11. «Не отходи от меня». R (за насилие), ангст, hurt/comfort. (2/2)

— Это Тверь все, яктылык’э мой!

— Рот закрой! Монгольская подстилка! Прошмандовка мелкая, косы бы тебе, сучке, вырвать!

Как ее тогда Василиса не назвала только, Святогор потом добавил. Мария с каждым словом согласна была в душе где-то, но виду не подала ничем. Нет, рядом с ханом стояла. Потом, на издевательства глядя, смеялась.

Хотела плакать, но громко смеялась.

— Хан был рад. И давал ярлык, иногда еще денег. И Москва росла.

Медленно, по кусочкам, каждый удел чего-то да стоил. Серебра или битвы, но просто так ничего не бывало. С каким трудом один Владимир владением московским сделали, притчи писать можно.

Москва росла. И княжество ее тоже росло.

— А Русь объединялась. Неохотно, честно сказать, особенно вокруг Москвы-то. Кто под властью двуличной малолетки хочет оказаться, курам на смех. Но я, знаешь, их не привыкла спрашивать. Земель скупала сколько можно, иные завоевать могла, какие потом расспросы. Неправильно, скажешь, жестко слишком. Прав будешь, но иначе как?

Потому что спросишь, бед не оберешься. Одним так, другим эдак, а третьи в Литву хотят. Разбери их еще, что бы вот понимали. Мария немногим понимала больше, но знала точно: если единой Руси не будет, так под татарами и останутся. А это хуже намного, чем какого угодно русского города власть.

— В Орде, к тому же, в то время смута была, Сарай-Берке занят был. Сам Бог свободу дал действовать. Много земель мы прибрать к Москве успели, Куликовскую битву выиграли, дань уменьшили. Как татары разобрались, кого на ханство, уже назад не осталось пути.

— В каком смысле?..

— Либо Москва — столица, либо хана Сарай-Берке невеста.

Об этом он, правда, вслух не заговаривал. Но столько раз со своим отрядом ради Москвы на Русь ходил, столько раз к себе зазывал, что никак не угадать нельзя. Попробуй не догадайся тут, когда чуть ли сватов не засылают. Есугея ни вера, ни что еще не волновало. Твердо знал, отдадут без колебаний, да с приданым еще вдогонку.

А Саша за спиной, кажется, перекрестился трижды. Немудрено.

— Еще и невеста, Господи!..

— Была бы, — выдохнув. — Если б в живых хана оставила.

— Что?!

— Тихо ты… Что услышал.

Лучше бы ему и не слышать. Никому во всей империи лучше такого не слышать. Что их столица бывшая, которую без того всеми на свете хулами крыли, грех такой взяла на душу. Мало предательств, мало с Есугеем водиться, мало земли скупать да завоевывать — уже этого до смерти не отмолишь. Теперь убийство вот… кровавое. Страшное.

— Выхода не оставалось, в Орде брожения начались как раз. Она на одном Сарай-Берке стояла. Убрать его, и сломить втрое проще будет их. В честном бою мы б долго стояли еще, выгода была всем. А хан никого ближе, чем меня, не подпускал.

— А правда ль, что молва сказывает? Дескать, ты, кыйммәтле, власть на Руси берешь?

— Если беру, так для тебя одного, Сарай-Берке хан! Московия вся Орде отдана, поклянусь на крови тебе!

— Мерзки клятвы твои мне. Хотя, коли так, хорошо, яхшы… иди, Москва-чибәр, к Есугей-хану, порадуй.

Он даже не целовал — лизался. Скользко, мокро, напористо до жути. То единственный раз был, когда Мария сама полезла первой. Тошнотворно донельзя, дряни такой не пожелать врагу — но полезла. Радостно.

— Уединиться несложно было. Сложней так подобраться, чтоб не заметил.

А как незаметнее всего?..

А на его же руках, под его силой полностью. У него контроль над вся и всем. Но — вот опять — не над всем и не всеми.

— От меня зависела Русь. Сарай-Берке скотина был редкостная, даже жалеть его не за что. Все на нем сходилось, и не дай Бог, что мне б не удалось. Живой бы не осталась, не дали бы шанса. Выбора не было, а он был и не нужен.

