Жертва (Улль/Хёд) (2/2)
— Я — Смерть! — грозно произнесла Хель, и её живой глаз блеснул опасным огнём, заставив Лив отшатнуться назад. — Я не торговка на базаре, чтобы со мной торговаться!
— Прости, госпожа, — девушка в смирении склонила голову, но голос её был полон отчаяния. — Я не хотела оскорбить тебя. Я просто… Мой бедный отец и без того испил до дна горькую чашу страданий. Я лишь хочу для него немного покоя. Чтоб он остался со своими детьми, отдавая им свою заботу и любовь. Он будет несчастен, и второй отец, вечный гость твоего чертога, будет несчастен из-за того, что мы остались здесь в одиночестве. И за меня вина поглотит его, и за новорожденного брата моего, что не познает ласки и любви родителя, кроме первых мгновений жизни, когда отец взял его на руки, — она подняла взгляд, бесстрашно и спокойно глядя в лицо Хель, пусть внутри всё сжималось от невыносимой тоски, боли и несправедливости.
Владычица долгим пристальным взглядом смотрела в лицо Лив. Словно её слова смогли поколебать её, и Хель задумалась над ними и своим решением. В конце концов взгляд её скользнул на тихого сонного младенца, которого сестра держала у своей груди, и Смерть хмыкнула, и горечью вспыхнул её живой блестящий глаз.
— Ты нравишься мне, Лив, дочь Хёда, — в конце концов произнесла Хель. — Твой отец близок мне, и я могу назвать его своим другом. Мой милый брат привязан к тебе, и в конце концов, я помню наше знакомство и то, какую роль ты сыграла в пленении моего родителя. Обман Одина и гордыня Фригг, — она мазнула взглядом по великой чете, — многим обошлись дорогой чашей страданий. Но я Смерть, девочка, я не могу отдать то, что принадлежит мне… без соизмеримой компенсации.
— О чём ты? — Лив вскинула брови, и Хель бесстрастно ответила:
— Две жизни за две жизни. Из-за обмана Одина Хёд не принадлежит мне полностью; Улль тоже ещё не ушёл безвозвратно. Однако и верхним мирам живых они не принадлежат также. Я не могу отпустить их, но если ты найдёшь две души, что добровольно захотят уйти ко мне раньше срока, я отпущу твоих отцов, и баланс не будет нарушен.
Робкая надежда вспыхнула в сердце Лив, но девушка тут же прикусила щёку: где же она найдёт кого-то, кто добровольно захочет умереть и уйти в мрачный Хельхейм, из которого нет возврата? На это понадобится целая вечность — и словно читая её мысли, Хель добавила:
— Но учти, Лив, дочь Хёда, — она бесстрастно посмотрела в растерянные, но наполняющиеся решимостью глаза Лив. — Есть у тебя лишь месяц на решение. Коль не успеешь, заберу я окончательно отцов твоих, и станешь собственному брату своему и матерью, и сестрой. Но ежели найдёшь подходящие души, отпущу я и Улля, и Хёда, и не скоро почту своим визитом ваш дом. Пока же, впрочем, станет Улль гостем моего чертога, как залог и плата, — на этих словах Хель исчезла, удалившись обратно в Хельхейм, оставив живых наедине со всем произошедшим только что.
Тяжёлую гнетущую мимолётную тишину прорезало детское хныканье, перерастающее в горький плач, и Лив опустила взгляд на проснувшегося брата в своих руках. Мальчик, словно чувствуя беду, приключившуюся с родителем, хныкал и кряхтел, и старшая сестра его в отчаянии крепко прижала к себе, целуя в тёплый лобик и жмуря глаза, стараясь унять боль в сжавшемся сердце.
— Не плачь, хороший мой, — лихорадочно прошептала она. — Я сделаю всё, чтобы отец наш вернулся к нам.
Отстранившись от плачущего младенца, Лив с болью посмотрела на отца. Его всё ещё держал растерянный Магни, который даже если и не питал к сводному брату братских чувств, всё же не желал ему смерти и чего дурного. Теперь же обмякшее тело его было в руках сына Тора, и потерянный взгляд скользил по умиротворённому бледному лицу, на котором не осталось и тени от каких-либо эмоций.