Часть 5 (2/2)
— Прочь! Я должен попробовать, — магистр попытался откинуть Юй Биня, но тот как приклеился, и не сдвинулся с места.
— Вей Усянь! — генерал впервые назвал своего господина фамильярно и нисколько не раскаялся. Он вдруг поднялся, выпрямившись во весь рост и, сравнявшись с хозяином, теперь уже прямо смотрел ему в глаза: — Ты однажды хотел провести ритуал подношения тела, но душа Хуаньгуан-Цзюня не появилась, а парень, выбранный жертвой, погиб. У несчастного не осталось даже возможности переродиться, ты сжёг его душу. Слышишь? — генерал встряхнул Вей Ина за плечи: — Смотри на меня, не прячь глаза. Этот мальчишка похож на господина Ланя, как две капли воды, а ты сейчас его погубишь. Единственного человека, который может подарить хотя бы образ. Да слушай же!
Вей Ин ничего не ответил, он медленно продолжил своё дело: достал из кармана скомканный талисман, развернул бумажку и аккуратно выложил в центр круга два длинных светлых волоса, добытых с головы Ван Ибо. В этот момент молния прошила небо и, казалось, ударила в гору, сотрясая всё вокруг. Кровавый круг засветился, выпуская по краям языки пламени.
У Юй Биня осталось пару секунд, чтобы прервать ритуал, но он не знал, как это сделать и в отчаянии выкрикнул:
— А если ты ошибся, и в мальчишке душа Лань Ванцзы? Он сейчас исчезнет навсегда! Ты своими руками уничтожишь его, — больше аргументов не было, генерал без сил опустился на каменный пол и закрыл глаза, понимая, что всё кончено.
***</p>
— Вот не задался день с утра. Сначала этот людоед с дьявольской улыбкой, брр, мурашки по спине. Потом историк, капец идиот, бля. Директор отчитал по первое число, сказал, что отчислит, если не исправлюсь. Что им всем надо? Живу, никого не трогаю, — Ван Ибо и Сынён шли домой после занятий и привычно завернули к подъезду Ибо. — Зайдёшь?
Сынён утвердительно кивнул.
— Я тебе говорил, что людоед до усрачки пугает. Вроде бы ничего не делает, а смотрит, и страшно. Да?
— Ага, жуткий чел, но красивый.
— Чего? — Сынён взорвался хохотом. — Не влюбись. Вот это будет номер!
— Заткнись, дебил, — Ибо залепил другу звонкий подзатыльник, и тот замолчал, но ненадолго, через минуту начал, как ни в чём не бывало:
— На директора с историком наплюй, что они могут? Просто давай не опаздывать, и всё наладится.
— Без тебя знаю, умный нашёлся.
Они зашли, Ибо по привычке раскидал кроссовки, Сынён поставил обувь в шкаф и подвинул так, чтобы обе пяточки стояли ровно. Потом вдвоём полвечера валяли дурака, смотрели в двадцатый раз «Человека паука», ели чипсы с колой и играли в любимые гонки, пока не пришли родители Ибо. Мама вежливо напомнила, что уже поздно, и Сынёну пора, а Ибо надо учить уроки. Ребята заговорчески переглянулись, зная наверняка, что никто никаких уроков делать не будет. Чо Сынён всё же нехотя отправился домой, а Ибо закрылся в своей комнате, собираясь прилечь и вздремнуть с учебником истории в руках. Он с разбега плюхнулся на мягкую кровать, в мыслях снова проигрывая прошедший день, но как бы он не пытался избегать людоеда, тот настырно лез в голову, по-прежнему улыбаясь завораживающей улыбкой.
— Какое-то безумие, — прошептал Ибо, надавливая пальцами на глаза. — Чего он мне сдался? Мужик и мужик, много таких, — но подсознание ехидно хихикало:
«Не ври, ты таких никогда не встречал, он особенный, необыкновенно красивый, сексуальный. Хотелось прикоснуться к его лицу, губам, маленькой родинке под губой? Ведь хотелось? Хотелось поцеловать? Или может, чтобы он поцеловал, обнял, дотронулся до волос? Ведь ты помнишь то ощущение, когда он провёл рукой по волосам, то тепло, что разлилось внутри от мимолетного касания…»
— Чушь собачья, слово-то какое — «сексуальный». Вот это я завернул шубу в трусы, — Ибо улыбнулся собственным мыслям. — Ничего мне не хотелось, ещё не хватало мужика целовать, придумал же, — Ибо, полежав пару минут, глупо пялясь в потолок, решил взять для приличия книгу. Но поднявшись, резко почувствовал головокружение и тошноту. Его сильно штормило, всё нутро безжалостно скрутило жгутом и вывернуло содержимое желудка на прикроватный коврик.
— Ма-а, — Ибо ослабевшим голосом хотел позвать маму, но не вышло, какая-то неведомая сила отняла его способность говорить и двигаться. Он сполз на пол, ощущая могильный холод, пробирающий до костей, повеяло сладким запахом трупного разложения, а следом пришло удушье. Пытаясь вздохнуть, Ибо хватал густой воздух ртом, чувствуя металлический привкус, будто пространство заполнилось кровавой жижей. Он задыхался, перед глазами плыли красные пятна, то ярко вспыхивая, то исчезая. Неожиданно вокруг начали расти скалистые стены, они давили со всех сторон, заключая тело в каменный мешок. Ибо не выдержал и потерял сознание.
Где-то далеко, за сотни километров бушевала гроза, её отблески всполохами пронизывали чёрное ночное небо, заставляя торопиться домой запоздавших прохожих. Комнату Ван Ибо освещала настольная лампа, в свете которой он неподвижно лежал мертвенно-бледный с синими губами.
— Сынок! — мама приоткрыла дверь, чтобы позвать его на ужин, но от увиденного паника накрыла её. Плача и тряся Ибо за плечи, она пыталась привести его в чувства, пока отец не прибежал и силой не оттащил её от сына.
— Я вызвал скорую. Не плачь, у него есть пульс, пусть слабый, но есть. Всё будет хорошо, — успокаивал отец обезумевшую от горя маму.
Врачи скорой помощи приехали через десять минут. Ибо положили на носилки, надев кислородную маску и сделав укол адреналина. Молодой доктор подключил его к мобильному аппарату искусственного дыхания и запросил по телефону разрешение на экстренную реанимацию.
Ещё в пути, не доехав до больницы, медицинские приборы реанимобиля зафиксировали клиническую смерть пациента.