Буря (Джеддит/Адалерт) (2/2)

Мысли путаются, и Джеддиту отчаянно хочется, чтобы господин его принял. Единственное существо, которое он любил, родное и близкое, пусть и такое недосягаемое — но с ним спокойно и безопасно. Однако ему так стыдно, ведь всё это не имеет значения, и мастер… едва ли его интересует душевная боль Джеддита. Ведь он потому дал ему свой плащ и заставил говорить с Сыном Ночи, чтобы её больше не было, не так ли? Чтобы он убрал всю эту слабость, и Джеддит стал нормальным. Удобным средством, работающим ещё более эффективно и не донимающим своими проблемами. А он, глупый человечек, всего лишь хочет, чтобы его пожалели и утешили…

Но в Аду правило выживания простое: либо ты будешь сильным и выживешь, либо тебя, слабака, сметут и даже не заметят. И всем плевать, что ты там чувствуешь.

Стыд, вина, горечь разочарования — наверняка он разочаровал господина. Но вся его жизнь теперь — служение ему, и Джеддит не знает, что делать, если вдруг этого служения не станет. Он должен стараться лучше, отдавая всё и даже больше без малейшего остатка. Остальное имеет мало значения, и когда поток иссякает и слёзы заканчиваются, Джеддит сидит абсолютно опустошённый. Пустым взглядом он смотрит куда-то в одну точку на полу, слабо сжимая одежды господина, даже не замечая этого. Он разбит и унижен ещё больше, чем во время всех сатанинских ритуалов, где он лежал на алтаре, истекающий кровью и медленно умирающий, но никогда не умирающий до конца. И это гораздо хуже смерти.

Возможно, в глубине души ему бы хотелось, чтобы господин его пожалел, обнял, погладил по спине, но, конечно, Джеддит понимает, что и так позволил себе лишнее и недопустимое и даже желать большего с его стороны это наглость. Мастер не должен был видеть его в таком состоянии, Джеддит должен был всё скрыть и пережить бурю в одиночестве, как это делал всегда, пряча недостойное позорное поведение, но… Он глупый слабый человечек — ничего не изменилось с тех пор, как он был беззащитным ребёнком в руках садистов.

Он кивает рассеянно, отстраняется, и немного шатаясь, как зомби, пытается уйти куда-то, запоздало решая сбежать, что-то бормоча под нос, не запоминая и не обращая внимания на вырывающиеся хриплые слова. Какая, в общем-то, разница — он должен сделать всё, чтобы не испортить всё ещё больше. Ведь он явно не в себе, плохо отдаёт себе отчёт в своих действиях, и мозг немного отключается. Ему нужно прийти в себя в одиночестве, хотя как же хочется быть в объятиях господина, всегда спокойных и надёжных — но не стоит испытывать чужое терпение. Он и без того позволил себе слишком много.

Побег обратно в смертный мир кажется вполне естественной реакцией. Спутники, конечно, должно быть, немало удивятся его рассеянности и разбитости, но их мнение волнует Джеддита в самую последнюю очередь. Ему нужно пережить эту бурю, дать напряжению схлынуть, ведь поделиться переживаниями так-то не с кем, а значит, придётся переживать их и проживать с самим собой, даже если теперь он справляется с трудом, но…

Горячая ладонь уверенно, но будто бы мягко ловит его запястье тогда, когда Джеддит пытается уйти. Тянет на себя, и человек вздрагивает, затравленно, напугано и неуверенно глядя в суровое красивое лицо. Адалерт едва ли ожидал, что его попытка помочь Джеддиту обернётся такой реакцией. Он никогда не был эмоционально чутким и всегда слабо понимал, что делать с чужими эмоциями, но если он так важен для этого смертного, а сам смертный давно превратился из исполнительного слуги в фигуру более ценную и значимую, то стоило попытаться, хоть как-нибудь, ответить на чужой порыв и успокоить его. Удовлетворить потребность и показать, что он всё ещё здесь. И слабого смертного человечка он принимает даже в таком унизительном состоянии, не собираясь от него ни отказываться, ни насмехаться над ним. Поэтому он притягивает его к себе обратно и с несвойственной себе аккуратностью прячет в объятиях на своей груди, делясь теплом и крепостью собственного тела.

Глаза Джеддита округляются, и он задыхается. Слёзы новым потоком сметают всё на своём пути, и он вцепляется в мастера сильнее, чем до этого. Всхлипывает с надрывом, прячет лицо на его плече и прижимается ближе, дрожа от внутреннего озноба. Не отпускает, держится с отчаянием, пытаясь хоть как-то взять себя в руки, но эмоций и ощущений так много, что Джеддит в какой-то момент опасается, что его сердце просто не выдержит такого давления. Но постепенно буря затихает, и сквозь тяжёлые вздохи напряжённое тело немного расслабляется. Адалерт неловко поглаживает твёрдые плечи, усаживая Джеддита себе на колени, как ребёнка, и прячет от всего мира за своей спиной. Дарит ощущение защиты и покоя, и медленно поток иссякает вновь, оставляя по себе лишь опустошённость и уязвимость.

— Мне жаль, — после длительного молчания почти беззвучно прохрипел Джеддит, продолжая сжимать одежды господина и пряча лицо на его плече. — Я доставляю столько проблем. Прости меня, я не хотел разочаровывать тебя. Я буду стараться лучше…

— Оставь, — властно потребовал Адалерт, также в ответ продолжая прижимать смертного к себе. — Ты слишком важен для меня, чтобы я игнорировал тебя и то, что происходит с тобой. Если я позволяю тебе проявлять себя, значит, я принимаю тебя.

— Позволь мне остаться с тобой, — выдохнув, попросил Джеддит. — Ещё немного ощутить твою близость — с тобой спокойно и безопасно, я доверяю тебе, даже если не должен этого делать. Но мне больше не на кого положиться, и ты знаешь, что моя жизнь принадлежит тебе.

— Знаю, — мастер более властно и ревниво прижал его к себе ближе, позволяя устроиться на своём плече удобнее. — Именно поэтому я хочу знать всё, что с тобой происходит. Расскажи мне, о чём вы говорили с Сыном Ночи, что тебе теперь так плохо.

Джеддит вздохнул, покорно отвечая. Отрешённый и безэмоциональный, потому что дальше падать некуда, он рассказывает всё, что интересует господина — кто он такой, чтобы что-то от него утаивать. В конце концов, может, оно и к лучшему, что мастер узнал, теперь он сможет решить, что с ним делать дальше — принять или отвергнуть. И Адалерт слушает внимательно, наблюдает и запоминает, и кажется, всё-таки принимает, не спеша отвергать — в конце концов, по-своему, но он тоже успел привязаться к этому смертному, и личное впервые в его долгой жизни пересиливает прагматизм. И он ещё крепче и ближе прижимает к себе Джеддита, чувствуя, как он обвивает руками его шею и доверчиво льнёт к груди, ища опору, поддержку и защиту в его могучей властной фигуре.

В конце концов он засыпает, утомлённый эмоциональным выбросом, и Адалерт позволяет ему проявиться и в этой слабости. Терпеливо принимает чужое доверие и ревниво сберегает его, польщённый таким высоким исключительным вниманием. Поэтому он укладывает хрупкого смертного на постель, опускаясь рядом, и бережёт его сон и покой, позволяя себе, как демону, невиданную роскошь. И получая в ответ бесценное сокровище, которым едва ли много кто может похвастаться в Аду.