эпилог (2/2)

Дома Горшенёв безуспешно ищет глазами зеркало. Андрей его вынес и смёл осколки в кучу, оставив рядом с ними совок. Только глупое стекло и объективы камер показывали, что Михе уже не двадцать, в глазах фанатов и в глазах Андрея он всё такой же безбашенный панк. Вечно молодой и вечно пьяный.

Он открывает форточку, тянется за пепельницей и жуёт фильтр, пока ищет в карманах зажигалку.

— Мне тоже дай, — Андрюха протягивает раскрытую ладонь.

— Ты ж не куришь.

— Да захотелось что-то.

Миха понимающе кивнул, доставая вторую сигарету, протянул её Князеву.

— Мих, мне любопытно стало, — интригует его Андрей. — А тебе хоть немного помогло, что мы взяли и сошлись тогда? Или тебе так же хуёво и ни к чему оно было всё?

Мелкие морщины на лице Горшенёва разглаживаются, когда он тянет лицо, показывая чудеса человеческой мимики. В редких случаях Андрей заражался мишкиным безумием и мог сказать, что всё, в общем, бессмысленно и жизнь, на самом деле, полна говна. В такие моменты Горшок малодушно радовался, что он может попробовать отравить его пустотой, познакомить со всеми своими чертями и утащить на самое дно, чтобы нырнуть в кроличью нору, держась с Князевым за руки, но Горшенёв так не делал. Удивляясь самому себе, он уже сам начинал искать в жизни что-то светлое, расписывая это Андрею.

— Дурак, что ли? Я бы без тебя, блять, вообще!.. Так сильно я… понимаешь, да? — Миха прикладывает ладонь к груди, сжимая в кулаке ткань зелёной футболки.

— Не мни её, Мих, завтра гладить опять придётся.

В этой простой фразе всё то, что люди ищут годами, заключая и расторгая браки, ложась друг с другом в постель и провожая в последний путь.

— Покурим лучше, — Князь примеряет на лицо улыбку и легко толкает Горшенёва локтём.

Этой ночью он закурит рядом, и вся терзающая голову херня растает, как горький дым.