У меня есть сердце (Тирис|Чернокрылый) (2/2)
Он замолчал, и тяжёлая, болезненная тишина опустилась на пустошь. Мастер раскрывал перед Тирис нечто очень сокровенное и личное, то, что выходило за и без того широкие рамки, которые он доверил ей ещё в те далёкие дни, когда она была живой девочкой. И она видела — чувствовала — как тяжело ему давались эти слова.
— Что… что случилось дальше? — Тирис сделала ещё шаг навстречу, осторожно прервав молчание. Догадывалась, что ответ принесёт мастеру боль, и сострадание читалось в её глазах.
— Я был уверен, что они погибли так же, как все, сражаясь с демонами, прорвавшими нашу оборону, — отозвался тот. — Но я ошибался. Мои друзья остались верными мне до самого конца. Они забрали обломки моего меча и перековали его снова, спасая от бесчестья и забвения, веря, что я смогу вернуться за ним. Что ещё не всё потеряно. Что несмотря на гордыню одного, у нас будет шанс уцелеть.
Чёрные крылья совсем поникли, и голос стал едва слышен. Скорбь и сожаления, и боль — слуга Смерти всё ещё чувствовал. В чём-то он всё ещё был живым, и старые воспоминания, и открывшаяся правда заставляли его страдать. Могучая фигура сгорбилась и словно стала меньше, и Тирис в искреннем сострадании сделала предпоследний шаг ближе.
— Они отдали свои жизни за веру в меня, — мастер покачал головой. — А я все эти столетия не знал, какая судьба постигла их. Я слышал их голоса, записанное мне века назад послание, и всё, что у меня осталось — лишь память, медленно стирающая чёткие линии. Мои друзья — всё, что у меня было — погибли ради меня, а я даже не могу почтить их память.
Холодные руки осторожно коснулись чёрных тяжёлых одежд. В сочувствии и сострадании Тирис мягко обняла мастера там, где доставала по росту. Знала и разделяла боль существа, которому некогда (да и всегда на самом деле) также доверяла саму себя. Одиночество и неведение, и невозможность что-либо исправить или хотя бы попрощаться — да, она могла понять, какой раздрай царил в душе Вершителя, хранящей единственную и последнюю слабость.
— Мне очень жаль слышать это, мастер, — тихо произнесла Тирис. — Твои друзья поступили как герои.
— Им не стоило делать этого, — устало ответил Вершитель. — Я всё равно не смог вернуться.
— Они любили тебя, — возразила Тирис. — Они верили, что ты найдёшь способ сделать это. В конце концов, для них стало честью умереть за тебя, чем сражаться под предводительством тирана, обрёкшего всех на гибель.
— Они сделали для меня слишком много, — его голос снова надломился, и женщина утешающе погладила его по спине там, где доставала.
— И они не ошиблись, — она завершила мысль вместо него. — Пусть даже ты не можешь вернуться и не можешь ничего изменить, ты всё ещё существуешь и ты помнишь. Теперь ты знаешь правду и тем более не забудешь. Даже если тебе кажется, что всё было зря — это не так.
Под шорох одежд, вынудив Тирис несколько отстраниться, мастер опустился перед ней на колени. Склонил голову, скрытым вуалью лбом касаясь острого плеча женщины, и та печально, но тепло улыбнулась. Мягко обняла его в ответ, прижимая к себе и гладя по голове и плечам.
— Ты не один, мой господин, — произнесла негромко, чувствуя, как широкие ладони накрыли её лопатки и поясницу. — Раздели со мной свою боль. И я обещаю, я приму её и сохраню втайне от целого мира.