Значит, обойдёмся без света.

Темнота окутывала, обволакивала, убаюкивала, гладя по голове прохладным ветром подземелий, ещё чуть-чуть и залезет внутрь, растекаясь по венам, и тогда она сама станет темнотой. Со временем глаза привыкли и можно было уже различать эту темень: бархатная и шершавая темнота камня, игривый тёмный ветер, и чернота пустоты впереди. Казалось, там ничего нет, но Гермиона упорно и аккуратно продвигалась вперёд, придерживаясь рукой за шероховатый камень, который приятно леденил руку. Не может же лабиринт быть бесконечным, верно? Значит, начать нужно с самого входа. Повернуть налево два раза, потом направо, и сейчас идти вперёд, конечно же, до самого тупика.

Вернуться к началу. Теперь она попробует поворот налево, направо, прямо, и-и — тупик. Сначала. Поворот направо, направо вперёд, налево, и она выходит прямо к дубовой двери. Что ж, значит, начнём сначала. Вперёд, пропустить поворот, вперёд, вперёд, поворот, сначала.

С каждым новым началом в голове вырисовывалась карта подземных ходов, но в следующий раз — всё что могло пойти не по плану, по нему и не шло. Больше не было поворотов ни в лево, ни в правую часть. Непонимание и злость окутывали не хуже темноты вокруг. Гермиона выругалась вслух и стала обшаривать стену на наличие хотя бы чего-нибудь. Не могло же всё просто исчезнуть? Испариться? Только что она ходила по каким-то запутанным ходам, а теперь не было и этого.

Изо рта вырвался глухой крик, руки обожгло от удара об стену, потом ещё один, и ещё. До ссадин на ладонях. Значило ли всё это, что замок её не принял? Наверное, значило. Значило ли это, что здесь всё и закончится? Наверняка нет, она что-нибудь придумает. Обязательно придумает, но это позже. Сейчас стоило бы подумать, как ей выбраться.

Гермиона опустилась на холодный камень и опёрлась спиной на стену, прикрыла глаза, пытаясь немного успокоиться и подумать. Как там её учили родители, вдох-выдох?

Вдох.

Выдох.

Вдох…

Не помогало. В этой тишине можно легко слышать, как бьётся собственное сердце, неспокойно. Пульс повышен.

Тук-тук-тук.

Чёрт, она всё обшарила, каждый камень, чтобы теперь выросла… стена? Злость растекалась по венам, выжигая внутренности. Не могло это всё так закончиться и не закончится.

Выдох.

Вдох.

Тук. Тук-тук-тук. Тук. Тук-тук-тук. Тук.

Сердце то бешено заходилось в лихорадке, то одновременно замедлялось, будто работало на два фронта. Одно — разозленное, другое — принявшее столетнее спокойствие.

Гермиона напрягла слух, отстранившись от стены.

Тук. Тук. Тук.

Это явно стучала не её отравленное злостью на весь мир сердечная мышца. Нет. Размеренный стук, единожды в секунду. Ну конечно, конечно, плюс пять очков Гриффиндору за сообразительность. Конечно она облазила каждый сантиметр неудавшегося лабиринта, но решила забить про дракклову дверь. Почему она вообще решила, что та закрыта? Что она ведёт наверх? Может, потому что это единственный вход? Выход? Что там?

Гермиона быстро преодолела короткое расстояние до входа и схватилась за ручку, секундное замешательство, прежде чем открыть дверь, и вот, после долгого нахождения в темноте, глаза долго привыкают к свету: яркие вспышки не покидают, отпечатываются на обратной стороне век, если зажмуриться, то можно видеть меняющиеся образы.

Тук. Тук. Тук.