Сводник (Тирис/Чатлем) (2/2)
— Белкет! — она громко и решительно окликнула сову, лелея в душе призрачную надежду, что за такое короткое время птица не успела долететь до места назначения. Впрочем, зная Белкета, вероятность этого была до смешного низкой.
Отчаяние и мимолётный ужас мгновенно сменились яростью и гневом. Тирис глухо прорычала, стиснув кулаки — в подобных ситуациях её эмоциональное состояние было крайне нестабильным, и наедине с собой она могла дать ему волю. Потому что насилия над собой — в любом виде — она не терпела едва ли не больше всего.
— Белкет, я призываю тебя! — голос наполнился холодом металла и стал таким же тяжёлым. Тирис ждал очень серьёзный разговор со своим фамильяром.
Сначала она почувствовала его присутствие. Шумно втянув носом воздух, девушка закрыла глаза, представляя перед ними ставший привычным облик совы, и когда до ушей её донеслось хлопанье крыльев, она медленно подняла веки, мгновенно пригвождая парящую перед ней птицу злым взглядом.
Белкет в ответ смотрел своими тёмными умными глазами с вызовом, недовольством и осуждением. Борьба взглядов длилась с минуту, прежде чем Тирис капитулировала. Сжимая и разжимая кулаки, она снова шумно вдохнула, на мгновение прикрыв глаза. Злость всё ещё кипела в её жилах, но огонь медленно затухал: Белкет вернулся к ней без письма, а значит, он действительно успел доставить его по назначению.
— Вот зачем ты это сделал?! — Тирис метнула в него гневный взгляд. — Разве я просила тебя об этом?! — в голосе её звенело натуральное негодование, которое, впрочем, совершенно не впечатлило Белкета.
Он сделал полукруг по комнате и мягко приземлился на стол. Потоптался по дереву, а после повернулся к хозяйке, одарив её невозмутимым взглядом и издав звучное «угу».
«Словами ты об этом не просила, но твоё сердце желало этого. Хоть ты зачем-то пытаешься всеми силами это отрицать»
— О, ну конечно, как я могла забыть, что ты у нас знойный знаток чужих мыслей и чувств! — грубо рыкнула Тирис и всплеснула руками: — Какая, к чёрту, разница, чего хочет моё сердце, если это в итоге приносит одни проблемы?! — губы её скривились в нервной усмешке, и она обхватила себя за плечи, ощущая себя одновременно глупо и уязвимо.
Два начала всё время борются в ней. Рациональный разум снова и снова вбивает в неё понимание, что она не может думать за другое существо и знать, что думает оно само и что чувствует. Он пытается держать в узде ту гору неуверенности и комплексов из травм, полученных в детстве. Тирис действительно прислушивается к нему, — по крайней мере старается — но сознательно ограждает себя от близкого общения, опасаясь того, что неизменно происходит.
Эмоции, искажённые и болезненные, рвутся наружу и разрывают изнутри. Тирис хочет, действительно хочет быть любимой и нужной, хочет любить сама и заботиться о том, кто ей дорог. Но панический страх и растерянность, и незнание, что ей делать и как, тянут на дно словно камень. Лишь однажды, лишь от одного существа она получила одобрение на все свои действия, но это был дядя, заменивший отца. В остальное бессчётное количество раз она всё делала неправильно, а значит, и следующие попытки неизменно закончатся провалом. И снова и снова ощущать эту боль было просто невыносимо.
Лучше было сбежать. Не начинать вообще. Даже не пытаться. В конце концов, она ведь тоже живая, и вновь проходить через все эти мучения было не-вы-но-си-мо.
Тирис судорожно выдохнула, безвольно опустив руки. Злость так же резко ушла, как и пришла, оставляя по себе лишь пустоту.
— Посмотри на меня, Белкет, — невесёлая улыбка появилась на лице Тирис. — Я одинокая, неуверенная в себе девочка, понятия не имеющая, что делать со всеми этими чувствами и эмоциями. Ты правда думаешь, что взрослому мужчине, у которого своя, давно устаканенная жизнь, который больше любит и ценит собственноручно созданные конструкты, захочется возиться со мной? Что я могу дать ему, кроме бесконечности своей боли, неумения взаимодействовать и детских страхов? Зачем я нужна ему, если ему хватает по горло и своих проблем? — она опустилась на край кровати и запустила пальцы в короткие волосы, пряча лицо.
После вновь подняла голову, посмотрев на сидящего напротив фамильяра, прожигающего её внимательным немигающим взглядом, и медленно покачала головой.
