глава третья. бармаглот. (2/2)
Это закончилось, кажется, через несколько часов.
Костяная клетка медленно, с хрустом разошлась — Нил не стал оглядываться, чтобы посмотреть, как Королева заново прикрепляет ребра к позвоночнику, — и Бармаглот с разочарованным урчанием убрал крылья — но не то чтобы в этом был толк, ведь окна у кабинета не было, а свет Нил не включил. Урчание перешло в странное курлыкающее мурлыканье; когда Нил наконец смог оторвать ладони от лица, он разглядел маленькую копию огромного чудовища, клубком свернувшегося у его бедра: черная шкурка странно поблескивала, выдавая Бармаглота в темноте. Трясущиеся руки были в крови — теперь настоящей.
Потому что сейчас он не мог позволить себе что-то разбить — пришлось разбивать себя. Мамы больше нет рядом, чтобы она за ним прибрала, пока он будет отходить от панической атаки, вымученно отключившись и погрузившись в вязкие кошмары без сюжета.
Нил утер рот рукавом и почувствовал, что размазал по лицу что-то теплое — смесь слюны и крови. Он прокусил себе ладони. Завтра — уже сегодня? он потерял счет времени — будет сложно тренироваться.
Ладонь сама собой опустилась на худую спину Бармаглота и погладила. Под ранами вместо шерсти ощущались сосновые иглы.
• • •</p>
Той ночью он так и не уснул: только неизвестно в какой момент таки включил свет и обнаружил себя вырисовывающим на каком-то листе, утащенном со стола Ваймака, представшую его глазам ночную картину. Пальцы, сжимающие украденную вместе с листом ручку, сами собой воссоздавали поле, Кевина, цепочку фигурок с кольями, само чудовище, с живым маниакальным блеском в глазах наблюдающего за посланным в стену мячом. Лист и ручка были перепачканы в крови — неудивительно, ведь он не пытался дать ранам зажить и только заново их вскрывал, когда появлялась корочка.
Немного лучше ему стало только примерно к полудню. Нил неожиданно моргнул, просыпаясь от транса, в который его загнал организм после срыва, и сжал в пальцах ручку, почти ломая ее пополам. Заляпанный кровью нарисованный Бармаглот выглядел куда хуже своего живого товарища, продолжающего спать рядом с Нилом.
Нил засунул ручку и рисунок в карман, натянул на ладони рукава кофты и осторожно вышел из кабинета, тут же шмыгнув в соседнюю дверь — медкабинет, альма-матер Эбби. Он соврал, если бы сказал, что не хотел ее обворовывать, поэтому не стал извиняться даже мысленно — перед ней самой и не подумал бы — и быстро потащил все необходимое, следя, чтобы кровь реальная не осталась в качестве доказательств его пребывания здесь. Обработать и замотать раны было делом пяти минут, решить, что окровавленные рукава он спрячет просто и быстро — сунув руки к несчастному листу бумаги, — делом двух секунд. Нил не был готов расстаться с кофтой: снять с себя это своеобразное подобие брони и показать шрамы казалось чем-то за пределами его возможностей, и к горлу при одной только мысли об этом подкатывала вторая волна панической атаки.
Когда он уходил, Бармаглот в своей уменьшенной версии проводил его вплоть до дверей «Лисьей норы», а потом долго смотрел вслед странным взглядом, в котором читались испытываемые самим Нилом страх и тоска. Жалобное урчание чудовища он проигнорировал, развернувшись в сторону дома Ваймака без единой капли сожаления.
Квартирная дверь оказалась не заперта, и из нее доносились возбужденные голоса и звук бьющегося стекла. Нил вздрогнул, сунув руки в карманы глубже, и начал нервно крутить в пальцах ручку, дожидаясь, когда станет чуть безопаснее, чтобы можно было войти. Или хотя бы тише.
Подслушивать он даже не пытался — все равно ни один голос не будет четким, даже если человек встанет вплотную; Нил правда услышит его, но это будет больше похоже на разговор сквозь толщу воды. Один из признаков надвигающейся ломки. Всю ночь Нил продержался на той таблетке, что выпил незадолго до похода на стадион, но сейчас, очевидно, ее действие почти закончилось, а утреннюю он пропустил.
Ему нужны были его таблетки. Любой ценой.
Услышав особо громкий звук, Нил все же осторожно скользнул в квартиру и прислушался, пытаясь понять, где именно происходила бойня. И, на его несчастье, происходила она, кажется, именно в гостиной, где была его сумка. Где были его чертовы таблетки.
Французская речь пробила мутную толщу, и Нил услышал — четко и ясно. Голос Кевина.
— Скажи, что это неправда, — тускло попросил он у кого-то. — Скажи, что он этого не делал.
Спустя пару секунд раздался щелчок — кажется, телефона? — и через одно резкое «жди здесь» в коридоре стало светлее — от черных языков пламени, беспокойно шевелящихся на руках тренера, и ярко горящих глаз-фонарей. Ваймак чуть вздрогнул от неожиданности, завидев его, мотнул головой, призывая молчать — не то чтобы Нил был идиотом, — и скрылся на кухне, чтобы всучить Кевину водку и вернуться в коридор к отступившему за дверь Нилу.
— Я собирался молчать об этом до июня, — произнес он, прикрыв за собой дверь, чтобы Кевин не мог их услышать. — Много успел услышать?
— У Кевина истерика? — с вопросом ответил Нил и крепко стиснул ручку в кармане. — Понятия не имею, почему.
— Команда Эдгара Аллана подала в КРЭ заявку на перевод, и сегодня утром эту заявку одобрили. С первого июня «Вороны» входят в юго-восточный округ.
