Часть 3 (1/2)

Пальцы Юй Биня непроизвольно разжались и выпустили воротник Ван Ибо.

— Ты кто? — генерал нервно заморгал, пытаясь избавиться от наваждения.

— Кто, кто, человек я! А вы, дяденька, ведёте себя не по уговору, босс дал Сынёну месяц и не говорил, что будет преследовать его всё это время, — Ибо начал наступать на Юй Биня, решительно защищая друга. Генерал попятился, но Сынёна не выпустил, потянул его за шиворот за собой, даже не осознавая, что делает. Он не мог оторвать взгляда от лица Ван Ибо, который, опустив уголки губ, метал злые молнии глазами.

— Мама дорогая, — прошептал Юй Бинь, — чур меня чур, сгинь а? Это искажение пространства или другая реальность? — он даже заметно побледнел и совсем не слушал, что говорит Ибо, просто пялился на него, не мигая.

— Сынён, они все там такие ненормальные? Пошли отсюда, — Ван Ибо спокойно отцепил руку генерала от пиджака друга, и они пошли дальше по улице, оставив Юй Биня стоять с открытым ртом на тротуаре.

Генерал долго смотрел ребятам вслед, пытаясь прийти в себя, потом потёр глаза: — Уф, чертовщина какая-то, — он даже забыл, зачем догонял Чо Сынёна, так и не сказал ему, что Вей Ин его простил. Да и эта проблема теперь казалась божьей коровкой на огромном лугу с некошенной травой.

«Сказать или не сказать, вот в чём вопрос», — Юй Бинь шёл к машине, придумывая варианты разговора с Вей Ином о том, что Хуаньгуан Цзюнь учится в выпускном классе одной из школ Пекина. «Бредово звучит. Что делать?», — он завёл машину и поехал в офис за боссом, уверенный больше чем на половину, что Вей Ин добил бутылку коллекционного коньяка Martell стоимостью семь тысяч долларов, который они открывали для иностранного заказчика. — Надо было спрятать, не спрятал — сам виноват. А тот уже нюхнул «медку», теперь точно пока не вылакает, не остановится. И ещё я сейчас с Хуаньгуан Цзюнем на его пьяную голову. Нет, лучше повременю с оглушительной новостью, он и так глушенный. Как там у Шекспира: «Скончаться. Сном забыться. Уснуть… И видеть сны? Вот и ответ». Короче, до завтра подожду, а там видно будет.

Когда Юй Бинь зашёл в кабинет, Вей Ин сидел за рабочим столом, разбирал бумаги. Генерал быстро метнул взгляд к окну. Возле панорамного окна на всю стену был маленький уголок для отдыха, там стояли кожанные удобные кресла и журнальный столик из чёрного стекла, на котором теперь обитал тот самый коньячок Martell и два стакана. Причём стаканы были пустые, а бутылка почти полной, лишь чуть-чуть начатой. Юй Бинь подозрительно прищурился на босса и втянул воздух ноздрями, принюхиваясь. Пахло только приятным парфюмом Вей Ина.

— Я это, картину принёс, — он положил футляр на стол.

— Ты зачем мне её под нос суёшь? Я сказал спалить, — оторвавшись от документов, Вей Ин поднял на заместителя усталые глаза. Юй Бинь стушевался, боясь, что босс прочитает лишнего в его взгляде, засуетился и побежал к окну спасать коньяк, пока ещё было не поздно.

— Стоять! — скомандовал Вей Ин. — На столе ничего не трогать.

— Я хотел прибраться, — схитрил генерал.

Вей Ин улыбнулся:

— Ты кому сказки рассказываешь? — он поднялся, подошёл к журнальному столику и плеснул немного коньяка в стакан. Юй Бинь сморщился, понимая — момент упущен. — Что там с пацаном, жив? Ты сказал ему?

— Эта, босс, тут такое дело…

— Чего мнёшься, в туалет хочешь?

— В общем пятнадцать миллионов всё-таки, — зачем-то напомнил Юй Бинь.

— Что? Не сказал? — Вей Ин нахмурился и одним глотком прикончил оставшийся в стакане коньяк. — Какие пятнадцать миллионов? Ты забыл, что двести лет назад в эту тряпку рыбу на рынке заворачивал?

— Но сейчас…

— Никаких сейчас. Сжечь, значит, сжечь.

— Слушаюсь, господин Вей, — Юй Бинь поклонился, резко схватил бутылку коньяка, потом тубус с картиной и пулей выскочил в коридор, но как только закрыл дверь, что-то тяжёлое ударилось в неё и упало на пол с той стороны.

— Святой Конфуций, — выдохнул Юй Бинь и прижал к груди спасённый коньяк. — Точно не вариант про Хуаньгуан-Цзюня сообщать.

***</p>

— Ты, ты видел, ка-ак он на тебя смотрел? — Сынён вспомнил, что умеет разговаривать, только когда они скрылись за углом здания и пошли по соседней улице. — Вот теперь веришь? Я правду говорил, этот тоже тебя знает. Да? Ведь да? — Сынён забежал вперёд и, пятясь задом, попытался выяснить у друга тайну портрета.

— Что да? Не знаю я этого мужика, первый раз в жизни видел. Но ты прав, странно он себя вёл, — Ибо нахмурился. — Что там за портрет такой? Зараза, хочу на него посмотреть. Иди нормально, не мельтеши передо мной, — он одёрнул Сынёна и заставил идти рядом, а не прыгать спиной вперёд, путаясь под ногами. — План есть, что делать будем? — они свернули к дому Ван Ибо и уже подходили к подъезду.

— Надо узнать, историю портрета. Где этот господин Вей Ин его взял и почему нарисованный чувак с твоим лицом.

— Зайдёшь? — Ибо открыл кодовый замок входной двери и пропустил сразу согласившегося Сынёна внутрь. — Как узнать? — они зашли в квартиру, Ибо снял кроссовки, раскидав их в разные стороны по прихожей, и сунул ноги в тапки. Сынён аккуратно поставил свои к стенке в обувном ящике и привычно достал гостевые тапочки. Ибо задумчиво прошёл на кухню, вынул из холодильника замороженную пиццу и кинул в микроволновку. — У меня есть мысль, — вдруг ухмыльнулся он. Сынён уселся на табурет с ногами и подпёр ладонями подбородок, приготовившись слушать.

Рассказ Ибо выдал сырой и сумбурный, но в нём были зёрна смысла. Ребята оба заметили испуг в глазах заместителя и решили, что на этом можно сыграть. Например, застать врасплох, начать угрожать, сказать, что знают о порочных увлечених его босса, упомянуть о портрете. Попробовать шантажом выманить информацию.

— Идея! — закричал возбуждённый разыгравшейся фантазией Сынён. — Давай скажем, что ты высокотехнологичный биоробот, получивший такую внешность благодаря найденным древним эскизам. У меня знакомый есть, он нарисует твой портрет в ханьфу и с леточкой на лбу, как тот, что в кабинете. А я знаю способ состарить бумагу, от настоящего пергамента пятьсотлетней давности не отличишь. Мы пойдём к людоеду и продадим тебя в аренду за пятнадцать миллионов долларов!

— Ебанулся? Я не согласен, чтобы меня продавали людоеду, — Ибо обиженно надул щёки.

— Дурак, он мне расписку даст, типа претензий не имею, и мы раскроем правду, что ты обычный человек, а обычных людей продавать нельзя. Круто же, да?