Вопрос 11 (1/2)
Ожидание опускается на плечи тяжёлым шлейфом, окутывая вязкими путами. Ночь отступает медленно, словно не желая отдавать свою власть. Или, быть может, она из последних сил пытается задержаться, чтобы уберечь их? Подарить последние мгновения отдыха и покоя тем, кого горделивые ублюдки пытаются уничтожить за сам факт их существования. Но ночь не может справиться с натиском дня и разорвать бесконечный цикл, а оттого она медленно тлеет, и с каждым прожитым мгновением небо над пустыней становится светлее. На горизонте загорается рассвет, и это последнее солнце, которое они увидят в своей жизни.
— Борьба не была бессмысленна, — консул, не мигая, смотрел на разливающиеся ярким оранжевым светом лучи, окрашивающие край небосвода. — Мы проделали с тобой длинный путь, моя дорогая. Но сегодня пришла пора прощаться, — он перевёл взгляд в сторону и улыбнулся, одарив нежным взглядом печальную дэву рядом с собой. — Я буду убит, и твой господин примет меня в своём чертоге.
Атратин вновь посмотрел вдаль. Да-а, его время, наконец, пришло. Он чувствовал это, знал, что сегодняшнее сражение станет для него последним. И это ожидание не пугало, но вызывало радостное предвкушение. Не то чтобы он мечтал о смерти, но за почти пять с половиной веков от жизни и вправду легко было устать. Впрочем... теперь это в любом случае было неважно.
Они сражались долго. Сдерживали армию живых, как только могли. Эльфы ударили с востока и юга вместе с людьми, и они были готовы. Пустыня и легионы мертвецов, за столетия отдавших ей души, замедляли их марш, хоронили в песках, отчаянно обороняя свой дом. Вражеское войско медленно таяло, и в какой-то момент у немёртвых появилась надежда, что они смогут отбиться. Что всё-таки выстоят и выдержат, и натиск захлебнётся сам в себе. Возможно, так оно и было бы.
Третья эльфийская армия буквально ударила в спину с севера. Наступление, которого никто не ждал. И оборона была прорвана, и мимолётная надежда была растоптана — нет, всё-таки им не выжить в этой борьбе. Им суждено пасть — что ж, в таком случае они сделают это с честью.
Чаррадаш был зажат в тиски с трёх сторон, и началась долгая тяжёлая осада, в которой теперь они, жители города и их консул, играли главные роли. Старые вампиры и личи, прожившие не одну сотню веков — упокоить таких, как они, было задачей не из простых. И тем не менее...
У живых уже был опыт, как бороться с немёртвыми; самих немёртвых же было слишком мало. Медленно, но верно Жизнь брала верх над Смертью, и они продвигались всё дальше вглубь, подходя к городу вплотную. Некроманты же лишь отступали и отступали, пока их наконец-то не прижали к стене окончательно.
Последние бои велись на окраинах города и на его улицах. Ни пустыня, ни могучая магия не смогли удержать чужое стремление. Люди и эльфы, так редко доходящие до согласия, сейчас действовали как единое целое, и пятый из шести городов пал к их ногам. Магия и катапультные снаряды врезаются в стены, камни осыпаются с грохотом, здания рушатся, превращаясь в уродливые руины. По брусчатке текут реки крови, и трупы заваливают улицы. Тела наваливаются друг на друга уродливой кучей, где эльфы и люди, некогда живые и немёртвые, мешаются друг с другом. Их так много, что не пройти, и они лежат под палящим солнцем пустыни в своей страшной братской могиле.
Чаррадаш превращается в разграбленный осквернённый могильник. Вражеское колдовство сметает его подчистую, и даже если немёртвые когда-нибудь вернутся сюда, им придётся на песках начинать всё сначала так же, как и полтысячелетия назад. Но это мелочи — главное, чтобы было кому это делать. Ведь сопротивление сломлено, и жизнь становится триумфатором на костях смерти.
Последние дни тяжелы даже для немёртвых. На них будто сваливается вся тяжесть прожитых веков. Ощущается неподъёмной ношей, могильной плитой, придавливающей к земле. Борьба никогда не была бессмысленна, но даже им свойственно уставать.
