Вопрос 4 (1/2)

Босые ноги легко ступают по каменному полу, длинные белые одеяния тихо шуршат от движений, едва слышное эхо отбивается от светлых стен особняка магов. Такого просторного и большого.

Геде́ону всегда казалось, что этот дом слишком большой для трёх населявших его колдунов; теперь же, когда он остался один, особняк казался просто огромным. И таким пустым. Безжизненным. Холодным.

Одиноким.

Коридоры встречают своего постояльца равнодушной тишиной и провожают таким же равнодушным молчанием. Ни один звук не доносится до ушей колдуна, не слышно больше громогласного голоса мастера, в воздухе не витает странный аромат очередного зелья, ничто не горит и не взрывается. Дом пуст, и кажется, звенит тишиной и молчанием.

Геде́он заходит в свои покои и даже не закрывает за собой дверь — теперь в этом нет никакого смысла. Медленно пересекает комнату, рассеянно глядя куда-то впереди себя, не видя ничего и видя всё. Внутри царит странное умиротворение, граничащее с неким подобием отчаяния; одиночество захлёстывает с головой, и маг знает, что ему не сбежать от него, нигде не укрыться, ведь оно преследует везде, нагоняет, затягивает в свои притворно-мягкие сети, из которых не выбраться.

Тонкие бледные пальцы в осторожной задумчивости проводят по беломраморным резным перилам балкона, глубокие синие глаза устало и меланхолично смотрят не столько вдаль, сколько вглубь самого себя, тонкие бледные губы кривятся в неком подобии усмешки, мысли улетают вдаль вслед за ветром, заигрывающим с длинными прямыми белыми волосами, сердце замирает от ядовито-сладостной неги тоски, а душу ласково лижут волны апатии.

Геде́он замирает на месте, и кажется, время останавливается для него. Маг недвижим, лишь слабо колышутся его одежды, волосы и нити звенящей тишины, окружающей повсюду. Стоять так даже приятно, мысли утекают в неизвестном направлении, их полёт ничто не стесняет, и острая боль одиночества, иглами впивающаяся в сердце, отступает.

Геде́он закрывает глаза, слабо улыбаясь. Иногда побыть наедине очень даже неплохо.

Дни тянутся за днями, утягивают за собой недели, время растекается аморфной массой, и Гедеону кажется, оно совсем отбивается от рук и своего привычного графика. Минуты длятся часами, часы растягиваются на целые годы, и звенящая кристалльная тишина громадного, слишком громадного для одного жителя, особняка больно давит, грозится вовсе раздавить, расплющить, с треском разломать вдруг ставшие такими хрупкими кости.

Пустые коридоры, необжитые комнаты, молчаливая библиотека — все они печальным молчанием обволакивают Геде́она, и мягкие пески одиночества затягивают его всё глубже и глубже, накрывая с головой, отчего магу кажется, что он начинает сходить с ума.

Пустота дома угнетает, навевает уныние и апатичную лень, и Геде́ону даже немного жаль, что в мире не происходит ничего такого, что требовало бы его вмешательства. Ибо сейчас маг отдал бы всё, лишь бы сбежать из этого царства тишины и покоя.

«Иногда мне на полном серьёзе кажется, что я разучился говорить», — ловит себя на мысли Геде́он, и кривая улыбка ложится на губы.

Приглашение Эйладара, старого знакомого и бывшего друга, столь неожиданно и долгожданно и кажется спасительной соломинкой почти утонувшему в собственном унынии магу. Он знает, что сейчас альвийский король не менее одинок чем сам колдун, и одиночество это столь невыносимо, что единственный, кто может понять и помочь — давний почти забытый друг.

Геде́он тихо хмыкает, но всё же отправляется в путь. Знает, что эта попытка побега от тишины пустынного дома и внутренней пустоты закончится безоговорочной капитуляцией, но принимает условия игры, где-то в глубине души надеясь на собственную победу.

Граница бывшей родины встречает его всё таким же зелёным и густым лесом, и невольная ностальгия проскальзывает в сердце. Над деревьями вьётся сизый дым, и знакомый аромат детства кружит голову, вороша припорошенные осенней листвой воспоминания и разбивая сердце.