— Будет лучше всё закончить сейчас, — тихо произнесла она, глядя с печальной отстранённостью. — Пока я окончательно не испортила о себе впечатление и пока не стало слишком больно.
Белкет уверенно вспорхнул со своего места и опустился на колено Тирис, ткнувшись клювом ей в сгиб локтя, издав глухое «угу».
«Горячий мужчина был встревожен, когда я принёс твоё письмо. Если бы ему было совсем всё равно, он бы не стал беспокоиться тем, что я прилетел внезапно, а письмо было даже не запечатано»
Тирис ничего не ответила на слова фамильяра. Внутри неё была звенящая пустота и тишина. Эмоциональная вспышка оставила по себе лишь усталость и апатию, и отголосок ноющей боли старых ран. Она такая глупая...
Белкет неуютно потоптался на колене хозяйки и снова легко ткнулся клювом в её руку. Он вновь издал негромкое «угу» и подобрался ближе к её животу, словно пытаясь поделиться своим теплом.
«Горячий мужчина улыбается, когда я жду его ответы. Мне неизвестно, о чём он думает, но твои письма его радуют»
Снова угукнув, Белкет потёрся головой о живот Тирис, крепко, но аккуратно чуть ощутимее сомкнув когти на её ноге, оставляя неглубокие царапины.
«Ты не так плоха, как думаешь о себе. Горячий мужчина тоже так думает. Позволь мне вернуться к нему, и ты сама убедишься в этом»
Белкет посмотрел на Тирис снизу-вверх, но та по-прежнему не реагировала на его слова. Лишь тяжело выдохнула, проведя рукой по лицу, и равнодушно махнула ею, глухо ответив фамильяру:
— Делай, что хочешь, — она встала со своего места, вынуждая Белкета отлететь, и скрылась за дверью небольшой уборной, оставляя его одного.
Белкет недовольно угукнул и вылетел в окно. Смертные временами бывали такими упрямыми и сложными, что это поднимало внутри него волну совиного негодования. И тем не менее он всё также продолжал беспокоиться о своей хозяйке, как его и учил Господин, а потому уверенно и ничуть не менее быстро, чем в предыдущий раз, птица неслась по уже давно изученному пути.
Привычно опустившись на внешнюю сторону подоконника, Белкет настойчиво постучал клювом в окно. Открыли ему достаточно быстро, и он по-хозяйски влетел в уже знакомое помещение, опускаясь на излюбленное место на столе. Горячий мужчина проводил его задумчивым взглядом и тихо хмыкнул себе под нос, возвращаясь к своему месту.
— Вернулся за ответом? — нарушив тишину, поинтересовался он, на что Белкет фыркнул с такой интонацией, которая красноречиво говорила «что за глупый вопрос, разумеется!».
Мужчина на неё хмыкнул чуть громче и сдержано улыбнулся уголками губ, прикрыв глаза и слабо кивнув.
— Действительно, о чём это я, — он с небрежностью в движениях потянулся к одному из ящиков в столе и вынул оттуда аккуратно сложенный конверт. — Ах да, твоя хозяйка в порядке? — как бы невзначай обронил он, открыв конверт и проверив, всё ли на месте и то ли письмо он достал. — В последний раз ты прилетел чем-то взволнованным, да и она так внезапно призвала тебя... — Чатлем из-под низу посмотрел на Белкета, и тот прочитал на дне его глаз тень легчайшего беспокойства.
Он вытянулся на лапках, расправив крылья и взмахнув ими, издав громкое «угу-угу!». Мужчина в замешательстве вскинул брови, пытаясь верно интерпретировать реакцию фамильяра. Несколько мгновений они прожигали друг друга взглядами, прежде чем он осторожно уточнил:
— Это значит «нет»? — Белкет согласно и очень довольно, что его правильно поняли, угукнул в ответ. Замешательство на чужом лице стало чуть более явным.
Ещё несколько мгновений Чатлем нечитаемым взглядом смотрел на Белкета. После же кивнул самому себе и потянулся за пером, развернув письмо. Дописав буквально несколько лаконичных строк, он всё также молча обратно свернул пергамент, вложив его в конверт и привязав к протянутой лапке совы. Как только эта нехитрая манипуляция была завершена, Белкет взмыл в воздух, вылетая в предусмотрительно оставленное открытым окно.
Отлетев на достаточное от дома расстояние, он издал ликующее громкое «угу-у-у!» и, если бы мог, широко улыбнулся. Белкет определённо мог гордиться собой.