Казалось, едино все — Есугею смерть, смерть непримиримая. Не избежит ее, хоть каким будет осторожно-мнительным. А не выйдет убить, не останется Руси больше, татары сильны все еще. Все разорят и сожгут.

Но убивать… убивать не в битве, в одиночку. Один на один с жертвой, хоть жертва сильнее тебя раз в десять. И защититься нечем, если не получится, будет.

— Убивать страшно, Саш, — голос на всхлип срывается. — Я все на свете бы за то, чтоб он сдох, отдала… но моими руками…

Она полоснула по горлу. Есугей рухнул, заорать даже не смог. Рухнул — и пальцами кровавыми вцепился в шею.

— Хогийн сав!.. Шлюшка… покажу тебе!

— Я думала, придушит, вместе с ним умру. За минуту, наверное, отпустил, но она вечностью казалась. А кровь… крови было море.

Кровь пахла железом, грехом и смертью. Неотвратимой, бесславной смертью. Молиться за упокой незачем было, этот не упокоится. Этот во сне будет являться, одним видом напоминая: нечистые руки белыми не станут. Не смоется, не забудется, не сбежишь от этого. Сколько веков ни пройдет, так ты собой и останешься.

Жалкой девчонкой, рыдающей возле трупа. От страха.

— Я убивать не хотела. Не сама… Но иначе…

Рукава уже от слез насквозь мокрые, только щеки натирают зазря. Не повернуться за платком, нельзя. Достоинство, столичное достоинство. Нельзя слабость показывать, слабее, чем есть пред всеми выглядеть.

…или не перед кем уже?

Мария прислушивается зачем-то, о подоконник руками оперевшись. Тишина. Каждый шорох слышно, но не дыхание, не звуки шагов. Ничего, что бы говорило… Ушел? Ушел, и слава Богу!..

Две слезинки катятся по щекам. Ушел, так ушел, нечего было. Деликатно решил не дослушивать, понял, что справиться сложно с этим. Что не выдержит, ошибся, не повторится больше. Ну, что — счастливее столица юная будет, поздравить осталось! Удержался, не дал воли чувствам, хвалить тут можно. Нельзя, Саша, с кем попало связываться, учти уж на будущее…

Шаг назад — и Мария врезается в его грудь.

Не ушел, здесь. Подошел вплотную и стоит, затаив дыхание. Выдохнув шумно, обнимает за плечи.

— Саша?..

— Повернись ко мне.

— Что ты…

Саша не медлит — едва развернуться дав, к груди прижать пытается. И встречает толчок ладонями. Слабый, но явный, решительный. Отказ, отворот, как хочешь, зови. Не приближайся, можно отказаться же еще.

— Уходи, — тихим, сорванным в слезах голосом. — Иди, я не скажу никому.

Иди, живи счастливым. Страной правь так, как думаешь нужным. Найди девушку под стать, женись, сыграй свадьбу. Не ломай себе жизнь одним чувством.

— Не уйду, — хриплым шепотом. — В мыслях не было.

— Саша, пока не поздно…

— Уже давно поздно, — без возражений. — Уже столетие точно, как поздно, и я ни секунды не жалел о том.

— Не связывайся. Не надо, правда. Зачем тебе ничтожество, я же бессильная, слабая…

Договорить не дав, Саша прижимает сильнее. Ладонями за плечи приходится схватиться, чтоб удобнее. Он своей рукой вновь прохладной по мокрой щеке водит, стирает остатки слез.

— Никогда не говори так, — в лицо ей смотрит. — Я тебя прошу, никогда больше.

— Почему?

— Потому что это от и до — ложь.

Что?..

— Я никого сильней тебя не знаю. Твои слова подтверждают только мне. Слабый не принесет ради страны себя в жертву. Мария, ты сама не видишь, сколько в тебе силы. Сколько достоинства, сколько причин любить. Но мне достаточно и того, что есть ты в этом мире, разве больше нужно? Разве могу не принять, что все еще никого нет тебя лучше?

