Вопрос 32 (1/2)
Аэлухель натурально оказывается застигнут врасплох, когда внезапная новость настигает его. Ридраил смотрит спокойно, прямо в глаза, ставит перед фактом и терпеливо ждёт реакцию, в то время как Аэлухель чувствует, что ноги подкашиваются, и было бы весьма неплохо присесть. А ещё лучше — выпить чего покрепче.
«Я жду ребёнка»
Поток хаотичных мыслей тут же наводняет голову, но среди них Аэлухель не находит банального и короткого «как?». Ему стоило бы помнить, что барон — не чистокровный альв, а полукровка; стоило бы помнить, что второй родитель его, породивший ненавистного обеими сторонами сына — трофей, диковинная зверушка, дитя народа, с которым у альвов предвечная вражда. Но самое главное — дверги изолированы и мало познаны, так что кто знает, какие сюрпризы способна преподнести кровь их полукровкам. Судьба, словно издеваясь, решает это проверить на Ридраиле.
Сколько партнёров и близости было за долгую жизнь барона и не счесть вовсе, но если арбалет не стрелял девять раз, то на десятый выстрел будет поразительно точным. Так и случается — и Аэлухель на самом деле рад, что рулетка остановилась именно на нём. Однако это вовсе не отменяет того факта, что он бесконечно растерян.
Дети — обуза и слабость, их не принято заводить и растить в пиратском обществе. Такой могущественной и знаковой фигуре, как Ридраил, и подавно, ведь врагов у барона — что песчинок в пустыне, и каждый из них лишь ждёт подходящий момент для удара, выискивает самое уязвимое место — и тут такой вот подарок! Да и какими они будут родителями, в самом-то деле?..
Но Аэлухель вместо этого делает шаг навстречу и крепко сжимает коренастую фигуру барона в объятиях. В нём нет сомнений — и растерянность сменяется уверенностью. Для возлюбленного любовника он был готов достать звезду с неба, и верность его была непоколебима и сильна. Теперь же, когда Ридраил готовился преподнести ему такой неожиданный и бесценный дар, Аэлухель подавно вылезет из кожи, чтобы защитить его и уберечь.
— Я не могу избавиться от этого плода, — голос Ридраила звучит спокойно и почти буднично, словно они обсуждают морскую погоду, а не его спонтанную беременность. — Я больше альв, чем дверг, и я не знаю, если захочу вмешаться, как поведёт себя моё тело, не расположенное к деторождению так, как женское или тело каменщика, вроде того, что породил меня. Моя наследственность играет со мной злую шутку, и мне придётся отходить срок и по его завершению разрешиться от бремени.
Аэлухель хочет возразить, что он бы и без того был против, чтобы Ридраил избавился от ребёнка. Да, это было так опасно и так некстати, слабое уязвимое место, но он любил патрона так сильно, и новость о рождении их общего наследника при любом раскладе была бы радостным событием. Он хочет сказать всё это, но эмоции переполняют его через край, и всё, что он может, поддаться глупому сентиментальному порыву, встать на колени и обнять плоский живот, прижавшись к нему щекой. Словно верный пёс, он будет бдеть и защищать, и никто не отберёт у него бесценное сокровище.
Его переполняют эмоции и чувства, и Аэлухель не скрывает их. Не отходит от Ридраила ни на шаг, прячась в тенях в исключительной бдительности, готовясь отражать любую опасность, угрожающую ему. А в моменты уединения обнимает его колени, пока барон сидит в своём любимом кресле, и когда живот становится большим и заметным, слушает ребёнка, чувствуя, как лениво Ридраил перебирает рыжие вихры, второй рукой безмятежно поглаживая натянутую кожу.
Это так странно. Так сюрреалистично. Словно всё это происходит не с ними и не в действительности. Но Аэлухель внимательно наблюдает со стороны, посвящая всё своё время Ридраилу, ведь нет сейчас ничего важнее его безопасности и жизни, и пытается представить, что будет в тот момент, когда он впервые возьмёт на руки дитя, что приведёт в этот мир его возлюбленный господин.
Сам Ридраил выглядит спокойным и равнодушным, словно ничего необычного с ним не происходит. Он смирился — едва ли мог противопоставить что-то собственной природе, — а оттого был спокоен и безмятежен. Лишь временами растирал поясницу да придерживал тяжелеющий с каждым днём живот, и только это выдавало, что барону было отнюдь не так легко, как хотелось бы. Напоминало — что-то всё-таки происходит и меняется, и сентиментальная нежность затапливала сердце Аэлухеля каждый раз, как он скользил взглядом по мощной фигуре.
А потом, наконец-то, время пришло, и кроме себя, Аэлухель мог доверить Ридраила лишь одному живому существу, пусть их знакомство сложилось не самым приятным образом.