Вопрос 1 (2/2)
Дорога была краткой: белый ворон описал круг в ночном небе и мягко спикировал на белый снег, опустившись. Он выставил лапы, и когти осторожно подхватили льняные пелёнки, в которые был завёрнут брошенный младенец. Ворон опустился на него и посмотрел на застывшего ховгоди умным пронзительным взглядом.
Ульвхедин вздрогнул, резко распахнув глаза. Он сел на постели, чувствуя, как липнет к мокрой от пота груди рубаха. Сердце гулко стучало в груди, и несколько мгновений ховгоди ошеломлённо смотрел впереди себя. А после — резко откинул шкуры, срываясь с места, накидывая тёплую накидку и обувая сапоги, вылетая из комнаты.
— Ховгоди? Что стряслось? — видя сосредоточенного и взволнованного верховного жреца, вопросил у него дежурящий годи, и Ульвхедин бросил на него суровый серьёзный взгляд.
— Ходр послал мне знамение, — пробасил он. — Я должен уйти.
— В ночь? — встревожился послушник, неуверенно бросив взгляд на дверь. — Не боишься ли ты напороться на Дикую Охоту?
— Да будет так, коли это свершится, — коротко ответил ховгоди и скрылся за дверью, выходя во тьму и холод разгулявшейся метели.
Он нахмурился, запахнув плащ, и уверенно двинулся по заснеженным улицам к окраине, выходящей к лесу. Холодный ветер беспощадно хлестал его по лицу и рукам, словно пытался остановить, но Ульвхедин был непреклонен. Начертил перед собой он руну Кауну, и тотчас вспыхнула она ярким рыжим пламенем факела, освещая путь.
Спешил ховгоди: если правильно истолковал он видение, времени у него было немного. Наконец-то показалась тёмная кромка леса, и глухой волчий вой донёсся до ушей жреца. Быть может, то просто были волки, а быть может — верные гончие Скаде, ведущей в призрачный гон весёлых всадников — не ведал о том ховгоди, да и не хотел ведать.
Он бесстрашно вошёл в лес. Как и в своём сне, прошёл недолго, и сквозь завывание ветра уловил слух его затихающий слабый плач. Повёл он головой — и увидел белого ворона, сидящего на тёмном пятнышке, едва просматривающемся на белом снегу. Бросился к нему Ульвхедин, и ворон слетел, громко каркнув. Осторожно стряхивая с промокших пелёнок снег, ховгоди поднял озябшего младенца на руки, рисуя ещё одну Кауну, согревающий огонь, и спрятал его на своей груди, укрыв тёплым плащом. Поднял глаза на севшего на ветку во́рона и поймал его пронзительный умный взгляд. Кивнул коротко, разворачиваясь и спеша вернуться в хёрг, к теплу и лечебным травам, размышляя по пути о том, кто и почему решил нарушить закон и обречь новорожденное дитя на столь жестокую смерть?
Почему Ходр указал Ульвхедину на этого младенца?
Воля богов была непостижима — тем более такого загадочного бога, как Ходр. Великой дерзостью было считать себя способным постичь её — и ховгоди отбросил лишние мысли. Лишь крепче прижимал к себе замёрзшее дитя, спеша вернуться к очагу и теплу.
В хёрг он едва ли не влетел, вновь напугав юного Сверрира. Тот всполошился, вмиг оказавшись подле ховгоди, с тревогой глядя на него, когда он осторожно опустился на лавку у очага, отворачивая плащ и отнимая от себя тихое спящее дитя. Брови годи поползли вверх от изумления, и предвосхищая его вопрос, ховгоди произнёс:
— Ходр явил мне знамение: я увидел это дитя. Господин желал, чтобы я нашёл его и спас — значит, ему угодно, чтобы этот ребёнок рос под его защитой. Принеси мне чистую ткань, юный Сверрир, травы и краску: сколько бы дитя ни пролежало в снегу на морозе, стоит позаботиться о его здоровье, — Сверрир, всё ещё ошарашенный, кивнул и послушно удалился.
Ульвхедин раскрыл пелёнки, вынимая младенца из них. Осторожно провёл ладонью по его темечку и улыбнулся, заглядывая в яркие синие сонные глаза мальчика.
— Тебя будут звать Хравном, дитя, — произнёс он в тот момент, когда в медовом зале показался Сверрир со всем необходимым. — И ворон, что привёл меня к тебе, также будет защищать тебя.