(А)пофеоз (2/2)
— Не смей так говорить, Крейг. Никакое ты не чудовище.
— Это все чертовски нечестно. Почему именно я? В школе так много парней симпатичнее. Я хочу верить во все, что здесь написано, но просто не могу.
В карманах кулаки сжимают записки «Твои знания о космосе меня восхищают» и «Ты излучаешь ауру спокойствия, это помогает мне чувствовать себя лучше».
Разве это справедливо?
Крейг воет от отчаяния. Твик гладит его спину.
— Прости, Крейг. Мне не стоило все это писать.
— Это был… ты?
— Я не знал, как подбодрить тебя. Я просто хотел сказать тебе все эти слова, потому что действительно так думаю, а ты вообще последняя задница, как ты смеешь думать о себе так плохо, когда ты такой… такой…
Твик выпускает судорожный клуб пара.
— Я не знал, как еще подступиться к тебе, понимаешь? Видя то, как ты всегда отказываешься от пищи, мне хотелось, чтобы ты почувствовал себя лучше. Так, как всегда заставлял меня себя чувствовать. Мне жаль, если я сделал хуже.
— Ты действительно сделал это для меня? — Твик обреченно кивает. — Тогда ты сделал меня очень счастливым.
Со слабым «гах!» Твик поднимает изумленный взгляд. Лицо Крейга светлеет.
— Я даже и не надеялся, что это мог быть ты.
— Ты дурак, Крейг. Надумываешь себе невесть что. Не веришь, как ты мог кому-то понравиться? Тогда спроси меня, почему ты мне так сильно нравишься, придурок.
Крейг не может совладать с улыбкой. Вдруг разом уходит нужда прикрывать ее рукой — совсем забывает от наплыва чувств. В дыре колышется какой-то слабый червячок, и что-то большое, мясистое и кровавое встрепенулось на долю секунды.
Тогда Крейг спрашивает. А Твик отвечает идеально отточенными, выученными назубок словами.
— Потому что твои глаза загораются каждый раз, когда ты с головой погружаешься в интересную тебе тему. Мы можем говорить о чем угодно, и ты заставляешь меня чувствовать себя хорошо одним своим присутствием. Ты всегда скажешь то, что заставит меня улыбнуться даже в хреновые дни. Я мог бы раскрыть тебе свои чувства, от которых больше не становится стыдно. Как и за нервные тики, которые ты не считаешь уродством. С тобой мне ничего страшно. Ты мой особенный человек, и никогда больше не встречу никого подобного. Вот почему ты мне нравишься.
Крейгу хочется столько всего сказать. Если бы он мог облачить чувства в слова!
— Когда я чувствовал себя паршиво, ты был единственным, кто никогда не оставался в стороне, и я написал все эти вещи потому что тоже не хочу оставаться в стороне.
— Спасибо.
Даже если Крейг не умеет выражать эмоции, в его глазах загораются звезды. Твик всегда это замечает.
Крейг берет Твика за руку — вместо слов, которые обоим так трудно произнести.
Весь оставшийся день с лица Крейга не спадает счастливая улыбка. Теперь уже ничем не скрытая.
Он даже не замечает, как в груди обрывается монотонный вой сквозного ветра.