Похороны (1/2)
Холодно.
Это — то единственное, о чём Рекс способен думать сейчас.
Наверное, нужно думать о чём-то совершенно другом: о том, что теперь они с Максом сироты, или, к примеру, о том, что мама больше никогда их не обнимет… но Рекс не может.
Он ничего не замечает, кроме этого холода, проникающего через рукава старенького пальтишка, такого же, как и у Макса. Тело бьёт мелкая дрожь.
Запрокидывает голову, чтобы не смотреть со скучающим видом на крышку гроба — и в глаза лезут белые мухи снега, медленно опадая с небесного потолка прямо к нему на ресницы. Как извёстка у них в однушке.
Хочется приоткрыть рот, высунуть язык, словить одну самым кончиком — но Рекс этого, естественно, не делает. Окружающие могут не так понять.
Решат, что ему плевать на самоубийство матери. Или, наоборот — что он сходит с ума от горя. Оба варианта — ложь.
Рексу всего лишь больно.
Мама бы поняла. Она всё понимала, всегда.
Однажды, мама рассказала им сказочку про мальчика и снежную муху. Почему-то та вспоминалась именно сейчас, когда он стоял у чернеющего края могильной бездны.
Как-то раз один мальчик услышал чудесную, но очень грустную мелодию со стороны балкона. Он вышел туда, в одной пижаме, совершенно не заботясь о том, что может простудиться (зима ведь) — и увидел снегопад, каких ещё не бывало в жизни мальчика.
Снег падал огромными, размашистыми хлопьями. Они кружились в причудливом вальсе, где одна снежинка увлекала за собой другую, и так они всё болтались и болтались из стороны в сторону под дивно-грустную музыку. «Раз-два-три, раз-два-три…»
Среди снежинок затаилась одна нетающая — снежная муха. Вестница многих печалей. Её-то ненароком и вдохнул мальчик.
На секунду снежная муха обожгла ему нутро — а потом он вдруг почувствовал печаль, какую прежде не испытывал. Он всё ждал, что хандра сама пройдёт, но та не собиралась оставлять безымянного мальчика.
«И, что же было дальше?..», — спросил её любопытный Рекс, — «Что стало с мальчиком?..»
«И со снежной мухой», — добавил Макс торопливо.
Мама улыбнулась им, ласково. Ответила:
«Ничего особенного. Они просто жили вместе, и мальчик чувствовал непроходящую тоску, а муха в нём носилась, как сумасшедшая. Рвалась наружу. Поначалу он ещё пытался как-то от неё избавиться, но, в конечном итоге, смирился — и стал жить дальше, как умел. Вот и всё».
Рекс неожиданно понял, что сказка — про маму. Она сама её выдумала: хотела рассказать им о своей печали, но не знала, какими словами это сделать. Чтобы не напугать.
Но что же такое «снежная муха»? Неужели и вправду — снег?..
Из размышлений вытянула рука брата. Она сжалась, так, что больное запястье заныло ещё сильнее. Ногти впились в кожу. Рекс поморщился, но стерпел. Огляделся вокруг, пытаясь понять, что же напугало Макса.
Гроб с телом матери уже опустили на дно ямы. Рекс пропустил этот момент. Кто-то бросил поверх гробовой крышки связку белых хризантем. Настоящих. Живых.
Когда их начали закидывать землёй, мёрзлой, январской, холодной, его даже передёрнуло от отвращения. Неприятно видеть, как нечто столь живое — цветы, — хоронят вместе с покойником. Навсегда лишают света. Это как-то… кощунственно?