Новое сражение зажигается с рассветом. Эльфы и люди идут по трупам собственных собратьев. Пытаются додавить оставшихся защитников города, и Атратин знает, что из его послушников никому не суждено покинуть город живым. Но он продолжает возглавлять оборону и вести в бой тех, кто доверили ему свои жизни.
Последняя линия обороны — около десятка старых личей и вампиров. Могучие колдуны и воины, способные удерживать целые армии — консул среди них первый среди равных. Он стоит уверенно и твёрдо, решительно глядя впереди себя. Пока хватает сил и энергии творит заклинания, сплетая длинными пальцами тонкие нити колдовства. Тёмная магия смерти губительна для живых, и Атратин без жалости смотрит, как чума выкашивает переднюю линию наступающих. Он — старый лич, один из самых старых, и даже магия светлого бога не может удержать его могущество в полной мере. Как жаль, однако, что даже немёртвым всё также свойственно уставать и расходовать энергию до конца.
Вокруг Атратина кипит битва. Кровавая бойня, пляска смерти под акомпанимент криков, хруста костей и грохота падающих камней. С остервенением и ненавистью люди стирают Чаррадаш с лица земли, желая разрушить его весь. Сравнять с землёй все дома и обезглавить всех жителей — именно поэтому даже для показательных казней они не берут пленников, предпочитая подарить им мучительную смерть прямо здесь и сейчас. Они ненавидят их так сильно...
Время и пространство смешиваются в сплошную кашу. Атратин особо не разбирает, где он и что происходит вокруг. Крики, крики, грохот, хруст костей; удушливый запах гнили, болезни, крови и разлагающейся плоти; безжалостно палящее солнце пустыни, словно желающее как можно скорее сжечь всё дотла и прекратить эту агонию. Кровавая безумная оргия войны, растягивающаяся бесконечно долгими часами. Он так устал...
Война утомляла, и за эти месяцы, что они сражались с живыми, Атратин устал больше, чем за пятьсот с лишним лет жизни. Конечно, он всегда знал, что рано или поздно люди решатся на столь отчаянный шаг — в своей ненависти и фанатизме они всегда были слепы. Некроманты никогда не трогали ни их, ни эльфов, спокойно жили на своих территориях, совершенствуя навыки, постигая новые знания, развивая магические умения. Атратин тоже проводил изыскания и поощрял тягу к познаниям у своих послушников.
С Луве они занимались магическими исследованиями; Атратин изучал устройство и функционирование загробного мира. Он жил долгую и относительно спокойную жизнь в своё удовольствие, и время, давно утратив значение, текло быстрой рекой, пролетая совершенно незаметно. Существование никогда не тяготило консула, и он не стремился к окончательной смерти, однако это решение приняли за него. Что ж...
Магический поток иссяк — пришлось взять в руки любимый лук. Старый подарок от давнего друга — послужи-ка мне в последний раз. Недаром же консул был выходцем из семьи лучника, пусть уже почти и не помнил тех дней. Но стрелы его по-прежнему летели всё также в цель — хрупкую жизнь живых оборвать было так легко. Глупцы они, что не ценят им данного!
Когда же стрелы кончаются, Атратин обнажает клинок. Мечу он всегда больше предпочитал магию, но это вовсе не означает, что в его руках оружие перестаёт нести угрозу. Их осталось ещё меньше, чем в самом начале битвы, а значит, за собой он должен увести столько жизней, как если бы плечом к плечу с ним сражалось ещё трое воинов.
Упокоить немёртвого — задача не из простых. Консула окружают со всех сторон, и клинки пронзают его грудь и шею, и живот, но он не чувствует боли, и смерть не приходит к нему. В него впиваются стрелы и огненные снаряды, но он лишь отмахивается от них. Без усталости, не чувствуя боли, сверкая глазами и кружась в боевом танце, консул, словно жнец, срезает колосья чужих жизней. Убить его так сложно, иначе ни люди, ни эльфы не посылали бы на конфедерацию войска, общей численностью превосходящие некромантов впятеро, а то и больше.