Нил почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он пошатнулся, но, едва Ваймак дернулся поймать его за локоть, отпрянул настолько, что с силой врезался спиной в противоположную стену.
— Парень? — в голосе тренера колоколами звенело беспокойство. Нил подавил желание блевануть, задрав голову и ударившись затылком. — Ты в порядке?
— В полном, — соврал Нил, пытаясь собрать себя по кусочкам. Мир трескался и разваливался, обнажая уродливый Ад, а тело сильнее прежнего скручивало ломкой.
Ваймак не выглядел убежденным, но лезть не стал.
— Я не хотел говорить тебе этого так скоро, но, видимо, придется.
Дальнейший рассказ о реальных обстоятельствах, при которых Кевин сломал руку, о мафии, о ветвях семьи Морияма, о причинах, по которым произошел переход, Нил пропустил мимо себя. Он одновременно воспринимал и не улавливал информацию, которую ему давал Ваймак; его сознание дрейфовало на остатках самоконтроля, но мир уже превращался в тот самый фантасмагоричный кошмар, после которого его корежило еще несколько дней. Ему. Срочно. Были. Нужны. Таблетки.
— Лучше, наверное, чтобы Кевин тебя сейчас не видел. Могу попросить Эбби за тобой заехать, если хочешь, — осторожно подвел к логическому концу свою лекцию Ваймак, продолжая внимательно следить за реакцией Нила. Которая чем дальше, тем больше напоминала припадок.
— Не стоит, я себя займу, — прохрипел Нил и попросил: — Только, тренер, не могли бы Вы принести мою сумку?
Огни глаз Ваймака стали ярче.
— Это обязательно?
Нил не смог проконтролировать то, как вытащил руки из карманов и привычным жестом вцепился в запястье, с силой скручивая кожу, чтобы привести себя в чувство, — его тело действовало на автомате, успокаивая себя давно привычным способом. Он не успел ответить Ваймаку и сказать, что это просто смертельно важно, как тот заметил его состояние и, нахмурившись, скрылся в квартире. Спустя несколько минут он вернулся и вручил в окровавленные руки Нила сумку, в которую тот вцепился с отчаянием утопающего.
— Ты что-то принимаешь? — прямолинейно спросил Ваймак, не спеша отпускать лямку сумки и совсем отдавать ее Нилу, пока не получит ответ на свой вопрос.
Нил отрицательно мотнул головой и, с трудом ворочая языком, ответил:
— Нет. Честно. Просто хуевые отношения с кошмарами и внезапными новостями.
Скепсис Ваймака чувствовался кожей — Нил знал, что, одернув рукава к локтям, увидит, как на синем расплываются зеленые разводы, — но, тем не менее, лямку он отпустил, не сводя цепкого взгляда с забинтованных ладоней.
— Стер на ночной тренировке, — соврал Нил и развернулся, намереваясь бежатьбежатьбежать, пока легкие ему не откажут. — Когда я могу вернуться?
— В четыре Кевина здесь уже не будет. У Эндрю закончится сеанс с Бетси, и Ники заберет их обоих, — огонь на руках Ваймака разросся и начал биться с тенями, ползущими с края обзора Нила. — Может, тебе тоже к ней зайти? Она хорошо справляется.
— Не стоит. Я сам разберусь, — Нил отмахнулся и быстро сорвался с места, мысленно прокладывая маршрут обратно до стадиона. Даже когда он скрылся с глаз тренера, взгляд того жег ему спину между лопаток.
Нил подавил приступ паники о том, что Ваймак посчитает его психически нестабильным или наркоманом и запретит из-за этого играть — лишит единственного, что давало Нилу силы подниматься с дивана по утрам, — и проглотил таблетку, с трудом протолкнув ее в судорожно сжимающееся горло.
• • •</p>
Переодевшись и запихав окровавленную одежду поглубже в сумку, Нил забился куда-то в угол трибун недалеко от выхода для команды и бездумно чиркал в альбоме той самой стащенной у Ваймака ручкой. Под его все не прекращающими дрожать пальцами рваные линии складывались в картинки: портреты Ваймака, Кевина, Аарона, Ники; свернувшийся клубком Бармаглот (Нил поднял взгляд — огромное черное пятно перьев и торчащих костей) и — целая страница кругами закрашиваемых силуэтов Эндрю, на которой Нил непонятно зачем упорно добивался идеального повторения живого оригинала. Но что-то постоянно ему не нравилось, и он переделывал рисунки с каким-то маниакальным тщанием. Помятый окровавленный лист он засунул между страниц под пристальным взглядом Бармаглота — только после этого чудовище отвернулось и заснуло.
В таком положении Нил просидел куда дольше, чем до четырех часов, и очнулся только тогда, когда начало понемногу темнеть. Страницы вплотную покрывали синие рисунки, порой заходившие друг на друга, перечеркнутые или с силой замалеванные, и, глядя на результаты своего многочасового труда по успокоению разбушевавшегося сознания, Нил впервые за эти несколько недель чувствовал подобие умиротворения. А всего-то и надо было, что дать себе волю и порисовать.
Рисование спасало его не меньше экси, но сейчас из-за Кевина и «Воронов» экси вызывал разве что тошноту.
Нил захлопнул альбом, заложив на той странице, на которой закончил, ручку, запихнул его в сумку и медленно сполз с трибун, заставляя себя переставлять ноги в сторону квартиры Ваймака. Взгляд Бармаглота был таким же обжигающим, как и у тренера; над стадионом вновь сгущалась чернота. На стенах коридоров «Лисьей норы» расплывались кровавые надписи. «БЕГИ», «УМРИ».
«ТИШИНА».