Вопрос 41 (2/2)

— Оу, — та неловко почесала затылок, обескураженная чужим ответом. — Это, конечно, печально, но разве это повод вот так сходу хоронить себя? — упрямо произнесла она, глядя на вампира блестящим нетрезвым взглядом.

Дуики вздохнул: алкоголь многим развязывал язык и толкал на не всегда уместные задушевные разговоры. Но герцог не собирался обсуждать своё не слишком радостное и простое прошлое, да и к тому же вряд ли бы эта женщина смогла в полной мере понять его. Да, жизнь оборотней длилась достаточно долго, но рано или поздно она прерывалась, в то время как вампирское существование могло тянуться тысячелетиями, если никто со стороны не помогал ему завершиться. Дуики жил уже очень долго и за свою жизнь успел пережить немало потрясений, оставивших глубокие не заживающие следы на его душе. Это были раны без срока давности, причиняющие перманентную боль, с которой ему пришлось смириться и научиться жить дальше так долго, как ему ещё отмерила Судьба.

— Ты подсела ко мне только чтобы обсудить моё прошлое? — терпеливо вопросом на вопрос ответил Дуики. — Может, поговорим о чём-нибудь более приятном?

Лилиана недовольно фыркнула, смерив вампира рядом с собой несколько расфокусированным взглядом. Потянулась за второй кружкой, также легко и стремительно осушая её. Не спешила более нарушать повисшее молчание, и Дуики неопределённо дёрнул плечом. Оборотница молчала, но и не уходила, и вампир незаметно скосил на неё глаза, рассматривая волевой женский профиль.

Лилиана была ещё молода, хотя хватка и авторитет, которые у неё были среди воинов и при дворе, уже были железными и непоколебимыми. Даже в спокойном, расслабленном состоянии она напоминала своевольную лесную дикую кошку, так что вампир ничуть не удивился бы, если её животным действительно была кошка. Вспыльчивый характер женщины просматривался в её движениях и манере речи, в том, как она держала себя — повидав за свою долгую жизнь множество разных личностей, Дуики без труда мог сказать, что вывести Лилиану из себя было достаточно просто. Гордая, упрямая, независимая женщина была прирождённым воином и командиром, так что, очевидно, ничего удивительного в том, что в свои, в общем-то, молодые годы она уже добилась таких высот.

— Знаешь, у меня когда-то была сестра, — нарушив долгое молчание, пробормотала Лилиана, и Дуики мысленно усмехнулся: ну что за несносная женщина.

— Вот как, — он хмыкнул, вновь скосив глаза на оборотницу. — И что с ней стало?

— Она ушла… куда-то, — та поджала губы, пространно поведя рукой по воздуху. — Ничего не сказала, просто исчезла в одну из ночей, представляешь! А ведь она такая бестолковая, даже защитить себя толком не может! — Лилиана с вызовом и обидой посмотрела на Дуики так, словно это он забрал с собой её сестру. — Я пыталась её найти, но бесполезно. Одно радует: она не у пиратских ублюдков. Иначе, клянусь священным ясенем наших предков, я бы вырвала ей сердце собственными когтями! — оборотница в сердцах стукнула себя по ноге.

— Возможно, твоя сестра отправилась в странствие, чтобы стать сильнее и чего-то добиться, — удивляясь, почему он вообще поддерживает этот разговор, ответил Дуики. — Когда-то я поступил также. Ушёл в надежде никогда больше не вернуться, но в итоге всё равно вернулся, потому что моё место там, где я есть. Даже если там меня ничто и никто не держит… — он вздохнул, снова возвращаясь к своему пиву.

— Значит, что-то всё-таки есть, — внимательно всмотревшись в вампира, серьёзно произнесла Лилиана. — Память предков, долг, воспоминания — даже если они причиняют боль, они заставляют тебя идти вперёд. Даже если тех, кого ты любил, больше нет рядом, в память о них ты продолжаешь оставаться собой. И когда тебе кажется, что сил больше нет, а ты устал настолько, что взываешь к смерти, предки взывают к тебе. Ведь на самом деле, самому себе ты никогда не принадлежишь до самого конца — даже в полной тишине своего одиночества.

Прикрыв глаза, Дуики покачал головой. Такова была философия оборотней — личность имела мало значения, ведь каждый оборотень был частью целого — своего рода, перерождением предков и новым предком для последующих поколений. Его честь и доброе имя были важнее всего остального, и Лилиана не сказала по меркам собственного мировоззрения ничего необычного. Однако её слова странным образом откликнулись эхом голоса наставницы, когда-то давно взявшей разбитого и усталого вампира на обучение и даровавшей ему душевное исцеление. Откликнулись эхом собственных переживаний, поднимая ворох старых воспоминаний и лиц, потускневших со временем, но не утративших ни чёткие контуры, ни свою важность.

Дуики мрачно приложился к кружке, допивая своё пиво. После, не говоря ни слова, встал, выпрямляясь во весь рост, и вышел на улицу, почувствовав перед этим удивлённый взгляд на спине и разбившееся об неё недовольное «эй!». На город опустились густые сумерки — почти стемнело, отчего вдоль частокола, который хорошо просматривался через свободное пространство вёлла, загорались огни факелов. Прохладный воздух приятно холодил кожу, и вампир поднял голову вверх, всматриваясь в ультрамариново-синее небо. По-хорошему, неплохо было бы отправиться в путь прямо сейчас, но правила хорошего тона вынуждали вампиров пробыть в столице хотя бы до утра.

Странный спонтанный разговор с Лилианой пробудил целую бездну тяжёлых воспоминаний. Конец третьего тысячелетия и начало четвёртого были непростым этапом его жизни. Все его потери пришлись на это время, и Дуики действительно остался совсем один, разбитый и опустошённый. Все, кого он любил и кем дорожил, оставили его, и свой путь он продолжал в одиночестве. Ночь выдалась тяжёлой из-за захлестнувшей волны ностальгии. Светлейший герцог запирал на семь печатей своего сердца печаль и горькую тоску, стараясь лишний раз не вспоминать и не ворошить прошлое. Но временами оно прорывалось наружу, и он был не в силах остановить бушующий поток. Отдаваясь ему, он вспоминал обо всём и всех, и уходящая горечь оставила по себе окрашенную грустью лёгкость. Было непросто, но чем больше времени проходило, тем менее острой была эта боль — по крайней мере, ему бы хотелось, чтобы так оно и было.