Слез удержать близко не получается, ручьями льются на ткань корсета. Глаза пеленой застилает, но взгляда Мария не сводит. Саша как никогда серьезен, нельзя не слушать.

— Называй меня как хочешь. Делай со мной что хочешь. Ругай, упрекай, говори, что я с тобой все несчастья мира соберу. А я тебе скажу, что счастлив без тебя не буду.

Достает из кармана, наконец, платок. Шелковый, вышитый, мягкий платок. Сам промакивает щеки и обнимает, как хотел, даже крепче. Рукой накрывает затылок, другой плечи обхватывает — чтобы тепло. Чтобы не страшно. Чтобы всегда-всегда…

— Никому не позволю больше тебя тронуть. Никаких жертв больше не нужно приносить. Я защищать буду. Всегда буду рядом, никуда не исчезну. Не бойся ничего со мной.

«Даже плакать не бойся. Никогда».

***

Примечания, которые не влезли в поле ниже:

Город Есугея — Сарай-Берке (Новый Сарай), осн. в 1260 г. ханом Берке, братом Батыя, завоевателя Руси. Он не сразу стал столицей Золотой Орды, приобрел этот статус только при хане Узбеке (ок. 1320–1330 г.). Но то, что Есугей столицей не был, не мешало ему участвовать в военных походах.

Однако в самом начале речь идет о событиях 1238 г., когда Батый во время похода на Русь захватил Москву за пять дней. Технически на тот момент Сарай-Берке еще не было, его основали в 1260 г.. Но не было и Золотой Орды как таковой, Улус Джучи еще был частью Монгольской империи, самостоятельное государство только формировалось. Поэтому в том числе я позволила себе художественную вольность в виде привязки Есугея к конкретному городу.

Ордынцы, бывшие с Батыем в походе 1238 г. — не монголо-татары, а только монголы. Это был один из первых походов, они еще не успели в полной мере захватить земли древних татар и смешаться с ними, переняв позже их язык и часть культуры. Переняли монголы т. н. праязык татар, который только потом перерос в старотатарский. Поэтому Есугей преимущественно говорит на смеси русского с монгольским, в более поздний период — с татарским.

Тем не менее, русские ордынцев все равно идентифицировали как татар, в летописях редки упоминания монголов. Поэтому Мария называет их только так.

Есугей — изначально имя отца Чингисхана, прадеда ханов Батыя и Берке. А «баатар» — его т. н. прозвище, означало что-то сродни «витязь, богатырь». Сам Есугей так себя назвал в честь великого хана или правнуки отдали честь прадеду — история умалчивает.

Хан Сарай-Берке — титул Есугея, определяющий его статус среди ему подобных (т. е. среди городов). Получило он его тогда, когда стал столицей, но Мария запомнила его ханом и называет так же.

Да, титулы, дающие понимание статуса, используют и в XVIII–XIX в.: так, сама Мария носит титул великой княжны первопрестольной (где «первопрестольная» — почетная приставка), а Саша — титул великого князя Романова. Почему не императора? Потому что такова была политика еще со времен объединения Руси — «один Бог, один князь» (т. е. монарх-самодержец), поэтому и титул его мог носить только один человек. Связано это было как с необходимостью единой власти и армии, так и с православием. А вот монголы, даже не успевшие тогда принять ислам, таких воззрений не имели, и Есугей носит титул хана наравне с правителями.

Смерть Есугея имеет конкретную дату — 1395 год. Тогда хан Тохтамыш решил напасть на земли своего бывшего союзника, хана соседнего улуса Тимура (Тамерлана), который прежде помог ему завоевать власть во время кризиса. Но армия Тимура была сильнее, и в итоге он захватил и разорил Сарай-Берке, почти полностью разрушив город. Его пытались неоднократно возрождать, но сделать этого не вышло по разным причинам.

С того же времени выплата дани Орде остановилась вплоть до 1412 г., но тогда дань уже была меньше и не платилась регулярно. Власть монголов приобретала номинальное значение, Русь все больше преобразовывалась в централизованное государство, а Орда, напротив, начинала медленно распадаться на отдельные ханства. В следующих главах будет раскрыта связь распада Орды и смерти города-столицы.

Предыдущая страница Список Никто