Вопрос 19 (1/2)
Шум и гам в переполненной всяким сбродом таверне уже давно не раздражает, а пьянит не хуже гадкой жижи в огромной полуторалитровой деревянной кружке. Амальгама держит её одной рукой, делая большие глотки и выпивая всё содержимое практически залпом, запрокидывая голову, чувствуя, как вонючая брага течёт по подбородку, стекая по шее и теряясь где-то в светлой одежде магини в районе груди.
Собравшиеся вокруг неё завсегдатаи заведения как один скандировали призывы пить до дна, и когда женщина с громким стуком опустила кружку на стол, радостно засвистели и загалдели ещё громче, приставляя вампирессе ещё. Та хищно ухмыльнулась, демонстрируя острые клыки, и её алые глаза горели озорным огнём.
Кто сказал, что вампиры не пьянеют? Амальгама с лёгкостью опровергла этот миф. Да и не только она.
Сидящий напротив неё Дуики, который был едва ли трезвее, громко фыркнул, забирая одну из придвинутых колдунье кружек, жадно прикладываясь к ней и осушая в несколько глотков.
Амальгама впечатлённо хлопает в ладоши, кое-как поднимаясь на заплетающихся ногах, и подходит к Дуики, хватая его за руку и вытягивая с насиженного места. Вампир легко подаётся, с трудом ловя заваливающуюся магиню, и оба, подпирая друг друга, идут в сторону своего первоначального столика.
Амальгама хотела напиться. На её душе было настолько плохо, что всё, чего действительно желала колдунья, — утопить своё горе в алкоголе. Ей было всё равно, сколько на это уйдёт времени, денег и выпивки — всего этого у неё было вполне предостаточно.
Вспоминая времена своих странствий, женщина, прихватив свиток телепортации, переместилась туда, куда было нужно. Трущобы захолустного городишки где-то на задворках Империи встретили магиню обветшалостью, вонью и грязью.
Почти что за десяток столетий здесь мало что изменилось. Как и не изменилась та самая едва живая таверна, залатанная на скорую руку, живущая на одном честном слове, но привычно наполненная всякой швалью.
Внутри всё также яблоку негде упасть, и Амальгама едва находит одинокий столик в самом тёмном углу помещения. За ним сидит какой-то несчастный, рядом стоит почти с десяток кружек, голова устало лежит на руках, лица совершенно не видно, лишь чёрная растрёпанная макушка.
Амальгама садится напротив, мысленно отмечая, что перед ней не краснолюд, нет. Потому что краснолюдский организм банально не выдержал бы такого количества того разведённого дерьма, которым поят здешних завсегдатаев.
Вампиресса беззвучно даёт понять размалёванной официантке чего она хочет, и уже через мгновение перед колдуньей появляется увесистая кружка. Амальгама чуть приближает к ней лицо, и резкий запах ударяет в нос, отчего колдунья морщится — да, кажется, время не властно над этой таверной: не только её внешний вид за последнее тысячелетие никак не изменился, но и брага, которой поят посетителей. Женщина горько усмехается, прикладываясь к жиже и выпивая её за несколько больших глотков: от этой дряни опьянеет не только вампир, но и любая ундина, которые в принципе стойки к любым влияниям алкоголя.
Подобные мысли искренне веселят Амальгаму, и она тут же заказывает повторить. Так продолжается кружки три-четыре, и в себя приходит молчаливый собутыльник. Он медленно поднимает голову, глядя рассеянным взглядом вокруг, и Амальгама разражается громким смехом.
— Кого я точно ожидала увидеть здесь в последнюю очередь, так это тебя, — весело произносит колдунья, делая очередной глоток и кивая официантке, чтобы та обслужила клиента. — Какими судьбами ты тут?